Мэри Гордон Ховард оглядела комнату, и на ее лице появилось выражение триумфа.

— Сейчас, если вопросов больше нет, я с радостью подпишу ваши книги.

Вопросов больше не было: все были слишком напуганы властностью и авторитетом писательницы. Я встала в очередь, прижимая к груди мамин «Консенсус». Главный библиотекарь, мисс Детутен, которую я знаю еще с детства, стояла рядом с Мэри Гордон Ховард, подавая ей книги. Писательница подписала несколько книг, после чего с выражением досады на лице повернулась к мисс Детутен и проворчала:

— Боюсь, что им уже не поможешь — темные, непросвещенные домохозяйки.

К этому моменту я была уже третьей в очереди и все прекрасно слышала:

— О нет! Это совсем не так.

Я хотела рассказать ей о своей матери, о том, как «Консенсус» изменил ее жизнь. Мисс Детутен сжалась и зарделась от смущения, затем обернулась и заметила меня:

— Это же Кэрри Брэдшоу, — объявила она слишком счастливым голосом, словно она была рада, что я здесь, потому что Мэри Гордон Ховард хотела бы со мной познакомиться.

Мои пальцы впились в книгу, я не могла пошевелиться, а на лице застыла глупая, застенчивая улыбка. Гордон, как я сейчас стала ее про себя называть, посмотрела в мою сторону и продолжила подписывать книги.

— Кэрри собирается стать писательницей, — разглагольствовала Детутен.

— Это так, Кэрри?

Я кивнула и неожиданно привлекла внимание Гордон. Она даже отложила ручку.

— И почему? — спросила она.

— Извините? — прошептала я. Мое лицо горело.

— Почему ты хочешь стать писателем?

Я смотрела на мисс Детутен в поисках поддержки, но она выглядела так же испугано, как и я.

— Я… я не знаю.

— Если у тебя нет достойной причины, чтобы стать писателем, то забудь об этом, — огрызалась Гордон. — Писатель должен иметь что-то, что он хочет рассказать людям. И лучше, если это будет что-то интересное. Если ты не можешь сказать ничего интересного, то зачем тебе быть писателем. Начни заниматься чем-нибудь полезным. Стань, например, врачом.

— Спасибо, — прошептала я.

Гордон потянулась к книге моей мамы. В какой-то момент я подумала о том, чтобы схватить ее и убежать, но я была слишком испугана. Гордон небрежно надписала свое имя резким, мелким почерком.

— Спасибо, что пришла, Кэрри, — сказала мисс Детутен, отдавая мне книгу.

Во рту у меня пересохло, поэтому я могла только кивнуть, после чего, спотыкаясь, побрела прочь. Я была слишком слаба, чтобы ехать на велосипеде, поэтому я села на обочину, пытаясь восстановить силы. Я ждала, пока ядовитые волны стыда за то, что я стояла там и молчала, накроют меня, и, когда они прошли, вновь почувствовала свое тело и начала мыслить, но у меня было ощущение, что вся моя прежняя система координат разрушена и я не знаю, что мне делать дальше. Потом я села на велосипед и поехала домой.

— Как съездила? — шепотом спросила меня мама позже, когда была в сознании. Я сидела на стуле рядом с ее кроватью и гладила ее руку, думая, что она всегда хорошо заботится о руках, даже сейчас, если смотреть только на ее руки, никогда не догадаешься, что она тяжело больна. Я пожала плечами:

— У них не было нужной мне книги.

— Может быть, в следующий раз.

Я так и не сказала маме, что ходила на встречу с ее кумиром — Мэри Гордон Ховард, что та подписала ее книгу. И конечно, мама так и не узнала, что Мэри Говард Ховард не была феминисткой. Разве можно быть феминисткой и обращаться с другими женщинами, как с грязью? В этом случае ты оказываешься просто дрянной девчонкой вроде Донны ЛаДонны. Я никому так и не рассказала о том, что произошло. Но эта история осталась со мной, как страшная порка, которую можно заставить себя выкинуть из головы, но следы на теле никогда не дадут окончательно о ней забыть.

Я до сих пор чувствую обиду и стыд, когда думаю об этой встрече. Я хотела, чтобы Мэри Гордон Ховард спасла меня, но это было так давно, а я уже совсем не та девочка, я не должна чувствовать себя пристыженной. Я переворачиваюсь на другой бок, кладу подушку под щеку и опять думаю о Себастьяне. Меня больше не нужно спасать.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Конкуренция

— Я слышала, Донна ЛаДонна встречается с Себастьяном Киддом, — говорит Лали, поправляя очки для плавания.

