Кэндес Бушнелл - Дневники Кэрри

— Да уж, — говорю я с горечью.

Фраза Лали «Я нужна ему» отдается звоном в ушах. Открываю ящичек для перчаток и достаю из него сигарету. Руки дрожат.

— Знаешь, что самое страшное? Если бы она это не сделала, я бы и сама по-прежнему с ней дружила.

— И что?

— Странно, не находишь? Дружишь с кем-то так долго, а потом раз — он делает что-то такое, и дружбе конец. А раньше этот кто-то был нормальным человеком. По крайней мере, ты так думал. Так что приходится гадать, всегда ли этот человек мог поступить с тобой плохо и просто ждал подходящего случая или это происходит неожиданно для него самого. Тогда, получается, человек остается нормальным, просто ты ему больше не можешь доверять.

— Кэрри, Лали так поступила, — говорит Мэгги так, словно ей приходится объяснять мне азбучную истину. — Значит, она плохой человек. Просто раньше ты этого не замечала. Но рано или поздно ты бы это поняла.

Мэгги притормаживает, когда в поле зрения появляется кирпичный фасад дома Себастьяна. Мы медленно проезжаем мимо. Красный пикап Лали стоит в проезде за желтым «Корветом» Себастьяна. Меня сводит судорога, словно я получила удар в живот.

— Я тебе говорила, — говорит Мэгги с видом триумфатора. — Надеюсь, теперь ты начнешь вести себя, как нормальный человек, и признаешь, что тебе нужно ее ненавидеть?

День второй. Я просыпаюсь злая и разбитая. Всю ночь мне снился сон, в котором я пыталась ударить Себастьяна по лицу, но никак не могла дотянуться.

Я лежала в постели, никак не решаясь встать. В голове не укладывается, что мне приходится жить в новых обстоятельствах. Это когда-нибудь закончится?

Они наверняка придут сегодня в школу. Я не могу не появляться в раздевалке и не ходить на математику два дня подряд.

Прибываю в школу. Решаю выкурить сигарету, прежде чем встретиться с ними. Вероятно, Себастьяну пришла в голову та же мысль. Когда я захожу в амбар, застаю их там вместе с Лали. Они с Уолтом сидят у стола для пикников.

— Привет, — говорит он как ни в чем не бывало.

— О, отлично! — восклицает Уолт нервно. — У тебя есть сигареты?

— Нет, — отвечаю я, прищуриваясь. — А у тебя?

Лали пока никак не реагирует на мое появление.

— Возьми у меня, — предлагает Себастьян, протягивая пачку.

Я смотрю на него с подозрением, но сигарету беру. Он открывает крышку зажигалки с изображением вставшей на дыбы лошади и дает мне прикурить.

— Спасибо, — говорю я, глубоко затягиваясь и выпуская дым.

Что они здесь делают? На секунду у меня возникает смутная надежда, что они пришли, чтобы извиниться, что Себастьян признает, какую он совершил ошибку, а то, что я видела два дня назад, не то, о чем я подумала. Но вместо этого он украдкой кладет ладонь на запястье Лали, потом спускается ниже и берет ее за руку. Она несмело поглядывает в мою сторону, на губах появляется неуверенная улыбка. Это тест, понимаю я. Они проверяют, как далеко можно зайти прежде, чем я взорвусь.

Я стараюсь не смотреть на них.

— Слушай, — говорит Себастьян Уолту. — Лали сообщила мне, что ты сделал серьезное заявление перед Новым годом…

— Ой, да заткнись ты, — обрывает его Уолт.

Он бросает сигарету и уходит. Я поднимаю руку, бросаю окурок на землю и давлю его ногой.

Уолт ждет меня на улице.

— Я хочу сказать тебе только одно слово, — говорит он. — Месть.

Проходит неделя. Каждый раз, когда я встречаю Лали, мое сердце начинает биться учащенно, и становится страшно. Появляется чувство, что жизнь моя в опасности. Я старательно избегаю ее. На деле это означает, что мне приходится постоянно ее высматривать. Я обшариваю взглядом холл, ища глазами ее голову со взбитыми на макушке волосами. Мало того, я постоянно оглядываюсь, нет ли за спиной ее красного пикапа, и даже заглядываю под закрытые дверцы кабинок в туалете, проверяя, нет ли там знакомой обуви.

Я так хорошо знаю Лали. Мне знакома ее походка, я помню, как она размахивает руками возле лица, когда старается объяснить что-то важное, знаю, что ее передние зубы слишком вызывающе торчат вперед. В общем, я могу отличить Лали в толпе, даже если она будет от меня на расстоянии мили.

