Арабелла Вейр - Дневник Жаклин Пейн

NB. Почему их предполагаемые читательницы должны обладать чувством юмора? При встрече с этой Рейчел надо быть настороже.

По дороге домой ухитрилась обойти стороной «Макдоналдс», а в награду просидела весь вечер у телевизора. Сколько шоу Опры[17] можно посмотреть в один вечер? Вот уж где колебания в весе! Им надо было бы определять темы в соответствии с ее размером: «Опра — жирные годы», «Опра — годы жестокой диеты», «Опра — гигантские годы»! Почему ей не стать просто безразмерной — ну как Ванесса Фелч[18], которая, похоже, не очень от этого страдает.

Уходя с работы, столкнулась с Тощей Кларой. Она весело подскочила ко мне как ни в чем не бывало: «Слышала, ты собираешься встретиться с Рейчел, вот здорово! Я просто завидую тебе. Мне бы тоже ужасно хотелось что-нибудь вроде этого. Но, к сожалению, обо мне в журнале не напишут, нет шансов». Она выпалила все это без намека на смущение или неловкость! Я уже была готова огреть ее зонтиком, но тут меня вдруг осенило: может ли быть, что она предложила мою кандидатуру, потому что мой размер больше четырнадцатого (правда, не всегда)? А может ли быть… возможно ли… что она… не видит ничего такого в том, что кто-то носит большие размеры? Может, она и правда искренне завидует мне? Может ли быть, что ей не нравится быть такой тощей (очень-очень, почти костлявой)? Неужели кто-то где-то может завидовать полной женщине? О нет, это мне просто снится. Никогда этому не поверю, кто бы это ни сказал, никогда.

Ужин в доме у человека, на которого я работаю, состоится завтра. Должна сказать, что я уже пребываю в жутком волнении и возбуждении ipso facto[19].

Хм… сомневаюсь, что это звучит очень по-оксфордски или по-кембриджски. Зря только я практиковалась на старой миссис М., она не могла удержаться от смеха и сказала, что я говорю, как в этих кошмарных фильмах по романам Джейн Остин. Буду говорить нормально, а еще лучше — не говорить вовсе: когда человек молчит, его скорее сочтут глубокомысленным и интересным, нежели скучным и глупым, ведь так?

Ни один вечер не запомнится мне так, как этот, чтоб мне провалиться! Явилась к Бауэрам в восемь пятнадцать, слава богу, не первая и не последняя, хоть эта гора упала с моих плеч. Я точно рассчитала время. Крутой Бауэр и его еще более крутая жена (крутая не в обычном смысле этого слова, — она из тех женщин, которые все держат под контролем, всем командуют, причем таким образом, что мужчины думают, будто они хозяева в доме, а на самом деле верховодит их половина) живут в одном из тех домов, что снаружи кажутся старинными, чуть ли не времен Тюдоров, а внутри современные. Широкого подъезда к их дому нет, только узенькая дорожка, и там была припаркована их машина, стало быть, я правильно сделала, что не одолжила «сааб» у Нижнего Парня, ведь тогда, чтобы эффект был полный, мне пришлось бы просить их передвинуть свою машину, а это выглядело бы грубовато. Когда я вошла, мне не сунули в руки поднос с напитками, так что передник остался у меня в сумочке (которая от этого слегка распухла; надеюсь, никто не подумал, что я принесла с собой пижаму на случай, если придется остаться на ночь).

Я не сказала бы, что остальные гости были на вид потрясающе шикарны (или стройны) или принадлежали к сильным мира сего. Там были: коллега (мужского рода) миссис Бауэр по школе, в которой она преподает, с женой — Джеймс и Элисон Пил (кажется, Пил, хотя сейчас я в этом не уверена), и сосед Бауэров Дэвид Мендерс, женатый, но прибывший в единственном числе, поскольку его супруга «поехала навестить свою мать». Он неизвестно зачем упомянул об этом в моем присутствии трижды, очевидно, давая мне понять, что он вовсе не «свободный парень на данный вечер», хотя и пришел один. Видно, боялся, что я сразу же, по причине своего одиночества, наброшусь на него и ему придется оказывать упорное сопротивление. В ходе этого нудного вечера (именно нудного) я поняла, что крутая жена Крутого Бауэра обращается с ним довольно круто. Каждый раз, когда он что-нибудь произносил, наполнял свой бокал, клал себе на тарелку овощи или еще что-нибудь, она замолкала на полуслове и бросала на него убийственный взгляд типа: «Что ты, черт возьми, делаешь?» Она относится к людям, которые каждый раз, произнося слово «дорогой», выдавливают его из себя, скрипя зубами, так что это ласковое слово звучит как «дерьмо собачье». Крутой Бауэр беседовал со мной и Дэвидом Мендерсом, когда она вдруг прервала его: «Дорогой, ты уверен, что у всех в бокалах достаточно вина?» Но прозвучала эта фраза как: «Послушай, ты, придурок, неужели я все должна делать сама?» Возвращаясь домой, я подумала: может, Бауэр пригласил меня, потому что я такая же нудная, как остальные его гости? Но потом поняла, что скорее всего ему не позволено иметь друзей вне юрисдикции жены, и с его стороны это была отчаянная попытка, своего рода вызов — пригласить неизвестную ей гостью. Мне стало искренне жаль мистера Б.; узнав, что он женат на фельдфебеле в юбке, я стала относиться к нему гораздо лучше.

