Елена Романова - До любви две мили и один шаг (СИ)

— Он был в Индии, Китае и Египте, леди Блайт. Он чудесный рассказчик.

— Надеюсь, вы меня представите этому сказочнику.

— Напрасно вы так, — укорительно ответила Шерри. — Он прекрасный молодой человек.

Мы определились на том, что Эванс позволит мне выбрать для нее платье. Корсет на китовом усе мы пока оставили нетронутым, ибо ее страшила одна лишь мысль остаться без этого предмета гардероба. Я предвкушала, какой мы наведем фурор среди местных леди. И пусть сдохнут от зависти.

Но, когда дошло до дела, Шерри заупрямилась. В тот самый день барбекю, я приготовила для нее сюрприз.

Она скромно попивала чай из белого фарфора, опасаясь, наверно, что я надену на нее то бесстыдное, по ее словам, платье, которое демонстрировала утром.

— Веберы очень консервативны, — пояснила Шерри, когда я кокетливо крутилась у зеркала. — Помимо, Патти, у них еще трое детей… — я удивленно на нее уставилась. Патти? Это как надо было исковеркать имя, чтобы назвать так мужчину? — Все девочки. В этом сезоне родители возлагают на них немалые надежды. Старшая Оливия — настоящая красавица… О, она вам обязательно понравится!

Шерри меня плохо знала. Мне вообще редко нравились женщины.

— А вы, дорогая Шарлотта, хорошо знаете вашего Патти? — я улыбнулась, увидев, как распахнулись ее глаза.

— Он, вовсе, не мой, — возмутилась она, — мы с Веберами соседи. Мы с Патриком росли вместе. Он младше меня всего-то на два года.

Я с укоризной взглянула на Шерри, еще раз понимая насколько молода и хороша моя подруга. Она овдовела два года назад, когда ей было всего двадцать пять.

— А Патрик женат? — хохотнула я.

— Ну, как вам не стыдно, леди Блайт? — она обиженно надула губы. — Между нами только дружба.

— О, это вы мне не объясняйте…

Увидев, что я приготовила для нее воздушное малиновое платье с широким атласным поясом, она вскочила с кресла.

— Вы серьезно? — ее лицо пылало. — Я ни за что это не надену. Представьте, что скажут мадам Кюнтен и миссис Бейли?

Я вдруг вспомнила, что говорили они относительно моего лифа и выпирающих сосков и рассмеялась.

— А представьте, что скажет на это тот же Патрик, который не видела вас… сколько, кстати?

— Три года, — пропищала она.

— Вот, — я всучила ей малиновое платье. — А что скажет мистер Коулл? А? — я потянула ее наверх, в свою комнату и заставила переодеться.

Никогда не любила блондинок, но Шерри не переставала меня удивлять. Она была восхитительно хороша. И как можно было прятать столь прекрасное тело и такие густые белокурые волосы? Прочь ненавистные чепцы и дурацкие серые наряды! Шерри в моем нежном малиновом платье была превосходна. Я даже немного стушевалась, сознавая, что на ней платье сидит куда выгоднее, чем на мне. Я должна была растрепать ее пучок, поэтому жестко развернула ее спиной, запустив пальцы ей в волосы. Невероятный водопад белоснежных локонов ударился о ее лопатки, обдавая тонким чувственным запахом шафрана.

— Шерри, ты не могла прятать все это, — я с трудом сглотнула, разворачивая ее к себе и поднимая подбородок. — Ты невероятная красавица, — на меня смотрели серо-голубые глаза с длинными пушистыми ресницами.

Разве может такая женщина оставаться так долго одинокой?

— Ты должна забыть о пучках и чепцах, Шарлотта. Это годится только для служанок.

Приказав ей дождаться горничную, которую я привезла с собой из Лондона, и у которой были волшебные руки, ибо она могла сотворить упругие локоны даже из трех волосинок, я сама пошла переодеваться.

Для себя я избрала светло-бежевое платье. Волосы я хотела завить в воздушные кудри и небрежно заколоть на затылки. Достаточно задорно и свободолюбиво, чтобы придать образу веселую непринужденность. Глядя в зеркало, я подумала о том, что мистеру Остину это явно не понравиться и злорадно усмехнулась.

