Мэг Кэбот - Дневники принцессы

– Все нормально, дорогая, – сказала она, – я останусь дома, закажу себе еду из тайского ресторана и буду смотреть по телевизору «Шестьдесят минут».

Вообще с тех пор, как мама вернулась из Центрального парка, у нее было очень хорошее настроение. Она рассказала, что они с мистером Джанини катались в старинной карете – в Центральном парке на них обычно катаются приезжие. Я была потрясена. Эти кучеры очень плохо обращаются с лошадьми, бедняги у них часто отбрасывают копыта от недостатка воды. Я давным-давно поклялась, что никогда в жизни не буду кататься в этих каретах или, по крайней мере, не буду до тех пор, пока они не предоставят лошадям хоть какие-то права. Раньше я думала, что мама меня в этом поддерживает.

Все-таки любовь делает с людьми странные вещи.

В «Плазе» на этот раз было не так уж плохо. А может, я просто начинаю к ней привыкать. Швейцары уже запомнили, кто я такая, или, по крайней мере, запомнили Ларса, поэтому никто больше не пытался помешать мне войти. И у бабушки, и у папы настроение было не лучшее. Не знаю почему, возможно, потому, что им никто не платит за то, что они проводят время друг с другом.

Обед был ужасно скучный. Бабушка просто достала меня разговорами о том, какой вилкой что положено есть и как. Блюд было очень много, и в основном все мясные. Хотя одно было рыбное, так что я все-таки не осталась голодной, а еще я съела десерт, похожий на большую шоколадную башню. Бабушка пыталась мне втолковать, что, когда я буду представлять Дженовию на официальных обедах, мне придется есть то, что подадут, чтобы не оскорбить хозяев и не вызвать международный скандал. Но я ей сказала, что прикажу своим подчиненным заранее предупредить хозяев, что я не ем мясного, чтобы они его и не подавали.

Бабушка, кажется, разозлилась. Наверное, ей не приходило в голову, что я могла видеть телефильм про принцессу Диану. Из этого фильма я узнала все о том, как отвертеться от разной ненужной еды на официальных обедах и как потом избавиться от того, что все-таки пришлось съесть. (Только я никогда не стала бы вызывать у себя рвоту.)

На протяжении всего обеда папа задавал мне всякие странные вопросы насчет мамы. Не испытываю ли я неловкость из-за ее отношений с мистером Джанини и не хочу ли я, чтобы он с ней поговорил на эту тему. Мне кажется, он пытался выведать мое мнение, насколько у мамы серьезно с мистером Джанини. Что ж, я думаю, что это довольно серьезно, раз уж он у нас ночевал.

Я, конечно, не стала сообщать папе, что мистер Джанини провел у нас ночь, а то бы с ним точно случился сердечный приступ. Он же такой шовинист, сам каждое лето привозит в Мираньяк женщин – иногда они меняются каждые две недели! – но при этом он рассчитывает, что мама будет оставаться чистой, как свежий снег. Если бы Лилли со мной разговаривала, она бы наверняка сказала, что все мужчины страшные лицемеры.

Отчасти мне даже хотелось рассказать папе про Джанини – хотя бы только для того, чтобы он не выглядел таким самодовольным. Но с другой стороны, я не хотела давать бабушке в руки лишнее оружие против мамы, она и так говорит, что мама легкомысленная, так что я просто сделала вид, что ничего об этом не знаю.

Бабушка сказала, что завтра мы поработаем над моим словарем. Она считает, что мой французский отвратителен, но английский еще хуже. Говорит, если она еще раз услышит от меня слово «параллельно», то заставит меня вымыть рот с мылом. Я ответила:

– А мне параллельно.

Она метнула на меня этот свой злой взгляд, а я вовсе не пыталась острить, у меня просто нечаянно вырвалось.

На сегодняшний день я заработала в фонд «Гринпис» две сотни долларов. Может быть, я войду в историю как девушка, спасшая всех китов.

Вернувшись домой, я обнаружила в мусорном ведре два пустых контейнера из тайского ресторана. В мешке для пластмассовых отходов лежали два комплекта палочек для еды и две бутылки из-под пива. Я спросила у мамы, оставался ли мистер Джанини и на обед – боже, она провела с ним целый день! – а она ответила:

– О, нет, дорогая, у меня просто разыгрался аппетит.

Это была уже вторая ложь за день. Видно, у мамы с мистером Джанини действительно все очень серьезно.

