* * *

На следующее утро я проснулась рано с явной тяжестью в груди.

Я злилась на Эзру за то, что он вел себя так непонятно, но злилась и на себя тоже за собственное поведение. Мне казалось, что я поступила справедливо, но в то же время... справедливо ли? Было что-то совсем не похожее на Джейн в том, что я сказала и как я это сделала. Я могла бы остаться спокойной, собранной и логичной. Я могла бы... соблюдать приличия. Но вместо этого я обозвала Эзру Линли тщеславным и сильно нагрубила.

Это было странное сочетание смятения и ощущения, словно... словно я что-то разрушила. Как будто мы с Эзрой оба что-то разрушили, но я даже не была уверена, что именно. Я просто продолжала думать о том, как стояла с ним на улице во время церемонии прощания с Сэмом Уэллсом. О том, как долго мы стояли там вместе и как, несмотря на то, что это не были счастливые объятия, мы все-таки... подходили друг другу.

Через некоторое время раздумий об одном и том же я услышала, как открылась и закрылась входная дверь.

Я встала и пошла вниз.

Я стояла в гостиной и подглядывала в окно. Фостер сидел на верхней ступеньке крыльца. Сегодня никаких петляющих кругов по лужайке.

Я взглянула на часы — четырнадцать минут седьмого.

Верный своему расписанию, в начале улицы показался бегущий Эзра. При виде него у меня в животе что-то сжалось. Остановится он ради Фостера? Более того, присоединится ли к нему Фостер?

Эзра не пробежал мимо нашего дома — я была почти уверена, что он это сделает. Вместо этого он замедлился и прошел по дорожке, остановившись перед Фостером.

Я не слышала, что он говорил, но Фостер подвинулся, и Эзра сел рядом с ним.

Некоторое время они сидели спиной к окну. А потом встали и побежали по улице бок о бок.

Я сходила в душ. Я сделала тосты. Все это время притворяясь, что не прислушиваюсь, ожидая Фостера.

— Что он сказал? — не удержалась я, когда он вошел в дверь.

— Любопытная, — ответил Фостер. Его волосы были мокрыми от пота, а лицо красным. — Он извинился.

— И ты его извинил? Вот так просто?

Фостер пожал плечами, качнулся вперед-назад и сказал:

— Я сказал, что ему надо бы зайти и поговорить с тобой.

Я засмеялась:

— Не нужно мне одолжений.

— Он не захотел.

— Не сомневаюсь.

— Но не потому, что он не жалеет... Просто это труднее, понимаешь? Потому что ты девочка.

— И что?

— То, что с девочкой это труднее. Когда замешаны... чувства и все такое.

— Чувства и все такое? — повторила я.

Он опять пожал плечами.

— Забудь. Я не хочу с ним разговаривать, — сказала я, хотя это, возможно, и не было правдой.

Фостер просто смотрел на меня, как будто знал, что это не так, а потом развернулся и пошел наверх.

* * *

Я ненавидела физкультуру на этой неделе. Футбол закончился, и мы начали баскетбол. В баскетболе одновременно происходит слишком много: ты должен бежать и вести большой круглый мяч, потом передавать его и бросать в малюсенькое кольцо на высоте десяти футов. Не мой спорт. Но плохо мне было не только из-за баскетбола. Плохо было от того, что приходилось видеть Эзру.

Я знала, о чем говорил Фостер: как бы я ни отказывалась это признавать, чувства были. Я не знала наверняка, что это за чувства, но точно знала, что если бы их совсем не было, то было бы гораздо легче просто подойти и поговорить с ним. Но вместо этого я испытывала потребность смотреть в противоположную сторону всякий раз, когда Эзра приближался ко мне в спортзале.

Во время отработки передачи одна из девиц бросила мяч Эзре, и он проскакал мимо него в непосредственной близости от меня. Вместо того, чтобы поступить как всякий нормальный человек — поднять мяч и вернуть его им, — я резко развернулась, собираясь пойти в противоположном направлении. И тут же получила другим баскетбольным мячом прямо по лицу.

Я не представляла, что будет так больно, но думаю, примерно так ощущалась бы пощечина. На мгновение я крепко зажмурилась, прижав к лицу ладонь, и в течение одной ужасной секунды была уверена, что разревусь. Рефлекторный плач, как делает ребенок, когда слышит громкий звук.

Но я сумела сдержаться, а когда снова открыла глаза, передо мной появились Грейси Хольтцер и еще несколько девиц. Грейси обняла меня одной рукой.

— Ты как? Больно? Маделин, иди стукни Джеймса.

