Николь Краус - Дневники няни

— Он живет наверху. Ходит в школу для взрослых мальчиков.

Прочь туфли, прочь штаны, хватаем коробку с ленчем.

— Вот как? В какую?

Тащу голого малыша в ванную, и мы включаем воду. Грейер на секунду задумывается:

— Туда, где ходят корабли. С маяком. «О'кееей… Два слога, похоже на…»

— Гавань?

— Да. Он ходит в Гарбад[15].

«Здравствуйте! Ну что ж, я вполне могу ездить в Бостон, особенно экспрессом. Мы могли бы чередовать уик-энды… Иисусе!»

ЗЕМЛЯ — НЭННИ! ОЧНИСЬ, НЭННИ!!!

— Давай в ванну, Грейер!

На секунду отрешившись от гарвардских фантазий, усаживаю его в ванну.

— Грейер, у тебя есть прозвище?

— Что такое прозвище?

— Другое имя, которое дают тебе люди.

— Меня зовут Грейер. Грейер N.

— Значит, можно подумать и о прозвище.

Я делаю воду чуть погорячее и вручаю ему сандвич с натуральным арахисовым маслом и айвовым желе. Энергично жуя, он болтает ногами и, судя по всему, испытывает совершенно необычные ощущения. Я оглядываю комнату и вижу его голубую зубную щетку из «Улицы Сезам»[16].

— А как насчет Гровера?

Он обдумывает предложение, склонив голову набок, делая Серьезное Задумчивое Лицо, потом кивает:

— Попробуем.

Няня!

Когда поведете сегодня Грейера поиграть с Алексом, пожалуйста, спросите мать Алекса, кто занимался подготовкой ее последнего ужина. И передайте, что смесь кейджанской[18] кухни с азиатской — просто гениальная находка!

Кстати, должна сообщить, что родители РАЗВОДЯТСЯ. Так грустно. Пожалуйста, постарайтесь, чтобы Грейер не сказал что-нибудь невпопад. Я заеду к Агексу в 4.30, чтобы отвезти Грейера к ортодонту. Увидимся.

— Няня! Няня! — раздается бесплотный голос миссис N., когда я одолеваю квартал, оставшийся до детского сада.

— Что?

— Сюда!

Я оборачиваюсь. Из распахнутой дверцы «линкольна» мне машет холеной ручкой миссис N.

— Как я рада, что вы приехали, — пыхчу я, наклоняясь, чтобы получше разглядеть миссис N., восседающую в роскошной полутьме среди магазинных пакетов. — Мне необходимо спросить…

— Няня, я всего лишь хотела напомнить, что просила вас приходить за десять минут до конца занятий.

— Разумеется.

— Но сейчас без пяти двенадцать!

— Мне очень жаль, но я пыталась найти классный список Грейера. Не могу понять, какой именно Алекс…

Но она уже деловито достает из сумочки кожаный блокнотик.

— Я хотела бы немного поговорить о вечеринке, которую устраиваю в конце месяца для чикагского филиала компании мистера N.

Она то и дело скрещивает и разводит ноги; лиловые туфли от Прады описывают яркие дуги на темном фоне обивки лимузина.

— Там будет вся администрация; это очень важное событие, и я хочу, чтобы все прошло идеально.

— Звучит чудесно, — бормочу я, не совсем понимая, какое отношение имею ко всему этому.

Она поднимает глаза в темных очках, желая убедиться, что я ловлю каждое ее слово.

Следует ли мне отнести в чистку свой деловой костюм?

— Поэтому я просила бы вас выполнить в этом месяце несколько поручений. Беда в том, что со всеми этими приготовлениями я кручусь как белка в колесе, а Конни мне не помощница. Если что-то потребуется, я оставлю вам записку. Это ведь не слишком обременительно.

Мы обе слышим тяжелый стук двойных дверей, сопровождаемый нарастающим детским смехом.

— Мне нужно ехать, иначе он увидит меня и расстроится. Скорее, Рикардо! — окликает она водителя, еще не успев захлопнуть дверцу. Машина сорвалась с места.

— Подождите, миссис N., я хотела спросить… — взываю я к удаляющимся габаритным огням.

В классе Грейера имеются четыре Александра и три Александры. Я знаю. Я проверяла.

И теперь, когда миссис N. удрала с бешеной скоростью, я окончательно запуталась и совсем не представляю себе, кого именно она имела в виду.

Однако Грейер прекрасно знает, о ком идет речь.

— Это не он, а она, — поясняет он, показывая туда, где сидит на корточках малышка, явно занятая чем-то интригующим. Я хватаю Грейера и направляюсь к ней.