При всех моих предосторожностях мы дважды сталкиваемся лицом к лицу. Каждый раз у меня перехватывает дыхание, и мы стараемся не смотреть друг на друга, расходясь, как два безмолвных айсберга в тумане. Я постоянно слежу за Лали, когда она на меня не смотрит.

Мне не хочется наблюдать за ней, но я не могу себя преодолеть.

Они с Себастьяном больше не садятся рядом с нами во время ланча.

Они не каждый день ходят в школьную столовую. Иногда, поднимаясь в гору, на которой стоит наш амбар, я наблюдаю, как желтый «Корвет» Себастьяна отъезжает от школы, и вижу на пассажирском сиденье Лали. В столовой они теперь сидят с двумя Джен, Донной ЛаДонной, Синтией Вианде и Тимми Брюстером. Может быть, Себастьян всегда считал, что это его компания, но из-за меня не мог с ними общаться. Кто знает, возможно, именно поэтому он предпочел меня Лали.

Кстати, последнее время Джен Пи ведет себя странно. Однажды она села за наш стол во время ланча. Во время еды она хихикала и вела себя так, словно мы с ней закадычные подруги.

— Что произошло между тобой и Себастьяном? — спросила она, сгорая от девичьего любопытства. — Мне казалось, у вас все хорошо.

На лице ее при этом воцарилось такое неискреннее, такое лицемерное выражение — просто любо-дорого посмотреть.

Потом она спросила Питера и Мэгги, не хотят ли они стать членами комитета по организации выпускного вечера для учеников старших классов.

— Конечно, — ответил Питер и повернулся к Мэгги за одобрением.

— Почему бы и нет! — воскликнула Мэгги.

Странно услышать такое от человека, который так ненавидит вечеринки, что не может заставить себя выйти из машины, чтобы пойти на одну из них. Иногда я спрашиваю себя, не начинаю ли я ненавидеть всех и каждого. На самом деле, есть только два человека, с которыми я могу находиться рядом, — Уолт и Мышь. С Уолтом мы над всеми насмехаемся. Свободное время мы проводим в своем амбаре. Мы смеемся над тупостью Тимми Брюстера, над родимым пятном на шее Джен Пи и над тем, как глупо со стороны Мэгги и Питера было согласиться вступить в комитет по организации вечера. Обсуждая выпускной, мы обещаем себе, что бойкотируем его, потом решаем, что все-таки пойдем, но все вместе, и оденемся при этом, как панки.

В среду после полудня Питер останавливается возле моего шкафчика, пока я копаюсь в нем.

— Эй, — спрашивает он голосом, который тут же вызывает подозрение, что он пытается сделать вид, будто ему неизвестно, что произошло между мной и Себастьяном. — Ты идешь на встречу авторов газеты?

— А что? — спрашиваю я, соображая, что, вероятно, спросить об этом его подговорила Мэгги.

— Подумал, ты захочешь пойти, — отвечает он, пожимая плечами. — Впрочем, не мое это дело.

Он уходит, а я продолжаю стоять, пристально глядя в глубину шкафчика. Потом я захлопываю дверь и бросаюсь вдогонку. Нет уж, я не дам ему так легко закончить разговор.

— Что ты думаешь по поводу Себастьяна и Лали? — спрашиваю я, догнав его.

— Я думаю, что мы в выпускном классе.

— В смысле?

— В смысле, не так уж все это и важно. Время, проведенное в выпускном классе, — для многих не самое лучшее воспоминание. Но это лишь короткий промежуток жизни. Через пять месяцев у нас начнется другая жизнь. Через пять месяцев у всех будут другие заботы.

Тут он не прав. Кое для кого пережитое останется в памяти надолго. Например, для меня.

Вслед за ним я поднимаюсь по лестнице в кабинет, где происходит встреча авторов. Никто, похоже, не удивлен тем, что я пришла. Я сажусь у стола. Мисс Смидженс кивает мне. Вероятно, она перестала придавать серьезное значение обязательному посещению. Первая половина года прошла, и, наверное, уже не стоит слишком сильно стараться.

Входит малышка Гейл и садится возле меня.

— Я расстроена, — говорит она.

О, господи. Даже младшие знают обо мне и Себастьяне? Все хуже, чем я думала.

— Ты говорила, что напишешь статью о группе поддержки. Сказала, что выведешь Донну ЛаДонну на чистую воду. Ты вроде бы…

— Я много чего говорила, так ведь?

— Зачем же ты так сказала, если у тебя на самом деле не было намерения…

Я приложила палец к губам, чтобы она замолчала.

