Пенелопа Дуглас - До тебя

– Да. Мне нравится Джексон. – А потом она снова посмотрела на меня. – С ним ты раскрываешься с лучшей стороны. Как когда-то с Тэйт.

* * *

Я не мог есть торт.

Я не любил внимание к своей персоне, а при мысли о том, что мать попросит меня задуть свечи, меня чуть не вывернуло наизнанку.

Я пошел к себе в комнату и закрыл дверь, наслаждаясь темнотой и тишиной, пока это было возможно.

Джекс будет жить с нами? – думал я, падая на кровать.

Я все еще не мог поверить, что мама всерьез рассматривала такой вариант. Что хотела взять его под свою опеку.

Это обойдется нам в круглую сумму, но денежный вопрос ее, казалось, не волновал.

Тему денег я никогда не поднимал, хотя вопросы у меня возникали. Мать работала в аудиторской фирме и зарабатывала достаточно для того, чтобы мы держались на плаву, но этой суммы никак не хватило бы на все то, что мы имели. Дом был полностью оплачен, у меня всегда были лучшие мобильные телефоны, а у нее хорошая машина. Тоже оплаченная.

По правде говоря, я просто боялся спрашивать. Не хотел знать, благодаря чему мы жили так хорошо.

Пришло сообщение от Кейси. Она выразила надежду, что мы останемся друзьями, и поблагодарила меня за помощь с этим ушлепком, ее парнем.

Он снова изменит, не пройдет и месяца. Они всегда так поступают. Но этого я ей не стал говорить.

Кейси также намекнула – довольно неловко, – что Тэйт теперь одна. Ее бабушка уехала.

Мои губы изогнулись в улыбке, и я уже был готов пойти к Тэйт и затеять очередную перепалку, когда получил новое сообщение.

Все хорошо?

Это отец Тэйт.

Прекрасно.

Ты вернул Тэйт ключ от дома, да?

Да.

Я солгал – я был еще не готов это сделать.

Спасибо. Поздравляю с восемнадцатилетием. Подарок скоро прибудет.

Спасибо.

Я не особенно умел выражать благодарность.

У Тэйт через неделю день рождения. Узнай, что она хочет.

Я вздохнул.

Это не так легко.

Его ответ пришел через полминуты.

Мужчина?..

Ударив по кровати кулаком, я неохотно закончил:

…решает свои проблемы.

Пришло ответное сообщение.

Сделай это, и спасибо.

Я стянул майку и запрыгнул под горячий душ, впервые за последние сутки погрузившись в тишину и покой.

Я все еще не мог поверить, что ударил своего отца. Я никогда не делал этого прежде, даже тем летом, в целях самозащиты.

Не знаю, почему его слова о детях Тэйт от другого мужчины так меня разозлили. Отец добился того, чего хотел: я снова попался на удочку.

Я не мог представить себя отцом, ни сейчас, ни когда-либо в будущем.

Но одно было наверняка. Сейчас или через десять лет – я не хотел, чтобы у Тэйт были дети от другого.

Но ведь однажды она их захочет. Как и большинство людей.

И при мысли о том, что мне нет места в ее будущем, я сглотнул, ощущая в горле комок размером с бейсбольный мяч.

Было утро понедельника, и я впервые в жизни собирался совершить взлом с проникновением. Во всяком случае, впервые по своей собственной воле.

Мои руки совсем не дрожали, когда я вставил ключ в замок и вошел в пустой дом Брандтов. Тэйт отправилась в школу полчаса назад, и я был немного зол, что сам опаздывал туда. Я надеялся, что сегодня она уедет раньше, чтобы поработать в лаборатории, но этого не случилось. Она вышла из дома поздно, и я теперь тоже задерживался.

Мистер Брандт попросил меня выяснить, что его дочь хочет на день рождения, как будто мы с ней дружили или что-то вроде того, хотя он-то знал, что это не так. Единственным способом узнать ответ было спросить ее напрямую, но наши отношения оставляли желать лучшего.

Поэтому… я решил заняться шпионажем.

Да, я подумал, что это хорошая идея.

Проверить историю на ноутбуке, полистать ее долбаный дневник, может, поискать в ящиках открытые упаковки презервативов…

Моя нога загудела, и я вытащил вибрирующий телефон.

Где ты?

Мэдок.

Опаздываю.

Отправив сообщение, я вошел в дом через заднюю дверь, закрыл ее, сунул ключи в карман и прошел через кухню к лестнице.

