Мама налила мне стакан молока, выдавила туда большую порцию шоколадного сиропа и сказала, что это просто не та вселенная, где мы с Кэсом созданы друг для друга. Может быть, в другой раз или в другом месте, может быть, если бы он был другим или если бы я была другой.

— Но ты не захочешь измениться ради мальчика, — сказала она. — Ты не захочешь меняться ради кого-то.

Моим ответом было нечто среднее между рыданиями и фразой «Ты не понимаешь». Но мама настаивала.

— Когда-нибудь кто-нибудь полюбит тебя ради тебя, такую, какая ты есть. И как бы сильно тебе ни нравился Кэс, этот человек будет для тебя намного лучше.

Тогда это не помогло. Рыдая, я выпила стакан молока, пошла наверх, врубила на полную громкость радио и спряталась под одеялом, ненавидя и Кэса, и Молли, и весь мир.

Глупо, но даже сейчас, даже на тупых послематчевых вечеринках, даже зная, что в отношениях с девушками Кэс уже зашел намного дальше, чем французский поцелуй с Молли Макдауэл в кабинете домоводства, воспоминание о них двоих периодически отдавалось спазмом у меня в животе. Просто короткий небольшой спазм где-то под грудной клеткой, который заставлял меня почувствовать, будто я снова в средней школе, заставлял тосковать по той вселенной, где мы с Кэсом вместе, и ненавидеть ту, в которой я не с ним.

Но я бы никогда не призналась в этом. Я просто улыбнулась, и мы поспешили по тротуару к моей машине, Кэс, засунув руки в карманы, и я, подняв глаза к небу. Это был прекрасный вечер.

Мы дошли до моей машины, которая стола на позорном расстоянии от бордюра и торчала на проезжую часть под неудобным углом. Я не могла параллельно припарковаться даже под угрозой смерти.

— Веди осторожно, ладно? — сказал Кэс, забирая у меня ключи и открывая дверь.

— Ой, а я-то собиралась вести безбашенно.

Кэс прижал руку к груди.

— Воспаление хитрости? — спросила я с усмешкой.

— Просто представляю мир без Девон Теннисон. Небо все черное и в клочьях, деревья высыхают и умирают, и все группы из Топ-40 развалились.

— Ты заметил, что мы никогда не говорим о реальных вещах?

Он усмехнулся:

— Я люблю тебя.

Я села в машину, наполовину желая приказать ему не говорить подобных вещей, а наполовину желая ответить тем же.

— На самом деле, веди осторожно, ладно? — сказал он, прежде чем я успела ответить.

— Ну, я собиралась попробовать ехать с завязанными глазами, но думаю, что смогу это отложить. Ради тебя.

Я знала, что прозвучало так же глупо, как «При условии, что ты оставишь для меня танец» Кэса. И я знала, что иногда в присутствии Кэса мой голос становится странным, каким-то хриплым, когда я пытаюсь говорить круто, сексуально и непринужденно, а получается так же по-идиотски, как когда Кэс разговаривает с Линдси. Но я ничего не могу с этим поделать.

Он постучал по крыше автомобиля.

— Спокойной ночи, Девон.

А потом закрыл дверь, шагнул на тротуар и стал смотреть, как я уезжаю.

5

Вторая неделя учебы, определенно, хуже, чем первая, особенно в выпускном классе. В первой неделе есть своя новизна: кто-то изменил цвет волос, кто-то потолстел за лето. Нужно запоминать новые лица. Привыкать к новым привилегиям.

Но ко второй неделе новизна исчезает. Теперь ты просто вернулся в школу, ни больше ни меньше, еще один год, такой же унылый, как и предыдущие три, несмотря на новое телосложение Джоша такого-то и возможность парковаться на стоянке для выпускников.

Единственное отличие, по-моему, состояло в том, что теперь, когда окончание было так близко, оно казалось еще дальше, чем когда-либо. Сейчас будущее после школы смутно маячило где-то вдалеке.

В понедельник я начала вялые поиски внеурочных занятий, надеясь найти что-нибудь до своей следующей встречи с миссис Уэнтворт. Не знаю, смогу ли я вынести холодный неодобрительный взгляд «успешного» льва, если вернусь с пустыми руками.

Между уроками я изучала школьную доску объявлений. Там числился осенний сбор яблок «Пепин». Отбор в волейбольную команду. Кружок рисования. Команда по эко-марафону. «Будущие революционеры американской науки» искали кого-нибудь с автомобилем, чтобы поехать в музей науки. Школьному оркестру требовался еще один ударник.