— Я не говорила, что не буду писать. Я просто пока не нашла для этого времени.

— Значит, ты все-таки напишешь?

— Посмотрим.

— Но…

Внезапно я понимаю, что больше не хочу терпеть приставания Гейл. Не думая, я делаю то, что мне всегда хотелось сделать, но я никогда себе этого не позволяла: собираю книги, встаю и ухожу. Легко и просто, даже ни с кем не попрощавшись.

Как хорошо.

Стуча каблуками, я сбегаю вниз по лестнице и выхожу на улицу, чтобы глотнуть холодного зимнего воздуха.

Что теперь?

Надо пойти в библиотеку. Это одно из немногих мест, где воздух не испорчен присутствием Себастьяна или Лали. Она никогда не любила ходить в библиотеку. А когда Себастьян однажды зашел туда со мной, я была счастлива.

Буду ли я когда-нибудь снова счастлива?

Не думаю.

Спустя несколько минут я осторожно пробираюсь через слякоть перед входом в библиотеку. Навстречу попадается несколько человек. Похоже, в библиотеке сегодня много посетителей. Милая библиотекарша, мисс Детутен, стоит возле лестницы.

— Привет, Кэрри, — говорит она. — Давненько тебя не было видно.

— Было много дел, — бормочу я.

— Ты пришла на занятия по фотографии? Если да, то поднимайся по лестнице.

Занятия по фотографии? Почему бы и нет? Я всегда этим интересовалась, хотя не могу сказать, что очень сильно.

Я поднимаюсь, чтобы заглянуть в помещение, где будет лекция. Комната небольшая, в ней стоит около двадцати складных стульев.

Большая часть уже занята людьми разного возраста. Наверное, занятия организованы специально для того, чтобы люди ходили в библиотеку. Я сажусь в последнем ряду. Возле стола стоит достаточно симпатичный лектор с темными волосами и тонкими усиками. На вид ему лет тридцать. Он оглядывает комнату и улыбается.

— Отлично. Похоже, все в сборе, — начинает он. — Меня зовут Тод Апскай. Я профессиональный фотограф, работаю в городе, точнее, в газете «Каслбери Ситизен». Я считаю себя фотохудожником, но также занимаюсь съемкой свадеб. Так что, если кто-нибудь из ваших знакомых собирается устроить свадьбу, вы можете смело направлять их ко мне.

Фотограф привычно улыбается, видимо, это его дежурная шутка. Публика одобрительно посмеивается.

— Курс рассчитан на двенадцать недель, — продолжает он. — Мы будем встречаться раз в неделю. К каждому занятию вы будете делать фотографии, печатать их и показывать мне, а потом мы будем обсуждать, что получилось и что…

Он обрывает фразу на полуслове и смотрит в конец комнаты. По лицу фотографа понятно, что он чем-то приятно удивлен.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть. О, нет. Только не это. В дверях стоит Донна ЛаДонна. На ней толстый стеганый пуховик и наушники, отороченные кроличьим мехом.

Какого черта она здесь делает?

— Простите, я опоздала, — говорит она чуть слышно.

— Нет проблем, — отвечает Тод Апскай, улыбаясь необыкновенно широко. — Подыщите место и садитесь. Например, туда.

Фотограф указывает на пустой стул, стоящий рядом со мной.

Черт.

Пока Донна ЛаДонна снимала пуховик и наушники, приглаживала волосы и запихивала под стул сумку с камерой, я ни разу не вздохнула. Нет, это все не со мной происходит.

— Итак, — продолжает Тод Апскай, хлопая в ладоши, чтобы привлечь внимание всех присутствующих. — У кого есть камера?

Несколько человек, включая Донну, поднимают руки.

— У кого нет?

Я поднимаю руку, гадая, сколько времени понадобится, чтобы выбраться из комнаты.

— Отлично, — продолжает Тод. — Сейчас мы сформируем команды. Те, у кого есть камеры, выберут себе пару из тех, у кого камер нет. Например, вы, мисс, — кивает фотограф в сторону Донны. — Почему бы вам не взять в пару девушку, сидящую рядом?

Девушку?

— Когда пары сформируются, мы выйдем на улицу и сделаем снимки природы. Можно выбрать дерево, корень или что-нибудь другое. Главное, чтобы предмет как-то вас заинтересовал, чтобы заработало воображение. У вас пятнадцать минут, — заключает Тод.

Донна поворачивается ко мне, ее губы приоткрываются, на лице появляется улыбка. Возникает впечатление, что я смотрю в пасть аллигатора.