Что? Я пробую ногой воду в бассейне, поправляю лямки своего купальника «Спидо» и пытаюсь успокоить себя.

— Правда? — спрашиваю я, придавая твоему голосу будничность. — Откуда ты это взяла?

— Она сказала двум Джен, а они растрепали всем остальным.

— Может, она все выдумывает, — говорю я, разминая ноги.

— Зачем ей это нужно?

Я пожимаю плечами, и мы с Лали занимаем соседние дорожки.

— На старт… Внимание… Марш! — командует тренер Нипси, и, когда мы с Лали одновременно прыгаем в воду, я вдруг кричу: «Я была на свидании с Себастьяном Киддом». И успеваю заметить выражение шока на лице Лали, когда она животом плюхается в воду.

Вода холодная, около двадцати трех градусов. Я проплываю одну дорожку, разворачиваюсь и, когда вижу, что Лали меня догоняет, начинаю усиленно грести. Лали плавает лучше меня, зато я лучше ныряю. Мы дружим уже почти восемь лет и очень много времени проводим вместе. Перед соревнованиями мы встаем в четыре утра, проглатываем странную стряпню из сырых яиц, которая делает нас сильнее, и раскрашиваем наши лица в цвета школы. Летом мы ездим в специальные лагеря для пловцов, где веселимся по полной: меняемся одеждой и обувью, придумываем смешные танцы и демонстрируем их на дискотеках. На нас кричат тренеры, ругаются матери, из-за нас плачут маленькие дети. Нас определенно считают плохим тандемом, но мы все еще вместе, и никто не смог помешать нашей дружбе.

Мы плывем восемь изнурительных кругов разными стилями. Лали обходит меня на шестом круге, и, когда я, наконец, доплываю до финиша и дотрагиваюсь рукой до стенки, она уже стоит надо мной.

— Хороший способ сорвать соревнование, — говорит она, хлопая меня по ладони.

— Кроме того, что это правда, — говорю я, сгребая полотенце и вытирая голову.

— Что?

— Вчера вечером он пришел ко мне домой. Мы съездили в музей, а затем отправились к нему домой, где полночи целовались.

— Ага. — Она сгибает ногу, похлопывает себя по бедру, чтобы снять напряжение с мышц, и начинает делать растяжку.

— И он провел лето в Риме. И… — я оглядываюсь, чтобы убедиться, что никто нас не подслушивает, — он грызет ногти.

— Ну, хватит, Брэдли.

— Лали, — шепчу я. — Я серьезно.

Она перестает тянуться и пристально смотрит на меня. Сначала мне кажется, что Лали сердится, но потом она ухмыляется и выпаливает тоном:

— Да ладно, Кэрри. С чего бы это Себастьян стал встречаться с тобой?

На какое-то мгновение мы обе ошеломлены этими ужасно неловкими словами. Так бывает между друзьями, когда вы как будто встаете по разные стороны баррикад. Что будет дальше? Ты говоришь что-то противное, чтобы защищаться. Она говорит что-то жестокое из вредности. Ты задумываешься, а будете ли вы после этого вообще разговаривать. Но возможно, она это имела в виду, поэтому ты даешь ей еще один шанс.

— А почему бы и нет? — спрашиваю я, пытаясь прояснить ситуацию.

— Только из-за Донны ЛаДонны, — говорит она. — Я имею в виду, если он встречается ней… Тебе бы тоже показалось странным, что он встречается с кем-то еще.

— Может, между ними ничего нет.

У меня сжимается горло. Я так ждала, когда смогу рассказать Лали о нашем свидании, все в мельчайших подробностях, что он сказал и что сделал, — но сейчас не могу. Что, если он действительно встречается с Донной ЛаДонной? Я буду выглядеть как полная дура.

— Брэдшоу! — кричит тренер Нипси. — Что, черт возьми, с тобой сегодня происходит? Быстро на трамплин.

— Прости, — говорю я Лали, как будто в чем-то виновата, беру полотенце и иду к мостикам для прыжков.

— Мне нужно, чтобы к четвергу ты научилась делать половину сальто назад и пируэт! — кричит тренер Нипси.

Великолепно. Я поднимаюсь по ступенькам, ведущим к трамплину, пытаясь представить прыжок. Но вместо этого у меня в голове воспоминания о той ночи в «Эмеральд», когда Донна ЛаДонна и Себастьян целовались у всех на виду. Может, Лали права: зачем ему добиваться моей благосклонности, если у него есть Донна ЛаДонна? Хотя, может, он и не встречается с ней, и Лали просто пытается ввести меня в заблуждение. Но зачем ей это делать?