— Привет, Алекс. Сегодня мы будем играть с тобой! — с энтузиазмом сообщаю я.

— Меня зовут Кристабель. На Алекс рубашка, — отвечает она, ткнув пальцем в толпу детей в рубашках. Грейер равнодушно смотрит на меня.

— Грейер, мамочка велела тебе играть с Алекс, — напоминаю я.

Он пожимает плечами:

— Как насчет Кристабель? Кристабель, хочешь, поиграем вместе?

Значит, для него нет особенной разницы.

— Гровер, милый, мы можем поиграть с Кристабель в другой раз. Согласен?

Девочка удаляется. Даже в четыре года она, похоже, уже понимает, что если свидание откладывается, значит, возможно, оно вообще не состоится.

— Так, Гровер, думай. Что сказала мама сегодня утром?

— Сказала, чтобы я выдавливал на щетку больше пасты.

— Алекс Бранди… тебе это ни о чем не говорит? — спрашиваю я, пытаясь припомнить все имена из списка.

— Он в носу ковыряет.

— Алекс Кашман?

— Она плюется жвачкой.

Я вздыхаю, оглядывая оживленный двор. Где-то в этом хaoce толчется другая пара, с такими же планами на сегодняшний день. Я немедленно представляю что-то вроде встречи в аэропорту — себя в шоферской фуражке, с Грейером на плечах и с большой табличкой, на которой написано: АЛЕКС.

— Привет, я Мернел. — Перед нами появляется женщина постарше и в униформе. — Это Алекс. Простите, никак не могли оторваться от красок. Нужно было докончить рисунок.

Я замечаю следы синей краски на ее нейлоновой куртке.

— Алекс, поздоровайся с Грейером, — наставляет она с сильным вест-индским акцентом.

Познакомившись, мы толкаем наших подопечных к Пятой авеню. Они развалились на своих сиденьях, как маленькие старички в инвалидных креслах. Осматриваются и перебрасываются репликами.

— Мой «Пауэр-рейнджер» своим субатомным автоматом может снести твоему голову!

Мернел и я в основном молчим. Несмотря на то что наши должности называются одинаково, по ее мнению, у меня с Грейером гораздо больше общего. И немудрено: между ней и мной по меньшей мере пятнадцать лет разницы, а также долгое путешествие на метро из Бронкса.

— Сколько времени вы у них служите? — спрашивает она, кивком указывая на Грейера.

— Месяц. А вы?

— О, почти три года. Моя дочь присматривает за Бенсон, Кузиной Алекса, на Семьдесят второй улице. Знаете Бенсон?

— Не думаю. Она в их классе?

— Нет, ходит в школу около парка. Сколько вам лет?

— В августе исполнился двадцать один, — улыбаюсь я.

О-о, как раз ровесница моего сына. Нужно бы вас познакомить. Хороший мальчик! И такой способный! Недавно открыл свою закусочную у Ла-Гуардиа[19]. У вас есть бойфренд?

— Нет, я еще не встретила такого, от которого был бы хоть какой-нибудь толк, а не одни неприятности.

Она согласно кивает.

— Должно быть, это совсем нелегко… я имею в виду управлять рестораном.

— Да, но он у меня труженик. Весь в мать пошел, — гордо объявляет она, нагибаясь, чтобы поднять пустую коробку из-под сока, брошенную Алексом на тротуар. — Мой внук тоже молодец, а ведь ему только семь. Едва ли не лучший в классе.

— Здорово!

— Моя соседка говорит, он такой старательный! Она сидит с ним днем, то есть часов до девяти вечера, пока моя дочь не приедет от Бенсон.

— Няня! Я хочу еще сока!

— «Пожалуйста», — наставляю я, сунув руку в боковой карман коляски.

— Пожалуйста, — мямлит Грейер, когда я протягиваю ему вторую коробку с соком.

— «Спасибо», — поправляю я, и мы с Мернел обмениваемся понимающими улыбками.

Я замыкаю процессию, которая входит в квартиру Алекса. За годы работы няней я многое повидала, но тут ошеломленно хлопаю глазами при виде длинной тесьмы, разделяющей прихожую надвое.

Согласно закону штата Нью-Йорк, если один из супругов перебирается в другое место, второй может предъявить иск об оставлении жены и ребенка и почти наверняка получит квартиру. Порой такие гнездышки стоят от пятнадцати до двадцати миллионов, что приводит к затяжным многолетним сражениям не на жизнь, а на смерть, когда каждый супруг старается измотать противника, поселив, скажем, в доме полуголого инструктора по гимнастике и любовника по совместительству.