Тэйт была везде. От теплого запаха ее клубничного шампуня у меня едва не потекли слюни.

За все выходные я не видел ее и ничего о ней не слышал. Машина стояла у дома, но сама Тэйт, казалось, с пятничной ночи от меня пряталась.

Перед тем как войти в ее комнату, я с шумом втянул воздух. Даже не знаю почему.

Я был возбужден и в то же время чувствовал себя извращенцем.

Поэтому решил действовать быстро и поскорее убраться отсюда.

Я не какой-нибудь сосунок. У меня хватит духу порыться в чужих вещах.

Комната оказалась убранной, не считая разбросанной одежды. После возвращения из Франции Тэйт повесила на стены еще несколько фотографий и постеров.

Я медленно ходил по комнате, обводя ее взглядом; заметил ноутбук, но прошел мимо него и сел вместо этого на кровать.

В горле пересохло.

Твою мать.

Именно в этот момент у меня решила проклюнуться совесть?

В истории ее компьютера, возможно, было именно то, что нужно, или же всякая фигня, которую мне не следует знать. Может, Тэйт гуглит кремы для лица и дизайнерские зонтики. А может, шлет письма какому-нибудь уроду, с которым познакомилась во Франции, или приемным комиссиям колледжей за тридевять земель отсюда.

Я решил начать с малого и открыл ящик прикроватной тумбочки.

Крем для рук, небольшая мисочка с резинками для волос, сладости и… книга.

Сдвинув брови, я достал потрепанную, выцветшую книгу в обложке, которую не видел уже несколько лет, но все было словно вчера.

Воспоминания одно за другим ливнем нахлынули на меня.

Как Тэйт засовывает книгу в свой рюкзак в первый день седьмого класса.

Как после купания в озере она пытается прочитать мне какое-то стихотворение об Аврааме Линкольне.

Как папа Тэйт склеивает переплет, который погрыз Мэдмэн.

Эта книга – «Листья травы» Уолта Уитмена – была старше нас. Ей было лет двадцать. Тэйт всегда держала книгу при себе, потому что она принадлежала ее маме. Всякий раз, уезжая из города, она брала ее с собой.

Я начал листать книгу в поисках одного стихотворения – единственного стихотворения, – которое мне нравилось. Название я забыл, но помнил, что Тэйт отметила его.

Из книги мне на колени тут же выпали какие-то фотографии. Я отложил ее в сторону и подобрал снимки.

Сердце подскочило к самому горлу.

Господи.

Мы.

На снимках, которых оказалось всего два, были мы с ней. Оба сделаны, когда нам было лет двенадцать или тринадцать. На меня обрушилась целая тонна эмоций.

Тэйт хранила фотографии со мной?

Они лежали в книге ее матери, которой она безмерно дорожила.

И, скорее всего, она брала эти снимки с собой во Францию, вместе с книгой.

Я покачал головой, мои ноги онемели, словно я поставил их в ведро с цементом.

Она берегла наши фотографии, как и я. Я улыбнулся. У меня было такое чувство, словно я только что выиграл в лотерее.

А потом это невесомое чувство «словно-ты-на-цыпочках-идешь-по-полю-гребаных-тюльпанов» разбилось вдребезги, когда я вдруг заметил на ее туалетном столике черный кружевной бюстгальтер. Щекочущее ощущение в области сердца, как будто кто-то катался по нему на роликах, сместилось ниже, и теперь мне хотелось вылететь отсюда и немедленно разыскать Тэйт.

Моя челюсть дернулась, и я чуть не откусил себе язык, чтобы приструнить член.

Так, так, так… Тэйт носит кружевное белье.

Образ ее стройного тела в черном кружеве захватил мой разум, а потом я моргнул.

Стоп.

Меня осенило.

Тэйт носит кружевное белье.

Тэйт. Носит. Гребаное. Кружевное. Белье!

Но для чего, черт возьми? И для кого?

Я резко провел рукой по волосам. На лбу выступили капли пота.

К черту все.

Пусть папа подарит ей деньги. Разве не это хочет получить любой подросток на день рождения?

Я убрал книгу обратно в ящик и, спустившись по лестнице, вышел из дома через переднюю дверь.

Я даже не помню, как доехал до школы.

Все, что я видел перед собой, – это образ Тэйт, надевающей кружевное белье для какого-то недоноска с маленьким членом.