Лилли все еще не звонит. Я уж начинаю думать, не позвонить ли мне самой. Но что я ей скажу? Я же ничего плохого не сделала. То есть я, конечно, велела ей заткнуться, но она сама виновата: надо же было такое ляпнуть, что я превращаюсь в Лану Уайнбергер. Так что я имела полное право велеть ей замолчать.

Или нет?.. Может быть, никто не имеет права приказывать другому человеку молчать? Может, именно с этого и начинаются войны – с того, что кто-то велит кому-то заткнуться, а потом не хочет извиниться?

Если так будет продолжаться и дальше, с кем же я завтра сяду за ланчем?

Сегодня утром, когда Ларс по дороге в школу затормозил перед домом Лилли, их консьерж нам сказал, что Лилли уже ушла. Вот тебе и не держать обиду на подругу! Никогда еще у нас не было такой долгой ссоры.

Когда я вошла в школу, первым делом кто-то сунул мне под нос листовку:

Бойкотируйте магазин «Хоз Дели»!

ПОДПИШИСЬ ПОД ЭТИМ ВОЗЗВАНИЕМ И ВНЕСИ СВОЙ ВКЛАД В БОРЬБУ ПРОТИВ РАСИЗМА!

Я сказала, что не буду подписываться, тогда Борис, а это он держал листовку, назвал меня неблагодарной. Он сказал, что в стране, из которой он приехал, правительство многие годы подавляло все проявления протеста и что я должна радоваться, что живу в стране, где могу подписывать воззвания и после этого не бояться, что за мной начнет охотиться тайная полиция.

А я Борису сказала, что у нас в Америке не принято заправлять свитера в брюки.

В одном надо отдать Лилли должное: она действует быстро. Листовками с призывом бойкотировать «Хоз Дели» была обвешана вся школа. И еще одно надо сказать про Лилли: если уж она злится, то всерьез и надолго. Она со мной вообще не разговаривает. Хоть бы мистер Джанини от меня отстал. Кому вообще нужны эти дурацкие целые числа?

Действия с действительными числами: отрицательные или противоположные числа – числа, расположенные на числовой оси по разные стороны от нуля, но на одинаковом расстоянии от него, называются отрицательными или противоположными.

ЧЕМ ЗАНЯТЬСЯ НА УРОКЕ АЛГЕБРЫ

Чем заняться на уроке алгебры?

О, возможности безграничны:

Можно рисовать или зевать,

Или в шахматы играть.

Можно дремать или мечтать,

Или чесать в затылке,

Можно тренькать или бренькать,

Или таращить зенки.

Можно пялиться на часы.

Можно мурлыкать песенку,

Я лично перепробовала почти все,

Чтобы протянуть время.

НО НИЧТО НЕ ПОМОГАЕТ!

Даже если бы мы с Лилли не были в ссоре, я бы, наверное, все равно не смогла сесть с ней рядом за ланчем. Она у нас стала знаменитостью. Вокруг столика, за которым обычно мы четверо – Лилли, я, Шамика и Линг Су, – ели яблоки в тесте из «Биг Вонг», сегодня собралась целая толпа. На том месте, где обычно сидела я, сегодня сидел Борис Пелковски.

Небось Лилли на седьмом небе от счастья. Она всегда мечтала иметь в поклонниках гениального музыканта.

В результате я стою, как дура, с дурацким подносом с дурацким салатом – сегодня больше ничего вегетарианского в меню не было, потому что у них кончились банки с жидким топливом для микропечи, на которой они готовят зерновые батончики, – стою и не знаю, с кем же мне садиться? Мы едим посменно, поэтому в нашем кафе всего столиков десять, не больше. Есть столик, за которым обычно сидим мы с Лилли, есть столик спортсменов, есть столик болельщиц, есть столик богатеньких деток, есть столик фанатов хип-хопа, есть столик наркоманов, есть столик участников драмкружка, есть столик лучших учеников, есть столик, за которым сидят иностранцы, приехавшие к нам учиться по обмену, и, наконец, столик, за которым всегда сидит Тина Хаким Баба со своим телохранителем.

Со спортсменами и болельщицами я сесть не могла, потому что я ни тот, ни другой. С богатыми ребятами мне тоже не место, у меня нет ни сотового телефона, ни брокера. Хип-хоп я не слушаю, наркотики не употребляю, в последнем спектакле не участвую, так что эти три столика мне тоже не подходят. Попасть в число лучших учеников мне не светит – с моей-то двойкой по алгебре. С иностранными учениками я не смогу разговаривать, потому что среди них нет ни одного француза.