Я смотрела, как долговязая девица подошла к коренастому защитнику, которого я знала только как Кеньона, и ударила его по руке.

— Это тебе за то, что ударил Девон, — крикнула Грейси.

— Да блин, — сказал Кеньон. — Я нечаянно.

— Извини, и что теперь? — сказала Грейси с убийственным выражением лица.

— Извини, — буркнул Кеньон.

— Так-то лучше. — Грейси повернулась ко мне. — Дай-ка посмотрю. — Она отвела мою руку от лица. — О, все не так плохо. Просто чуть-чуть розовое. Дать тебе тональник? Или лед? Сначала лед, потом тональник?

Это волновало меня меньше всего, потому что в этот момент я поняла, что прямо позади нас стоит Эзра. Меня охватило немедленное желание убраться оттуда.

— Все хорошо, все хорошо, — сказала я Грейси. — Спасибо, я просто пойду...

И я смылась в безопасность женской раздевалки. Никаких летающих баскетбольных мячей. Никаких неловких столкновений.

Я осматривала свое лицо в зеркале. Оно действительно немного порозовело вокруг глаза. Я дотронулась до кожи и поморщилась. Только этого мне не хватало. Сувенир из спортзала.

— Ты в порядке?

Я вздрогнула и резко развернулась.

— Боже, ты меня напугал.

Я не заметила в зеркале, как подошел Эзра. Слишком отвлеклась на собственное отражение.

— Извини. Просто... хотел убедиться, что ты в порядке.

— Все хорошо. Тебе нельзя здесь находиться.

— Ты же заходила в мужскую раздевалку, — сказал Эзра. — Если помнишь.

Я помнила. Но не имела никакого понятия, что на это ответить. Так что между нами повисло молчание, хотя Эзра не сдвинулся, чтобы уйти.

— Нам не обязательно говорить об игре, — наконец сказала я. — Фостер сказал, что ты не хотел.

— Я... я не это сказал.

— А что ты сказал?

Эзра не ответил. Он, нахмурившись, смотрел на блестящую розовую спортивную сумку от Victoria’s Secret на скамейке справа от меня.

У меня в груди что-то полыхнуло: раздражение, или разочарование, или и то, и другое. Он явно способен выражать свои мысли. На стоянке после игры он сделал это громко и четко. Так почему он молчит сейчас, почему говорить должна я? Это нечестно.

— Давай просто притворимся, что ничего не было, — коротко сказала я. — Нажмем «сброс» или типа того.

— Сброс?

— Да. Сотрем все с доски. Отмотаем назад. Что угодно.

— На сколько?

— Что?

— На сколько отмотаем назад?

— Не знаю, Эзра, может, достаточно далеко, чтобы при встрече ты мог опять делать вид, будто не знаешь, кто я такая, так тебе станет лучше?

На его лице мелькнуло удивление.

— Я не... это не... — Но он не закончил. Он просто посмотрел на спортивную сумку, а спортивная сумка вызывающе сверкнула на него. — А как же бал выпускников? — наконец произнес он. — Ты все еще...

О да. Целый вечер гробовой тишины с Эзрой — то, что доктор прописал.

— Нет, — сказала я, и возможно, получилось грубо, возможно, я поступила ужасно, но я разозлилась и... была смущена, и не могла вынести мысли о том, что весь вечер будет проникнут этой неловкостью.

Эзра просто кивнул. Без возражений. Он, наверное, испытал облегчение.

Я прошла к своему шкафчику, открыла дверцу, достала спортивную сумку и начала копаться в ней, давая понять, что разговор окончен. Прогоняя Эзру. Он постоял еще мгновение и, возможно, сказал бы что-нибудь, если бы я повернулась к нему. Но я не повернулась, и он не сказал. Он просто ушел.

Я опустилась на ближайшую лавку. Лицо до сих пор болело, но теперь появилась и другая боль — ужасное ощущение того, что я разрушила что-то между нами.

Ненавижу физкультуру. Я накручивала себя весь обед.

— И тогда Дженна сказала «углерод», а я сказал «магний», и мы все… Эй, ты даже не слушаешь. — Кэс смотрел на меня с другой стороны стола, между нами стояли два красных подноса, полных жирной пищи. — Ты в порядке?

— Что?

Он помахал у меня перед лицом куриным наггетсом.

— Ты какая-то рассеянная.

— Я в порядке.

После инцидента, связанного с балом выпускников, мы мало разговаривали. Когда в прошлом между нами возникали разногласия, алгоритм состоял в том, чтобы вести себя так, будто никакого конфликта не было и все хорошо, и тогда все станет хорошо. Обычно это срабатывало, но сегодня было по-другому.

