Думая об этом теперь, когда его уже не было, она поняла, что обманывала его и повредила этим себе, лишив себя любви, которую могла бы внушить ему, если бы поменьше думала о себе. Он лежал теперь мертвый, и ей казалось, что без него жизнь ее утратила всякое значение, что этот человек, с которым она была так холодна, составлял для нее весь ее мир, что наряды и визиты были только средством наполнить праздное время. Она поняла теперь, как дорога была ей его будущность и то положение, которое он должен был приобрести для нее. Его не стало, и ее будущность превратилась в пустую страницу. «Что значу я без него?» — спросила она себя. Ее молодость, красота и богатство были бесполезны теперь, когда его не стало.

Его смерть была сама по себе несчастьем таким ужасным, что в первое время она мало думала об ее причине. Как будет она жить без него? Этот вопрос заглушал все другие мысли. Привыкнув с детства считать себя центром мира или, по крайней мере, той сферы, в которой она вращалась, она видела теперь в смерти мужа прежде всего ущерб своим собственным интересам. Она думала: да, даже в этот первый день, когда сидела безмолвная как статуя, она думала о своем доме в Мастодонт-Кресченде и о том, что все его великолепие теперь бесполезно. В состоянии ли она будет привлекать в свой салон знаменитости Лондона и давать такие обеды, о которых говорят, и сделать свой cordon bleu средством восхождения по общественной лестнице? Увы, светило ее дома угасло. Она была теперь только богатая вдова, которую свет, кроме нескольких предприимчивых искателей богатых невест, постарается забыть. До сих пор она обольщала себя мыслью, что Губерт Гаркрос имеет значение только через нее и известен более как муж ее, чем сам по себе, но в этот час просветления она поняла, что сама имела значение только через него.

Приготовление постели в уборной было напрасным трудом. Мистрис Гаркрос не прилегла ни на минуту в эту страшную ночь, как ни умоляла ее Тульйон лечь и постараться заснуть.

— Не надоедайте мне, — говорила она с нетерпением. — Я, может, не буду в состоянии заснуть несколько месяцев.

На следующее утро, в полдень, сэр Френсис пришел попросить ее принять его на несколько минут. Рядом с уборной находился маленький будуар, который некогда был молельней, но в котором теперь стояла только пара кресел, письменный стол у окна и красивый шкафчик для книг. В эту комнату сэр Френсис вызывал мистрис Гаркрос, и после нескольких минут, потраченных на переговоры, происходившие с помощью Тульйон, и нескольких отказов со стороны мистрис Гаркрос, она согласилась выйти к нему.

— Неужели вы не наденете свежего утреннего платья, сударыня? — воскликнула горничная, видя, что барыня ее не намерена переодеваться, но мистрисс Гаркрос отстранила ее нетерпеливым движением и вышла, похожая на призрак, в своем смятом кисейном платье и с растрепанными волосами.

— Дорогая моя мистрис Гаркрос, мы все страдаем за вас, — сказал он с участием. — Я не нахожу слов для выражения наших чувств, и слова в такое время были бы неуместными. Но я счел необходимым, даже рискуя огорчить вас, попросить у вас этого свидания. Есть вещи, о которых необходимо переговорить немедленно.

— О, Боже! — воскликнула она, смотря на него полными отчаяния глазами, — как вы похожи на него!

«Как глупо с моей стороны забыть о сходстве, — подумал сэр Френсис. — Мне не следовало показываться ей в такое время».

Он поставил ей стул у отворенного окна.

— Пусть мое сходство с вашим мужем даст мне право рассчитывать на вашу дружбу, — сказал он. — Верьте моему искреннему желанию, моей твердой решимости предать в руки правосудия его убийцу и помогите мне в этом, если можете. Дайте мне нить к разрешению этой страшной тайны. Не было ли у него врагов? Не оскорбил ли он кого-нибудь?

— Нет, я не знаю ни одного человека, которого он когда-либо оскорбил и никогда не слыхала, чтоб он имел врагов. Но я знаю, что ему не хотелось ехать сюда и что я заставила его приехать вопреки его желанию.

— Ему не хотелось ехать сюда?

— Да, он был против этой поездки и имел основательную причину, которую я не могу сообщить вам. Если б он доверился мне с самого начала, мы не приехали бы сюда. Но я привезла его вопреки его желанию, привезла на смерть.

Сэр Френсис поглядел на нее удивленным взглядом и предположил, что она не в полном рассудке.

— Вы не можете дать мне никакого указания, мистрис Гаркрос? — спросил он.