Я посмотрела на Тину Хаким Баба. Перед ней, как и передо мной, стояла тарелка салата. Только Тина берет салат не потому, что она вегетарианка, как я, а потому, что у нее лишний вес. Тина читала любовный роман, на обложке которого была фотография: парень-подросток обнимает девочку-подростка. У девочки были длинные белокурые волосы и довольно большая для ее тонкой фигуры грудь, и выглядела она точно так, как, я думаю, бабушка хочет, чтобы я выглядела.

Я подошла и поставила поднос на стол рядом с подносом Тины:

– Можно с тобой сесть?

Тина оторвалась от книги и подняла взгляд, вид у нее при этом был совершенно ошарашенный. Она посмотрела на меня, потом на своего телохранителя. Это был высокий смуглый мужчина в черном костюме и в темных очках, которые он не снимал даже в помещении. Думаю, если бы дело дошло до драки, Ларс бы его победил.

Когда Тина посмотрела на телохранителя, тот посмотрел на меня – по крайней мере, мне кажется, что посмотрел, когда человек в темных очках, трудно сказать наверняка – и кивнул. Тина улыбнулась – радостно так – и отложила книгу в сторону.

– Пожалуйста, садись.

Я села. Почему-то от улыбки Тины я почувствовала себя неловко, как будто мне надо было сесть с ней еще раньше. Но все считают Тину странной, потому что у нее есть телохранитель и ее возят в школу в лимузине, и я тоже привыкла так считать. Сейчас-то мне кажется, что она нормальная девчонка.

Мы с Тиной стали есть салат и обсуждать паршивую кормежку в школьном буфете. Тина рассказала про свою диету, оказывается, это мать велела ей сесть на диету. Тина хочет похудеть к танцам по случаю праздника многообразия культур на двадцать фунтов, только я не представляю, как ей это удастся, потому что праздник будет уже в эту субботу. Я спросила Тину, есть ли у нее парень, чтобы идти на танцы, она захихикала и сказала, что есть. Оказывается, она идет на танцы с парнем из Тринити-колледжа – это еще одна частная школа на Манхэттене, – парня зовут Дэйв Фарух Эль-Абар.

Вот те раз. Это несправедливо. Даже Тину Хаким Баба, которой папа не разрешает пройти пешком два квартала до школы, и ту кто-то пригласил на танцы, а меня – никто.

Вообще Тина довольно славная. Когда она пошла к автомату еще за одним стаканом диетической колы, телохранитель пошел с ней. Боже, если Ларс когда-нибудь вот так же начнет ходить за мной повсюду как тень, я повешусь. Я прочитала, что написано на задней обложке книги. Книга называлась «Кажется, меня зовут Аманда», в ней рассказывалось про девочку, которая очнулась от комы и не помнит, кто она такая. В больнице ее навестил очень красивый мальчик и сказал, что ее зовут Аманда и что он – ее парень. Остаток книги девушка пытается разобраться, правду он говорит или врет.

Я вас умоляю! Некоторые девчонки сами не понимают своего счастья. Если какой-то красивый мальчик заявляет, что он твой парень, почему бы просто не позволить ему им быть?

Пока я читала обложку, на стол упала тень. Я подняла голову и увидела, что возле меня остановилась Лана Уайнбергер. Наверное, в этот день была игра, потому что Лана была в форме болельщицы – в мини-юбке в зеленую и белую клеточку и обтягивающем белом свитере с огромной буквой А на груди.

– Милые волосики, Амелия, – сказала она своим противным голоском, – кого ты хочешь изобразить, девочку Танкистку?[14]

Я посмотрела мимо нее на соседний столик. Возле него стоял Джош Рихтер с компанией дружков-спортсменов. На нас с Ланой они не обращали внимания и обсуждали вечеринку, которая была в эти выходные. Все перебрали пива и теперь были просто никакие. Интересно, их тренер знает?

– Кстати, как называется этот цвет? – поинтересовалась Лана, дотрагиваясь до моей макушки. – Цвет детского поноса? Желтый гной?

Пока она тут стояла и издевалась надо мной, вернулись Тина и ее телохранитель. Кроме диетической колы Тина купила еще рожок мороженого «Натти Ройял», его она протянула мне. Это было очень мило с ее стороны, если учесть, что до сегодняшнего дня я с ней даже не разговаривала. Но Лана ничего милого в этом жесте не усмотрела. Она якобы невинно поинтересовалась:

– Ой, Тина, ты купила мороженое для Амелии? Что, папочка дал тебе сегодня лишнюю сотню долларов, чтобы ты могла купить себе подружку?