— Слушай, Дев, насчет бала выпускников... если ты хочешь идти с Эзрой, то я не против.

Это последнее, чего я хотела услышать в ту минуту, поскольку только что успешно разрушила идею нашего с Эзрой совместного похода. Все, что я могла, это резко ответить:

— Я так счастлива получить твое разрешение.

— Я просто говорю, что не против.

— Меня не волнует, против ты или нет.

— Ты чего такая странная? — нахмурился Кэс.

— Не знаю. — Я бросила свой сэндвич. — Не знаю. Просто... Мне плевать на бал выпускников. — Я отодвинулась от стола. — Извини.

Я схватила свой поднос, выбросила его содержимое в мусорку и ушла.

28

Вечером я пошла в магазин купить кое-что для мамы и для себя. Смущающие вещи, такие, как ежедневные прокладки и шампунь от перхоти, которые покупаешь, только когда одна.

Ряд с «предметами женской гигиены» всегда приводил меня в замешательство, потому что магазины постоянно располагали прокладки и тампоны рядом с подгузниками, детским питанием и презервативами. Как будто все, что имеет отношение к матке, должно находиться в одном ряду.

Когда я подошла, проход пустовал. Я схватила смущающе большую упаковку прокладок и начала уходить, как вдруг услышала:

— Чемпион?

Я застыла прямо посреди прохода.

Быстро схватив с полки первое, что попалось под руку, чтобы спрятать прокладки, я развернулась и увидела Джордана, пряча корзину за спину. Она ударилась о мои бедра сзади, пока я сделала несколько шагов, чтобы отойти от ярких упаковок. Я знала, что это глупо. Поскольку, полагаю, Джордан вряд ли пребывал в неведении относительно существования менструаций. Но если я не хотела покупать прокладки в магазине вместе с мамой, то уж точно не хотела делать это в присутствии Джордана Хантера.

Но Джордан только легко улыбнулся мне.

— Привет, Чемпион.

Его совершенно не беспокоило, что мы встретились здесь.

— Привет, — пискнула я и прочистила горло. — Как дела?

— Неплохо. Просто заехал купить кое-что для фермы. — Он показал на бумажку, приклеенную к ручке тележки, явно список покупок. Я быстренько взглянула на содержимое тележки: несколько пачек кукурузных хлопьев, упаковка молока, дюжина яиц. Стандартный набор, кроме небольшой черной прямоугольной коробочки, лежавшей на пачке спагетти. Я знала, что это, и поняла, почему он оказался в этом ряду.

Джордан заметил, на что я смотрю, и, закрыв рот ладонью, громко прошептал:

— Это не для фермы.

— Добавляешь неучтенные предметы?

— Я птица вольная, — улыбнулся Джордан.

Гордясь тем, как успешно продвигается разговор, я опустила взгляд на собственную корзину и поняла, что именно схватила, чтобы прикрыть прокладки. Я чуть не подавилась. Подгузники для взрослых.

Я попыталась по возможности еще больше спрятать корзину. Джордан, кажется, не заметил.

— Итак, — сказал он, толкая тележку по проходу. Я пошла рядом. — Тебя не было на вечеринке на прошлой неделе.

— Да... да, я была занята.

Я торопливо сунула подгузники для взрослых на пустое место на полке, которую мы проходили, и вместо них схватила большую бутылку шампуня. Мы повернули в ряд с чистящими средствами, и Джордан притормозил перед кондиционерами для белья.

— Как Фостер?

Спрашивает о моей семье. У Джордана был класс, который оценила бы Джейн.

— У него все хорошо.

— Надеюсь, он не слишком расстроился из-за игры.

Джордан выбрал кондиционер и бросил его в тележку.

— Ну... Думаю, он считает, что мог бы сыграть лучше, но, наверное, так всегда думаешь, когда проигрываешь.

— Да, обычно так и есть.

Мы повернули в отдел замороженных продуктов. Джордан молча выбирал полуфабрикаты для микроволновки.

— Джордан?

— Да.

Я не смогла удержаться от вопроса. Игра с Лейк-Фолс — и окружающая ее драма — не выходила у меня из головы.

— Как ты считаешь, Лейк-Фолс заслужили победу?

Джордан ответил не сразу.

— Зависит от того, что ты имеешь в виду. Считаю ли я, что они заслужили победу из-за того, что с ними произошло? Или считаю ли я, что они заслужили победу, потому что более сильная команда?