— Никакого.

— Так мы будем действовать без вашей помощи. Полиция работает с самого восхода солнца. На все станции железной дороги послано предостережение, и всякое сколько-нибудь подозрительное лицо будет остановлено. Мы телеграфировали, чтобы сюда выслали двух следователей, и я уже известил о случившемся мистера Валлори. Вам, может быть, приятно будет иметь при себе отца в такое время.

— Мой отец не может, принести здесь никакой пользы, — сказала Августа апатично, но минуту спустя прибавила со внезапным оживлением: — Да, вы должны непременно отыскать его убийцу. Это ваш долг.

— Я это знаю, мистрис Гаркрос. Мой друг и гость убит на расстоянии четверти мили от моего дома, в ограде моей усадьбы. Неужели вы думаете, что я не считаю себя обязанным отмстить за его смерть?

Августа улыбнулась загадочно, горькою улыбкой.

— Ваши чувства очень естественны, — сказала она.

С минуту длилось молчание. Сэр Френсис не находил возможности сказать ей что-нибудь утешительное. Общие фразы, которыми друзья утешают страдающих, были бы в этом случае более чем неуместны.

— Как мне ни тяжело говорить о таком предмете, — начал сэр Френсис, приступая нерешительно к главной цели своего посещения, — но я должен предложить вам вопрос относительно похорон. Где вы желаете похоронить вашего мужа.

Она издала слабый стон и закрыла лицо руками, но минуту спустя отвечала спокойным голосам:

— В нашем фамильном склепе в Кенсаль-Грине. Там лежит моя мать, туда положат и меня, когда придет мое время.

— У него нет своего собственного склепа, то есть такого, где лежат его родные и в котором он, может быть, желал быть погребенным? — спросил сэр Френсис.

— Нет.

— И вы не желали бы, чтоб он был похоронен в Кингсбери, где лежат все Клеведоны, кроме моего отца?

— О, нет, нет.

— Этого достаточно, мистрис Гаркрос. Я больше не буду надоедать вам такими вопросами. Мистер Уэстон Валлори хлопочет неутомимо с раннего утра, и я надеюсь, что вы доверите ему и мне второстепенные подробности.

Он сказал несколько слов в похвалу усопшего, напирая особенно на его общественное и профессиональное значение, выразил уверенность, что его смерть будет почувствована как большая потеря, и в заключение попросил мистрис Гаркрос позволить Жоржи посидеть с ней.

— Вы всегда любили ее, — сказал он, — и Жоржи вас любит и очень огорчена тем, что вы не хотите видеть ее. Я не говорю, что она в состоянии вас утешить, но в ее присутствии вам будет легче, чем в этом страшном уединении. А если бы вы перешли в ее комнату, это было бы еще лучше.

— Вы очень добры, но я предпочитаю быть одной, — быть с ним, — прибавила она, взглянув в сторону комнаты, где лежал покойник.

— Но вам было бы легче, если бы вы ушли отсюда, — настаивал сэр Френсис. Сюда будут приходить посторонние: коронер и другие люди, которых нельзя не пустить. Последуйте моему совету.

— Нет, — отвечала она твердо. — Что бы ни делалось вокруг меня, мне не может быть тяжелее, чем теперь. Я не уйду отсюда.

Сэр Френсис сделал еще одну тщетную попытку уговорить ее и ушел глубоко тронутый и с тяжелым сознанием своей неспособности утешить ее.

Выйдя в коридор, он встретил жену, которую почти не видел со вчерашнего завтрака. Он провел ночь в совещании с полицейскими и другими местными авторитетами, разговаривая о подробностях ночной трагедии с капитаном Гартвудом и двумя или тремя другими гостями, которые собрались в курильной комнате, избегая уединения своих спален.

— Бедный Гаркрос! Он был совсем не такого рода человек, чтобы можно было ожидать, что он умрет такою смертью, — сказал капитан, как будто мистер Гаркрос умер от апоплексии.

— Видел ты ее? — спросила Жоржи, и сэр Френсис в ответ описал ей свое свидание с мистрис Гаркрос.

— Бедная! О, Френсис, это несчастие ужасно для нее, но для меня оно вдвое ужаснее.

Они вошли, пока сэр Френсис описывал свое свидание с Августой, в ту самую комнату, где Жоржи накануне вечером тщетно ждала своего мужа для объяснения, которое еще не произошло до сих пор.

