— Не хотите ли чашечку чая? — наконец спросила я, когда тишина стала невыносимой.

— А! Ну конечно. Девушка, которая зарабатывает на жизнь, заваривая чай. А я гадал, как скоро вы захотите показать свои умения. Нет. Спасибо, не надо.

— Может, кофе?

— Обойдусь без горячих напитков, мисс Кларк.

— Можете называть меня Лу.

— А толку?

Я моргнула и на мгновение открыла рот, но тут же закрыла. Папа всегда говорит, что с открытым ртом я выгляжу глупее, чем на самом деле.

— Может… принести что-нибудь?

Уилл повернулся ко мне. Его подбородок зарос многонедельной щетиной, а глаза были непроницаемыми. Он отвернулся.

— Тогда… — Я оглядела комнату. — Поищу что-нибудь постирать.

Я вышла из комнаты с колотящимся сердцем. В безопасном укрытии кухни достала мобильный и напечатала сообщение сестре:


Это ужасно. Он меня ненавидит.


Ответ пришел через несколько секунд:


Прошел всего час, тряпка! Ма и па позарез нужны деньги.

Соберись и думай о почасовой ставке. Целую.


Я захлопнула телефон и шумно выдохнула. Порылась в корзине с грязным бельем, наполнила бак стиральной машины от силы на четверть и несколько минут читала инструкцию. Мне не хотелось ошибиться в настройках или сделать что-нибудь, отчего Уилл или миссис Трейнор снова посмотрят на меня как на дурочку. Я запустила стиральную машину и немного постояла, пытаясь придумать благовидное занятие. Достала пылесос из шкафа в коридоре и вычистила коридор и две спальни, размышляя, что если бы родители меня увидели, то непременно сделали бы фото на память. Гостевая комната была почти пустой, как номер в гостинице. Наверное, Натан редко остается на ночь. И его сложно винить.

Я помедлила у спальни Уилла Трейнора, но решила, что она нуждается в уборке не меньше других. Вдоль одной стены тянулся встроенный стеллаж, на котором стояла пара десятков фотографий в рамках.

Пылесося вокруг кровати, я позволила себе взглянуть на них. На одной мужчина прыгал с утеса на тарзанке, раскинув руки, словно статуя Христа. На другой был мужчина, похожий на Уилла, среди вроде бы джунглей, на третьей — он же посреди нетрезвых друзей. Мужчины в галстуках-бабочках и смокингах обнимали друг друга за плечи.

Снова он на лыжном склоне, рядом с длинноволосой блондинкой в темных очках. Я наклонилась, чтобы получше разглядеть лицо за лыжными очками. На фотографии он был чисто выбрит, и даже в ярком свете его кожа светилась тем дорогостоящим лоском, какой бывает лишь у богачей, отдыхающих три раза в год. У него были широкие, мускулистые плечи, заметные даже под лыжной курткой. Я осторожно поставила фотографию обратно на стол и продолжила пылесосить за кроватью. Наконец я выключила пылесос и начала сворачивать шнур. Наклонившись, чтобы выдернуть его из розетки, я краем глаза заметила движение и подпрыгнула, тихонько пискнув. Уилл Трейнор наблюдал за мной из дверей.

— Куршевель. Два с половиной года назад.

— Извините. — Я покраснела. — Я просто…

— Вы просто разглядывали мои фотографии. Размышляя, насколько ужасно превратиться в калеку после подобной жизни.

— Нет. — Я покраснела еще гуще.

— Остальные мои фотографии в нижнем ящике, на случай если вас снова одолеет любопытство, — сообщил он.

Инвалидная коляска с тихим гулом повернула направо, и он исчез.


Утро затянулось на несколько лет. Я не могла припомнить, когда еще часы и минуты казались такими нескончаемыми. Я придумывала себе все новые и новые занятия и заходила в гостиную как можно реже, сознавая, что веду себя трусливо, но, по правде говоря, мне было все равно.

В одиннадцать я принесла Уиллу Трейнору стаканчик с водой и лекарства от спазмов, как велел Натан. Я положила таблетку ему на язык и протянула стаканчик, чтобы он мог запить, все по инструкции. Стаканчик был из блеклой непрозрачной пластмассы, такой же, как у Томаса, только без нарисованного Боба-строителя.[18] Уилл не без труда проглотил лекарство и жестом приказал оставить его в одиночестве.

Я протерла пыль с полок, которые в этом совсем не нуждались, и раздумывала, не помыть ли окна. В здании вокруг было тихо, не считая еле слышного гула телевизора в гостиной, где сидел Уилл. Я не осмелилась включить радио на кухне. Мне казалось, что он скажет что-нибудь ядовитое о моем музыкальном вкусе.

В половине первого вернулся Натан, впустив с улицы морозный воздух и выгнув бровь.

— Все в порядке? — спросил он.

— Конечно. — Я в жизни не была так рада кого-либо видеть.

— Отлично. У тебя полчаса. Нам с мистером Ти надо кое-что проделать.