Шил-парк мы с Шерри покинули при полной помпе. Во-первых, мы отправились к Веберам в экипаже, как великосветские дамы и честно тряслись по ухабистым дорогам битых полчаса. Во-вторых, мы обе выглядели, как дебютантки на первом балу. И, в-третьих, нас обеих снедали внутренние демоны.

— О, моя любезная, Шарлотта! — миссис Вебер распахнула объятия моей подруге, когда мы, наконец, добрались до их поместья. Ее лицо вытянулось, когда она разглядела, в чем мы были одеты. — Патрик уже вернулся и спрашивал о вас, моя дорогая. Вы обязаны ему танец на балу, — подавив смущение, она все-таки обняла Шерри. — Вы так давно у нас не бывали.

— Миссис Вебер, — вставила Шарлотта и обратила внимание своей собеседницы на мою скромную персону. — Это леди Анна Вирджиния графиня Блайт, дальняя родственница миссис Бейли…

Вебер немного стушевалась. Не каждый день к ней на барбекю приезжают леди из Лондона.

— Я слышала, — смущенно улыбнулась она, — Очень рада вам, леди Блайт.

Оставив Шерри делиться впечатлениями с ее давней подругой, я поспешила в сад, где шли активные приготовления к барбекю. Однако, свернув, видимо, не на ту аллею, я оказалась лицом к лицу с поборником нравственности, мистером Остином. Когда я увидела его, красивого до одури и высокомерного, сердце пропустило пару ударов. Сегодня он был менее официален, чем в кофейне, потому что выбрал короткий темно-коричневый фрак и светло-бежевые брюки. Рубашка, как полагалось, была накрахмалена, и повязана шелковым галстуком, за который безумно хотелось дернуть.

Мы несколько секунд раскланивались друг перед другом с завидным позерством.

— А я рассчитывал, что вы внемлите советам миссис Бейли, — произнес он, оглядывая меня с ног до головы.

Интересно, что он имел в виду: историю с корсетом или с поведением?

— Я упрямая, мистер Остин.

— Вашими стараниями миссис Эванс сегодня блистает, — сказал он, подавая мне руку, когда я переступала через ветку. Мы удалились далеко в сад.

— Немного лоска не повредит никому. Даже вашей крестной, — не удержалась от колкости.

— У моей крестной достаточно добродетелей, леди, — осадил он меня, — и вам они тоже не повредят, — Бейли была отомщена, а я медленно покрывалась белыми пятнами. И снова его рука приникла к моей, помогая мне преодолеть очередную кочку.

Я начинала нервничать. Его прикосновения вызывали во мне целый водоворот ярчайших эмоций, которых не должно было быть.

— И часто здесь устраивают такие сборища? Вроде этого барбекю?

— А вам уже стало скучно?

— Наоборот, мне это кажется очень забавным, — я взглянула в его серьезное лицо, — а почему вы, мистер Остин, не уедите из Шропшира? — заметив, что он приподнял недоуменно бровь, добавила: — Неужели вам никогда не хотелось перебраться в Лондон?

— Нет.

— Почему?

— Потому, что здесь мой дом.

— Но вы его покинули, уехав во Францию. Сколько вас не было?

— Долго, — уклончиво ответил.

— Из-за истории с мистером Коуллом? — я намеренно лезла на рожон, внимательно наблюдая, как он начинает злиться. Хорошо. Значит, не я одна чувствую себя отвратительно.

— Что вы сказали?

— Я предположила, что вы покинули Шропшир из-за безответной любви, мистер Остин, — видя, как он хищно опустил голову, глядя на меня по-волчьи, я улыбнулась. Мне хотелось быть дерзкой, чтобы видеть его ответную реакцию. Ему претило все, что я делаю: как одеваюсь, как веду себя, как разговариваю. Для него я была ведьмой, которой самое место на костре.

— Я вижу, вы хорошо подготовились, леди Блайт.

— Что вы имеете в виду? — мне хотелось, чтобы он сказал о своей ненависти в открытую. Прочь маски — я хочу настоящего Джеймса Остина!

— Я имею в виду то, что вы завели знакомства с нужными людьми, леди. С теми, кто не всегда способен держать язык за зубами. Это делает вам честь.

— О, благодарю, — прикинулась польщенной, несмотря на явное презрение, кроющееся в его словах, — люди вашего сорта тоже должны заботиться об окружении, — бросила тоном, который не сложно счесть за оскорбительный.