Я не соответствовала почти никаким требованиям. Большую часть времени у меня была машина (когда, как все древние машины, она соглашалась сотрудничать), но я не видела себя революционеркой любого рода, и последнее, что мне было нужно, — это проводить больше времени с Фостером. Я была слишком неуклюжей для спорта и совершенно лишена вдохновения, чтобы заниматься рисованием. Эко-марафон имел потенциал, но одна только мысль о том, что придется проводить дни, анализируя экосистемы и разговаривая о слоях атмосферы, нагоняла на меня сонливость.

К тому времени как раздался звонок, у меня было столько же внеурочных занятий, как и до похода к доске с объявлениями, — ноль.

* * *

Во вторник, ни свет ни заря, Фостер снова загромыхал на кухне. Я только со стоном перевернулась в постели. Вторник означал урок физкультуры.

На третьем уроке мистер Селлерс повел свой отряд одетых в форму девятиклассников (и двух одетых в форму двенадцатиклассников) к школьному полю, таща за собой гигантскую сетку полную мячей. Как только мы встали на линию, отмечающую пятьдесят ярдов, он начал бросать нам мячи.

— Разбиваемся на пары! — крикнул он, бросая мяч в мою сторону. Я вскинула руки, чтобы поймать его, и смотрела, как он пролетел прямо у меня над головой. — Будем отрабатывать передачу. Помните, как должны стоять ваши пальцы, и давайте попробуем немного закрутить мяч!

Я стояла достаточно близко к Эзре Линли, чтобы бросить на него взгляд, но понимала, что в ближайшее время мы не будем партнерами; он не выберет меня, потому что слишком высокомерен, а я не выберу его, потому что, ну, считаю его высокомерным.

Вокруг него уже образовался рой девиц с общим криком: «Будь моей парой, Эзра! Будь моей парой!»

Он быстро огляделся вокруг и показал на особенно грудастую девицу. Та завязала свою темно-бордовую форменную футболку сзади, превратив ее в открывающий живот топ.

— Ты, — сказал Эзра.

Я закатила глаза. Девицы разочаровано разошлись и начали разбиваться на пары. Эзра пошел тоже, но, к моему удивлению, девушка в завязанной футболке к нему не присоединилась. Я проследила путь Эзры к точке за ее спиной.

Фостер пытался удержать мяч на лбу — так в зоопарке тюлени держат мячи на носах. Его футболка была так неравномерно заправлена, что сбилась под шортами, создавая впечатление, будто он запихнул туда рулон ваты.

Эзра потянулся и снял мяч с лица Фостера.

— Стой там, — показал он на точку примерно в десяти ярдах. Фостер улыбнулся и понесся прочь.

— Готов! — сказал он, повернувшись к Эзре и подпрыгивая на месте, как идиот.

— Девон! — рявкнул мистер Селлерс. — Найди пару!

Я осмотрелась вокруг. Неуправляемая на вид девица, отбившаяся от стада, стояла в одиночестве. Я подошла к ней.

— Давай. Будем парой.

Она выглядела опешившей, как будто я предложила порезать ладони и совершить клятву на крови, но тем не менее подбежала к месту напротив меня и повернулась, чтобы поймать мяч.

На ней был весьма толстый слой косметики: темная подводка для глаз, тени с блестками, перламутровый блеск для губ. Ее футболка тоже была завязана сзади, но в отличие от грудастой девицы у этой было видно резинку для волос, державшую узел.

Пока она бегала за пропущенным мячом, я глянула на Эзру и Фостера, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Фостер размахнулся и бросил неуправляемый мяч. Он взлетел по спирали вверх и назад и приземлился прямо позади скамейки для гостей у него за спиной.

— Ой!

Фостер пустился за мячом, а я внутренне поморщилась. Конечно, Эзра Линли был козлом, но он все-таки был главным футбольным дарованием Темпл-Стерлинга, а Фостер сейчас оскорбил его ремесло.

— Это твой брат? — спросила девица, проследив за моим взглядом.

— Нет, он мой кузен.

— Правда? Просто он сказал, что он твой брат.

— Зачем мне лгать?

Она непоколебимо смотрела на меня из-под блестящих век.

— А зачем ему?

Я пререкаюсь с малолеткой.

Я снова посмотрела на своего «брата». Он добежал до мяча и наклонился за ним.

«Не бросай его обратно, Фостер, — внушала я. — Не бросай его обратно».

Выпрямившись, Фостер отвел ногу назад, подбросил мяч и ударил по нему. Со стороны это выглядело простым и очень непринужденным движением.

Мяч полетел по большой дуге над нашими головами и приземлился где-то на трибунах на другой стороне поля.