— Мальчики, играйте только здесь, — объявляет Мернел, показывая на левую сторону.

— Няня, а почему здесь лен…

Под моим Смертоносным Взглядом Грейер замолкает. Я расстегиваю пряжку прогулочной коляски, затем, дождавшись, когда Алекс окажется у меня за спиной, прикладываю к губам палец и показываю на ленту.

— Мама и папа Алекса так играют. Поговорим об этом дома, — шепчу я.

— • Мой па не хочет делиться! — поясняет Алекс.

— Кто хочет жареного сыра? Алекс, пойди покажи Грейеру свое новое фотонное ружье, — вмешивается Мернел и, когда дети убегают, выразительно закатывает глаза: — Будьте как дома!

Я бреду в гостиную: смесь поддельного Людовика XIV и Джеки Коллинз, — которой хорошенькая широкая полоса изоляционной ленты, протянутой по полу, придает несколько легкомысленный вид. Я сажусь на диван, в котором сразу распознаю работу Антонио. Он помощник одного из самых популярных декораторов, и его предупредительность простирается так далеко, что сам частенько наведывается к заказчикам «взбить подушки». По сути своей он профессиональный взбиватель подушек.

Я пытаюсь втащить двадцатифунтовый том «Тосканских домов», ставший за последнее время настольной книгой богатых квартир, себе на колени и при этом не покалечиться. Через двадцать минут после начала перелистывания страниц с изображениями вилл я замечаю маленький нос, упирающийся в подлокотник дивана.

— Эй! — тихо окликаю я нос.

— Эй! — отвечает он, обходя диван, чтобы рухнуть лицом в подушку.

— Что случилось? — спрашиваю я, глядя на его спину, такую узенькую на фоне широких полос черного бархата.

— Я должен был принести игрушки.

— Ну да?

Он забирается ко мне на колени, прячется под «Тосканскими домами» и помогает мне переворачивать страницы. Мягкие волосы щекочут мне подбородок, и я слегка сжимаю его щиколотку. Почему-то мне совсем не хочется напоминать ему об игре.

— Ленч! — слышим мы издалека голос Мернел. — Что вы тут делаете? Алекс!

Мы встаем.

— Я забыл принести игрушки, — признается Грейер.

Мернел грозно подбоченивается:

— Ах, этот негодный мальчишка! Пойдем, Грейер, сейчас все уладим.

Мы с Грейером проходим мимо кухни, где что-то громко жужжит.

— Погодите, погодите, — вздыхает Мернел, направляясь к домофону, маленькой коробочке над подносом, заставленным тарелочками с нарезанными фруктами и сандвичами с жареным сыром. — Да, мэм? — спрашивает она, нажимая кнопку.

Из коробочки с треском вырывается женский голос:

— Говнюк звонил?

— Нет, мэм.

— Мать его за ногу! С тех пор как он заморозил мою гребаную карточку, приходится ждать долбаные чеки. И что теперь? Тварь! Как мне кормить Алекса? Вы захватили мое платье из «Ла Мер»?

— Да, мэм.

Мернел поднимает поднос, и мы молча следуем за ней в комнату Алекса. Я, как всегда, плетусь в хвосте. Половина комнаты совершенно пуста. Цепочка моделей машинок посредине служит импровизированной разделительной линией. Алекс, босой и без рубашки, обходит гору своих сокровищ, наваленных в другой половине. Увидев нас, он останавливается и поднимает голову:

— Я сказал говнюку, чтобы он принес свои игрушки, а мои не трогал.

Няня!

Пожалуйста, позвоните в фирму, обслуживающую вечеринку, и еще раз проверьте, какую посуду и столовое белье они собираются привезти. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы они завезли все столовое белье заранее, иначе Констанс не успеет его перестирать.

У Грейера сегодня собеседование в школе Святого Давида, после которого я должна бежать в цветочный магазин. Поэтому за ним приедет мистер N. и доставит его вам ровно в 1.45 на угол Северо-Западной 95-й улицы и Парк-авеню. Пожалуйста, постарайтесь встать как можно ближе к обочине, чтобы водитель вас увидел. Прошу вас быть там в 1.30 на случай, если они подъедут раньше. Само собой разумеется, что мистеру N. не обязательно выходить из машины. А пока я хотела бы, чтобы вы купили следующие предметы для подарочных наборов. (Если не считать шампанского, все остальное можно найти в «Грейшес-Хоум».)

Мыло «Энник гоутел».

«Пайпер хайдсик», маленькую бутылочку.

Дорожную сафьяновую рамку для фотографии, красную или зеленую.