NB. Сочувствие к Бауэру не сулит мне ничего хорошего, теперь, когда я его пожалела, на работе мне придется туго: что бы он ни поручил мне, я буду стараться все выполнять, считая своим долгом облегчить его жизнь. Такой уж у меня характер. Например, прочитав, что у супермаркетов «Сэйнсбери» упали доходы, я из сочувствия накупила у них кучу товаров, которые были мне абсолютно не нужны.

Эти несчастные «курсы правильной самооценки» начинаются на следующей неделе. Прекрасно, просто жду не дождусь. Наступили холода, стало быть, мне придется носить теплую одежду и я буду выглядеть в два раза толще, чем на самом деле, а на этих курсах все решат, что потому-то я сюда и пришла. С другой стороны, может, кто-то думает, что у людей с маленьким задом самооценка занижена?

Сегодня обедала с Рейчел Лоу, она была очень остроумно одета: я так и не смогла понять, толстая она или худая. Руки и лицо у нее не толстые, но ведь и у меня они тоже не толстые, так что это еще ни о чем не говорит. Главное — она не шести футов росту и не тоненькая, как былинка. Как выяснилось, ее журнал ориентирован на рядовых женщин нормального размера (от четырнадцатого до восемнадцатого — но разве это нормально?).

Она хочет написать статью о женщинах, работающих там, где их имидж играет известную, но не решающую роль для карьеры. Статья будет обо мне, о менеджере по продажам в магазине одежды и о стюардессе (не помню, чтобы встречала хоть одну толстую стюардессу).

Откровенно говоря, мне хотелось бы увидеть статью о себе, о том, какая сложная и важная у меня работа, как обычно пишут в журналах. Но я совсем не в восторге от того, что появлюсь там в категории «крупных». Это все равно что повесить себе на шею плакат с надписью: «Я толстая, если вы сами этого еще не заметили». Как говорят алкоголики: если ты не признаешься в этом, значит, ты этого не делаешь. Звучит вполне подходяще.

Видела на работе мистера Бауэра, поблагодарила и передала его жене открытку с благодарностью. Мне пришлось переписывать ее семнадцать раз, прежде чем я решила наконец, что она выглядит нормально. Я трепетала при мысли, что получу ее назад с исправленными красным карандашом грамматическими и стилистическими ошибками. Бедный старый Бауэр, удивляюсь, что она до сих пор не прислала школьного надзирателя, чтобы тот контролировал его деятельность в фирме.

Чуть было не написала Энди про ужин у Бауэра, потом раздумала: он может подумать, будто я хвастаюсь, или что у меня с ним роман, или что я стала карьеристкой.

Говорила с Салли, она считает, что статья в журнале — грандиозная идея. Она сказала: «Послушай, ты не толстая. Конечно, ты не Кейт Мосс[20], но таких, как ты, в стране три четверти или даже еще больше. Во всяком случае, это будет забавно». Может быть, и забавно, но для кого? Мамуля позвонит мне и скажет, что сидела в парикмахерской, не смея поднять головы. Мол, каково, по-моему, иметь дочь, которая гордится тем, что ее публично включили в молчаливое большинство «крупных» женщин? Она, наверно, предпочла бы, чтобы я стала членом ИРА[21], по крайней мере, имена их руководителей держат в секрете. Видно, по ее мнению, лучше быть террористкой, чем толстухой.

Ах, я соглашусь по двум причинам: а) эту статью никто не увидит; б) глупо упускать такую возможность лишний раз досадить мамуле.

Позвонила Рейчел Лоу и сказала, что согласна фигурировать в статье. Почувствовала себя странно, как-то не в своей тарелке, как бы довольной собой… хм… может, это и есть чувство самоуважения?