— Милая моя, — сказал сэр Френсис нежно, — я знаю, что это тяжелое испытание для тебя, но подумай во сколько раз оно тяжелее для нее.

— О, Френсис, если б это случилось с тобою, — сказала Жоржи.

Эта мысль так удивила сэра Френсиса, что он только пожал плечами.

— А это могло бы случиться с тобою, — продолжала Жоржи.

— Право, я не понимаю, друг мой, почему это могло бы случиться со мною, Такие вещи не делаются без причины. Бедный Гаркрос, вероятно, возбудил чем-нибудь ненависть убийцы, может быть, неумышленно разорил его, выиграв против него процесс. Некоторые люди принимают так горячо к сердцу всякое зло, причиненное им другими, и так много о нем думают, что сходят с ума.

— Что если он был убит по ошибке, Френсис? Что если убийца принял его за тебя?

— Принял его за меня, Жоржи? Что ты хочешь сказать? Кому может прийти в голову убить меня?

— Не сделал ли ты что-нибудь такое, чем мог возбудить чью-нибудь ненависть, Френсис? Может быть, лет пять тому назад, когда ты был легкомысленнее? Нет ли у тебя какой-нибудь тайны, которая страшила бы тебя в такое время, как теперь? Нет ли чего-нибудь такого, что внушает тебе страх или раскаяние? Ты говорил мне не раз, что я знаю всю историю твоего прошлого, но нет ли в ней одной страницы, которую ты не решился раскрыть передо мной? О, милый мой, будь откровенен со мной. Никакой грех в прошлом или настоящем не уменьшит моей любви к тебе. Скажи мне правду, Франк. Лучше поздно, чем никогда.

— Честное слово, Жоржи, я совсем не понимаю, на что ты намекаешь. Я не утаил от тебя никакой тайны, ни большой, ни маленькой.

— Так ты ничем не возбудил ненависти к себе в Ричарде Редмайне? Ты никогда не был в Брайервуде?

— В Брайервуде? Я далее не знаю, где это место.

— О, Франк, лицо твое так правдиво, а между тем я его видела в медальоне, который показывал мне этот человек. Это было лицо соблазнителя его дочери.

— В каком медальоне? Какой дочери? Стыдно тебе, Жоржи, мучать меня такими загадками.

— Редмайн обвинял тебя в том, что ты увез его дочь, и показывал мне медальон с твоим миниатюрным портретом.

— Я увез его дочь! Когда же это было?

— Пять лет тому назад.

— А Брайервуд, вероятно, в Кенте? Но ведь ты знаешь, Жоржи, что я приехал в Кент в первый раз только в прошлом году, и что я никогда не снимал с себя миниатюрного портрета, кроме того, который подарил тебе. Право, Жоржи, наша жизнь не обещает быть приятною, если ты будешь время от времени делать мне такие сцены.

Сэр Френсис готов был рассердиться, и Жоржи пришлось извиниться и уверить мужа, что она никогда не сомневалась в нем, но была только очень несчастна, потому что этот ужасный человек казался способным на все и имел сильные доказательства справедливости своего обвинения, и что миниатюрный портрет был как две капли воды похож на ее милого Франка.

— Может быть, это портрет Гаркроса, — заметил сэр Френсис.

— О, нет. Лицо на портрете гораздо красивее и моложе его лица.

— Но портрет снят пять лет тому назад.

— Может быть, — отвечала Жоржи сомнительно, — но он больше похож на тебя. Подумай, что я должна была выстрадать Франк.

— Следовательно, ты сомневалась во мне, Жоржи. Это очень нехорошо с твоей стороны, это супружеская измена. Но ради Бога расскажи мне все, что знаешь о Рейдмане и об его обвинениях. Ты, может быть дашь мне возможность разъяснить это страшное убийство.

— Я знаю, что он был очень сердит и казался мне способным на все, — отвечала Жоржи, и на дальнейшие расспросы мужа описала сцену в библиотеке и повторила все, что сказал ей Ричард Редмайн.

«Это объясняет, почему Гаркросу не хотелось ехать сюда», — подумал сэр Френсис.

Он поцеловал жену и охотно простил ей ее проступок, который он назвал супружеской изменой.

— Но впредь никогда не сомневайся во мне, Жоржи. Ты рискуешь поддаться какому-нибудь обману, и я, может быть, не буду в состоянии доказать так легко мое alibi, как в этот раз. Теперь я пойду поговорить о том, что узнал от тебя, с констеблем Руфнелем и с Уэстоном Валлори.

— Неужели этого несчастного фермера повесят, Френсис?