— Моего сорта? — произнес он, не разжимая челюсти.

— Сколько бы ни было у торговца денег, он не станет аристократом. Быть может, поэтому вам нет места в Лондоне.

Он скрипнул зубами.

Я была в ударе. Лишь в исключительном случае, я могла позволить себе так грубо и бестактно говорить с мужчиной — если он мне чертовски нравился.

— У людей моего сорта, леди Блайт, — подчеркнуто вежливо заговорил он, — есть одна особенность, о которой люди вашего сорта забывают.

— И что это?

— Гордость и порядочность.

Я не заметила, как мы оказались в самом дальнем уголке сада, где слышался лишь размеренный шум реки. Но я не обращала на посторонние звуки внимания — в моих ушах, горле, висках пульсировала кровь.

— Гордость? Может быть, вы путаете ее с гордыней, мистер Остин? А насчет порядочности я бы поспорила…

— Да? Я вижу, вы любите поспорить.

— Что для вас порядочность, мистер Остин?

— Верность, преданность, скромность… — без промедления ответил.

— Тогда в Великобритании вам не найти ни одной порядочной дамы.

Мое заявление его позабавило — он позволил себе едкий смешок.

— Боюсь, огорчить вас, но большинство женщин не такие, как вы.

— Это меня ничуть не огорчает. Таких, как я, больше нет, — заключила, когда мы остановились и развернулись друг к другу.

— Видимо, это к лучшему.

Опешив от такой наглости, я не знала, что ответить, и он победно улыбнулся. Чертов проповедник! Я не собираюсь капитулировать.

— Мистер Остин, будем откровенны.

— С удовольствием…

— Я не буду оправдываться перед вами за то, кто я есть. Более того, мне глубоко наплевать на то, что вы себе вообразили! Но скажу одно — лучше быть последней дрянью в ваших глазах, чем быть ею на самом деле.

Произнесся это, я распрощалась с миром и покоем в Шорпшире. Ведь ни я, ни Остин не успокоимся, пока не истребим друг друга.

— Как вам будет угодно, леди Блайт, — медленно вымолвил он, не отводя пылающего взгляда.

— И это все, что вы скажете? — я с вызовом усмехнулась, приближаясь к нему и приподнимая подбородок. Пусть видит во мне порок, огонь и постыдную похоть. Пусть увидит во мне настоящую женщину, которая может со страстью желать мужчину. — Или это всего лишь маска, под видом которой прячется настоящий женоненавистник?

— А под видом порядочной леди… — я не на шутку его разозлила. Он не повысил голоса — нет, даже не договорил фразу, но я видела, что его взгляд упал на мои распахнутые губы и страшно потемнел.

— А под видом порядочной леди — шлюха? Вы это хотели сказать, сэр?

О, его глаза пожирали, завораживали, убивали. В них я читала слишком явную борьбу его желаний.

— Так вы ответите мне или так и будете строить из себя джентльмена? — бросила ему в лицо.

Он вдруг схватил меня за руку и притянул к себе. Неожиданно, я оказалась в его объятиях — в сильных крепких объятиях мужчины, знающего свою власть надо мной. Его губы жадно накрыли мои долгим, нетерпеливым поцелуем. Я могла лишь дивиться тому, насколько он был ласков после всего, что я сказала, и это грозило лишить меня воли. Мои руки переместились ему на грудь, цепляясь за борта фрака, который мне захотелось немедленно снять. И как бы вторя этой мысли, мое собственное платье поползло вниз, обнажая мягкий корсет и кружевную сорочку.

Его прикосновения были бережными и чуткими, будто он ласкал самую большую драгоценность в мире. Его поцелуй не прерывался, и я поймала себя на мысли, что хочу продолжать, к чему бы это не привело. Плевать, что мы опустились на траву прямиком в саду у миссис Вебер, не отрываясь друг от друга ни на секунду. Я хотела большего — ощущать в своих пальцах шелк его темно-каштановых волос, касаться обнаженной кожи, получать его поцелуи.

Джеймс Остин… Джеймс… я желала смаковать его имя и повторять еще и еще, прерывая свой шепот вместе с дыханием на этой сладкой и невыносимо эротичной «ей». Джеймс…

Джеймс Остин — сущий дьявол.