* * *

Утренние занятия прошли как в тумане. В основном я просто сидел со скрещенными на груди руками и пялился в парту, игнорируя все, что происходило вокруг. К четвертому уроку я готов был держаться за стол, стул и за все что угодно, лишь бы только не вскочить с места, не ворваться к Тэйт на французский и не затеять ссору.

Учителя меня не вызывали, а значит, я мог не беспокоиться о том, что не слушаю их. Мои оценки были хорошими, к тому же когда мне задавали какой-то вопрос, я грубил, поэтому в итоге со мной от греха подальше просто перестали вступать в диалог.

Когда пришло время ланча, я не спешил в столовую.

Я знал, что Тэйт будет там, и мне не хотелось сидеть и смотреть, как она пытается игнорировать меня, и отвечать ей тем же. Потому что на самом деле я мечтал о том, чтобы она была рядом со мной.

– Татум Брандт!

Какого?..

Я застыл на месте, услышав, как кто-то громко выкрикнул ее имя.

Я успел заметить Сэма и его друга Гуннера за нашим обычным столиком и как раз взял сэндвич и напиток, когда вдруг раздался этот крик.

Мой взгляд сфокусировался на Мэдоке – он стоял спиной ко мне на коленях в центре столовой!

– Пожалуйста, ответь мне, пойдешь ли ты со мной на Осенний бал?! – завопил он, и, проследив за его взглядом, я сжал кулак, нечаянно раздавив сэндвич, который держал в руке.

Чеееерт.

Тэйт с очень удивленным видом повернулась, ее плечи были напряжены, она избегала взглядов окружающих, как будто была скорее раздражена, чем смущена.

Тэйт Мэдока на дух не переносила.

Ох, какого же черта он вытворяет?

В набитой народом столовой воцарилась тишина.

Мэдок, не вставая с колен, подполз к Тэйт и взял ее за руку.

Вокруг послышались смешки. Мой мозг отдавал противоречивые сигналы телу.

Вперед! Он ее домогается. Он всегда о ней тайно мечтал.

Нет, стой на месте. Он же твой друг. Он так не поступит.

– Пожалуйста, пожалуйста! Не отказывай. Ты мне нужна! – взревел Мэдок, обращаясь скорее к публике, нежели к Тэйт, и зал взорвался хохотом и одобрительными возгласами. – Пожалуйста, давай договоримся. Прости меня за все! – продолжал вопить он, а Тэйт смотрела на него широко распахнутыми глазами. На ее лице выступили красные пятна. У нее был такой вид, как будто ей стало дурно.

А еще она была взбешена.

Она пробормотала ему что-то, чего я не расслышал, а Мэдок снова закричал:

– Но ребенку нужен отец!

КАКОГО. ХРЕНА?

У меня внутри словно что-то оборвалось, а перед глазами все погрузилось в багрянец.

У Тэйт вытянулось лицо, а толпа взревела, довольная представлением Мэдока.

Ее губы едва заметно зашевелились.

Что она ему говорит?

Он, судя по всему, был чертовски доволен ответом, потому что тут же встал, схватил ее в объятия, поднял и закружил к восторгу публики.

Все свистели и аплодировали, а я не глядя швырнул свой ланч в корзину для мусора.

Она согласилась?

Я развернулся и вышел из столовой еще до того, как Мэдок поставил ее на пол.

– Проклятье! – взвыл Мэдок, схватившись рукой за лицо и налетев спиной на шкафчики.

У нас был урок физкультуры, и я даже не стал ждать, пока он меня увидит – просто подбежал и врезал ему прямо в глаз.

Одноклассники поспешили убраться из раздевалки, а я перешагнул через лавку и сел перед своим лучшим другом, который медленно сполз на пол.

Упер локти в колени и, глядя на него, сказал:

– Прости. – И это было вполне искренне. – Но ты же понимаешь, что сам меня вынудил?

– Да, – кивнул он, покосившись на меня, держась за лицо рукой.

Мэдок намеренно меня провоцировал, и это бесило меня, но я знал, почему он так поступает. Он хотел, чтобы я начал действовать. Чтобы я бросился Тэйт в ноги и добился ее расположения.

Но она сказала «да» ему.

Это меня тоже злило.

Я был в бешенстве от того, что сам не додумался пригласить ее на танцы.

Я ненавидел танцы.

Ненавидел танцевать.

Но благодаря моим стараниям в прошлые годы Тэйт не посещала такие мероприятия, а ей явно этого хотелось.

Горький привкус появился у меня во рту.