Вчера утром буквально стащила сама себя с постели — курсы правильной самооценки начинаются в девять, а ехать надо чуть ли не через весь город. Не хотела опаздывать, чтобы все уставились на меня, когда войду. Действо происходит в мрачном казенном здании с огромным количеством комнат, битком набитых людьми в жутких матерчатых тапочках, которые занимаются этой китайской хреновиной, двигаясь на манер регулировщиков уличного движения. Кажется, это называется тай-ши, или то-фу, или ти-дайд, типа того. Целый час искала свою аудиторию, не хотела никого спрашивать — слишком нелепо звучит. В результате заблудилась и ухитрилась прийти последней, и, разумеется, все уставились на меня. Я просунулась в дверь — застряла наполовину в коридоре, наполовину в комнате, не зная, как бы мне проскользнуть в помещение, где куча народу сидит кружком и таращит на меня глаза. Наконец руководитель Бернард (с таким именем правильная самооценка просто необходима) указал рукой на один из незанятых стульев. Я прошмыгнула в комнату и уселась. Затем Бернард велел нам взять доску и фломастер, лежащие под каждым стулом. На своей доске он написал: «Напишите свое имя и чего, по-вашему, вам не хватает. Потом держите доску у себя на коленях. На этом этапе не говорите ни слова». Как это? Нельзя даже расслабиться? Выпить кофе, слегка поболтать, перед тем как начать обнажать душу перед незнакомыми людьми? Может, я что-нибудь пропустила? Я и опоздала-то всего на пятнадцать минут. Неужели нас бросили как котят в воду? Вконец затерроризированная этими указаниями, я готова уже была написать на своей доске: «На мне килограмм взрывчатки, приказываю всем покинуть помещение, иначе я взорву его». Чтобы прекратить это безобразие. Но потом поняла: из-за того, что я опоздала, Бернард решил на моем примере проиллюстрировать, «неудачные способы привлечения к себе внимания». Под конец решила, что буду смотреть на других и делать, как они, может, и сойдет. Никак не смогла определить, чего мне особенно не хватает, и написала: «Жаклин М. Пейн. Всего». Это оказалось моей первой большой ошибкой. Мне определенно нужно было выбрать взрывчатку. Очевидно, каждый из присутствующих уже прошел восемьдесят миллионов разновидностей подобных курсов и мог бы, если потребуется, писать книги на тему, чего ему не хватает. Закончив писать, я оглядела комнату. И что же я увидела? «Джонатан. Смелости претендовать на собственное место в отношениях между людьми». «Марсия. Способности чувствовать себя особенной в общем контексте». «Харольд. Уверенности в том, что я достоин поощрения за свою индивидуальность». Прочитав все надписи, я почувствовала себя здесь чужой. Откуда они все знают, что делать? Я с ужасом подумала, что попала не в ту аудиторию, на занятия по самолюбованию. После того как Бернард показал, куда мы должны положить свои доски, он наконец заговорил (к моему удивлению, он оказался американцем). Он сообщил, что мы будем играть в игру «статус», и раздал нам карточки с цифрами от единицы до десяти. Каждый должен был скрывать от других, какой у него номер, ходить по комнате, разговаривать по очереди с остальными и по их ответам догадаться, какой у кого номер. Мамуля придумала еще один гениальный способ помучить меня, но на этот раз он был предложен мне в качестве подарка.

Мне достался номер шесть. Я понятия не имела, как должна вести себя эта чертова шестерка, и ждала, чтобы посмотреть, что будут делать остальные, чтобы, согласно их поведению, определить свой статус. Может, это не лучший способ достижения высокой самооценки? Не думаю, что ты должен постоянно оценивать себя по сравнению с другими. Что ж, это не был тест, и мне вовсе не хотелось выглядеть посредственной и услужливой (какой, вероятно, и должна быть шестерка), чтобы в конце концов узнать, что все — десятки. Тем не менее смотреть и ждать, что будут делать другие, — и есть характерная черта шестерок. После этого у нас был перерыв на ланч, все пошли есть, независимо от номера, который получил каждый, кроме Харольда, который, скорее всего, получил единицу, потому что, пока мы играли, он стоял в углу и плакал. В кафе рядом со мной уселась обалденно красивая девица. Я не могла вспомнить, что она написала на своей доске, но выяснилось, что это не проблема, потому что она, едва раскрыв рот, сразу выложила, что настоящая ее проблема — не отсутствие решимости (как она, оказывается, написала на своей доске), а отсутствие уверенности в том, что мужчины любят ее ради нее самой, такую, как она есть, а не из-за ее внешности, ее тела. Только она не смогла выразить это на своей доске. О, господи! Как же ей тяжело живется, бедняжке, не жизнь, а сплошная мука!