Мы все стояли ошеломленные, но моя девица выбрала именно этот момент, чтобы бросить мне мяч. Он глухо врезался мне в плечо. Я даже не заметила.

Фостер нарушил молчание первым, закричав: «Извините!» — и трусцой побежал через поле. Он вышел из-под трибуны, подбежал к Эзре и вручил ему мяч.

— Извини, — сказал Фостер, застенчиво улыбаясь.

Эзра посмотрел на мяч, как будто Фостер только что дал ему картофелину, а затем на Фостера, как будто он был... Я не знаю, тем, кто только что дал ему картофелину.

— Кикер, — сказал Эзра.

— Фостер, — ответил он. — Но близко!

— Он может бить. — Эзра повернулся к мистеру Селлерсу. — Вы видели?

Я впервые видела, чтобы лицо Эзры выражало что-то большее, чем ленивое безразличие. Мистер Селлерс не спеша шел к ним, явно готовясь предложить свое экспертное мнение. Фостер выглядел просто смущенным.

Удар был хороший, вынуждена согласиться, но это, скорее всего, случайность. Ветер и угол ступни, вес мяча — все совпало для этого удара. А может, в кроссовках, купленных ему моей мамой, была специальная резина.

Эзра махнул Фостеру подойти, встал на колени и поставил мяч на землю.

— Ты когда-нибудь выбивал мяч? — спросил он.

Фостер покачал головой. Я наблюдала, как Эзра объясняет Фостеру, что делать, и мою грудь пронзило беспокойство. Это неправильно.

Фостер отошел на несколько шагов и приготовился. До меня дошло, что здесь произойдет: Эзра уберет мяч, и Фостер потеряет равновесие и шлепнется на спину, как в старых комиксах про Чарли Брауна [6]. Это, несомненно, было бы забавно, но также и просто жестоко, так что я двинулась в их сторону.

— Подожди, Фостер...

Но тут Фостер ударил.

На этот раз мяч пролетел криво, переворачиваясь в воздухе, и приземлился, не пролетев и двадцати футов, намного левее ворот.

Итак, это была случайность. Фостер выглядел слегка заинтересованным, но не слишком обеспокоенным. Эзра же, наоборот, был сама целеустремленность.

— Еще раз, — сказал он. — Давай еще раз.

Мистер Селлерс трусцой побежал за сеткой с мячами, пока Эзра тихо говорил Фостеру, показывая на поле, а потом на стойки ворот.

— Я хочу видеть передачи! — взревел мистер Селлерс, проходя мимо разбившихся на пары учеников обратно к Эзре и Фостеру.

Я засекла свой футбольный мяч в нескольких футах и подобрала его, но моя девица смылась и присоединилась к другой группе. Они не делали передачи, а просто передавали друг другу мяч, безостановочно болтая, наверное, о любимой марке носков Эзры Линли или о чем-нибудь еще таком же незначительном.

Я решила остаться одной, чем оказаться во власти подобного разговора. Я держала мяч так, чтобы хотя бы направить его в сторону одной из групп, если мистер Селлерс посмотрит на меня, одновременно обходя другие пары, чтобы подобраться поближе к месту, где стояли Фостер и Эзра.

Эзра опустился на колени с новым мячом и жестом показал Фостеру вперед.

— Попробуй снова.

На этот раз мяч зацепил левую стойку ворот и отскочил к боковой линии.

— Ближе. — Эзра посмотрел на Фостера. — Еще раз.

Он поставил еще один мяч. И этот попал в цель.

Такой же случайный удар с мощностью товарного состава, как из пушки, запустил этот мяч точно между стойками.

— Блин, — услышала я бормотание девятиклассника рядом. Он стукнул руку парня рядом с собой — Кеньона, которого мистер Селлерс назвал многообещающим. Кеньон, шире, чем два Эзры или три Фостера, стоял с широко открытым ртом.

— Блин, ты это видел? — снова спросил девятиклассник.

Фостер сделал еще четыре удара: два мимо и два в цель. Потом Эзра показал правильный удар. Фостер повторил его движения, и его мяч приземлился на десять ярдов дальше, чем мяч Эзры.

Я бессовестно глазела всю оставшуюся часть урока. Это странным образом приводило в замешательство... как будто узнать, что твоя собака умеет бить чечетку. Отпустив нас, мистер Селлерс принялся совещаться с Эзрой и Фостером.

— Что он сказал? — набросилась я на Фостера после урока. Он вышел из раздевалки последним. Даже Эзра со своей спортивной сумкой через плечо вышел через десять минут после того, как разошлись девятиклассники, и через пять минут после начала четвертого урока. Он даже не взглянул на меня.