— Брэдшоу! — кричит тренер Нипси. — Я не могу ждать тебя целый день.

Ну, хорошо. Я поднимаюсь еще на четыре ступени, отталкиваюсь левой ногой и подпрыгиваю вверх и вперед. Как только я оказываюсь в воздухе, я понимаю, что прыжок будет ужасным. Мои руки и ноги разлетаются в разные стороны во время исполнения сальто, и я плюхаюсь в воду, ударяясь головой и спиной.

— Ну и что это было, Брэдшоу? Ты даже не стараешься, — распекает меня тренер Нипси.

Обычно я стойко переношу удары, но сейчас у меня в глазах стоят слезы, и я не уверена, что это только из-за боли от неудачного входа в воду — мое эго уязвлено не меньше моей спины. Я смотрю на сидящую на трибуне Лали, надеясь на сочувствие, но она не обращает на меня никакого внимания. И представьте мое удивление, когда буквально в футе от нее я вижу Себастьяна. Почему он продолжает появляться так неожиданно? Я решительно не готова к этому.

Я возвращаюсь назад на мостик, не осмеливаясь даже посмотреть на него, но я чувствую, он не отрывает от меня глаз. Моя вторая попытка выходит немного лучше, и, когда я вылезаю из воды, вижу, что Лали и Себастьян разговаривают. Лали смотрит на меня и поднимает руку с зажатым кулаком, чтобы подбодрить меня:

— Давай, Брэдли!

— Спасибо, — машу я в ответ.

Себастьян перехватывает мой взгляд и подмигивает.

Мой третий прыжок получается совсем неплохо, но Лали и Себастьян слишком увлечены беседой, чтобы заметить это.

— Эй, — говорю я, выжимая воду из волос, перешагивая через ряды кресел, чтобы добраться до них.

— О, привет, — говорит Лали, как будто она меня сегодня еще не видела. Сейчас, когда Себастьян здесь, мне кажется, она должна чувствовать неловкость за то, что наговорила.

— Было больно? — спрашивает Себастьян, когда я сажусь рядом с ним. Он гладит меня по голове. — Со стороны это выглядело ужасно.

Я смотрю на Лали: ее глаза расширяются.

— Да ну, ерунда, — пожимаю я плечами. — Такое часто случается.

— Мы только что разговаривали о той ночи, когда лазили на коровник, — говорит Лали.

— Вот это было шоу, — подхватываю я, пытаясь вести себя так, как будто все в порядке вещей, словно я нисколько не удивлена, что Себастьян ждет меня здесь.

— Хочешь, я подвезу тебя домой? — спрашивает он.

— Конечно.

Он провожает меня до двери в раздевалку, и мне становится легче: я вдруг понимаю, что злилась из-за того, что он разговаривал с Лали, а я не хочу его ни с кем делить. Ведь мы так мало знакомы, поэтому все время должны проводить вместе. И затем я чувствую себя ужасно: как вообще я могу так думать, ведь Лали — моя лучшая подруга.

Чтобы лишний раз не встречаться с Лали, я решаю пройти к парковке через спортивный зал. Я так и не досушила волосы, а джинсы, надетые на мокрое тело, неприятно липнут к бедрам. Я вижу машину Себастьяна — она на противоположном конце стоянки — и направляюсь к ней. Вдруг прямо передо мной проезжает и останавливается бежевая «Тойота». Открывается окно, и из него высовывается Джен Эс.

— Привет, Кэрри, — как ни в чем не бывало говорит она. — Куда идешь?

— Никуда.

Из-за нее выглядывает Джен Пи:

— Хочешь съездить в «Гамбургер Шэк»?

Я одариваю их скептическим взглядом. Они никогда раньше не предлагали мне сходить в «Гамбургер Шэк», черт, да они вообще никогда никуда меня не приглашали. Они что, действительно думают, что я идиотка?

— Я не могу, — неясно отвечаю я.

— Почему нет?

— Мне нужно идти домой.

— Но у тебя же найдется время на гамбургер, — говорит Джен Эс. Возможно, все дело в моем воображении, но я слышу легкую угрозу в ее голосе.

Себастьян нажимает на клаксон. Я подпрыгиваю от неожиданности. Джен Эс и Джен Пи обмениваются взглядами.

— Залезай, — настаивает Джен Пи.

— Действительно, девчонки, спасибо, но как-нибудь в другой раз.

Джен Эс свирепо смотрит на меня. И в этот раз в ее голосе определенно слышится враждебность.

— Делай, как тебе нравится, — говорит она и поднимает стекло.

Затем они просто сидят в машине и смотрят, как я иду к машине Себастьяна и сажусь в нее.