Я рванула за курткой. Я не собиралась обедать в городе, но чуть не упала в обморок от облегчения, оказавшись за стенами дома. Подняв воротник и надев сумку на плечо, я быстро зашагала по дорожке, как будто мне было куда идти. А на самом деле просто полчаса гуляла по окрестным улицам, выдыхая клубы теплого пара в плотно замотанный шарф.

С тех пор как закрылась «Булочка с маслом», в этом конце города не было кафе. Замок стал необитаем. Ближайшее место, где можно было перекусить, — гастропаб,[19] но в нем мне не хватило бы денег даже на стакан воды, не говоря уже о быстром перекусе. На его парковке стояли огромные и дорогие машины с новенькими номерами.

Я встала на парковке замка и, убедившись, что меня не видно из окон Гранта-хауса, набрала номер сестры.

— Привет.

— Ты же знаешь, что мне запрещено говорить на работе. Ты что, слетела с катушек?

— Нет. Просто захотелось услышать дружеский голос.

— Он настолько ужасен?

— Трина, он меня ненавидит. Смотрит на меня как на дохлую мышь, которую притащила кошка. И он даже не пьет чай. Я от него прячусь.

— Ушам своим не верю.

— Что?

— Просто поговори с ним, идиотка. Ну конечно, он несчастен. Он застрял в чертовом инвалидном кресле. А от тебя, наверное, никакого проку. Просто поговори с ним. Узнай его получше. Что такого может случиться?

— Не знаю… Не знаю, выдержу ли.

— Я не собираюсь говорить маме, что ты не проработала и полдня. Тебе ничего не заплатят, Лу. Ты не можешь уйти. Мы не можем тебе этого позволить.

Она была права. Я осознала, что ненавижу сестру.

Последовало краткое молчание. Голос Трины стал непривычно ласковым. Это и вправду беспокоило. Это означало, что она в курсе: у меня худшая работа на свете.

— Послушай, — сказала она. — Всего шесть месяцев. Продержишься шесть месяцев, получишь плюсик в резюме и сможешь найти работу по душе. И к тому же… если подумать, разве это не лучше, чем работать по ночам на птицефабрике?

— Ночи на птицефабрике — просто праздник по сравнению с…

— Мне пора, Лу. До встречи.


— Как насчет прогуляться? Можно взять машину.

Натан ушел почти полчаса назад. Я мыла чашки из-под чая целую вечность, и мне казалось, что, если я проведу еще один час в этом мертвом доме, у меня взорвется голова.

— Куда прогуляться? — Он повернулся ко мне.

— Ну, не знаю. Давайте просто прокатимся за город.

Иногда, как в данном случае, я делала вид, будто я Трина. Она очень спокойный и компетентный человек, и поэтому ей никто не перечит. Мне казалось, я говорю профессионально и оптимистично.

— За город, — как бы размышляя, повторил он. — И что мы увидим? Несколько деревьев? Кусочек неба?

— Не знаю. А что вы обычно делаете?

— Я ничего не делаю, мисс Кларк. Я больше не могу ничего делать. Я просто существую.

— Ну, — начала я, — мне сказали, что у вас есть машина, адаптированная для инвалидной коляски.

— И вы боитесь, что она сломается, если не ездить на ней каждый день?

— Нет, но я…

— Вы хотите сказать, что мне не стоит все время сидеть дома?

— Я только подумала…

— Вы подумали, что мне не повредит прокатиться? Подышать свежим воздухом?

— Я только пытаюсь…

— Мисс Кларк, моя жизнь не слишком улучшится от автомобильной прогулки по стортфолдским проселкам. — Уилл отвернулся.

Он вжал голову в плечи, и я задумалась, удобно ли ему. Но момент был неподходящий, чтобы спрашивать. Мы сидели в молчании.

— Принести вам компьютер?

— Что, подумали о группах поддержки для квадриплегиков? «Паралитики, но не нытики»? «Жизнь на колесах»?

— Ладно… хорошо… — Я глубоко вдохнула, стараясь говорить уверенно. — Учитывая, что нам предстоит проводить много времени вместе, быть может, нам стоит получше узнать друг друга…

Выражение его лица заставило меня запнуться. Он смотрел в стену перед собой, и у него дергался подбородок.

— Просто… это и правда немало времени. Целый день, — продолжила я. — Возможно, если вы расскажете о том, что любите делать, что вам нравится, я смогу… устроить все по вашему вкусу?

На этот раз тишина была мучительной. Я следила, как она медленно поглощает мой голос, и не могла придумать, куда девать руки. Трина и ее компетентная манера поведения испарились.

Наконец инвалидное кресло загудело, и Уилл медленно повернулся ко мне.

— Итак, вот что я знаю о вас, мисс Кларк. Моя мать утверждает, что вы очень разговорчивы. — По его тону казалось, будто это физический недостаток. — Давайте заключим сделку. Вас не затруднит быть неразговорчивой рядом со мной?

Я сглотнула, мое лицо пылало.

— Хорошо, — сказала я, когда вновь обрела дар речи. — Я буду на кухне. Если вам что-нибудь понадобится, просто позовите.


— Я не верю, что ты уже сдалась.

Я лежала на кровати поперек, задрав ноги на стену, как любила делать подростком. Я поднялась к себе сразу после ужина, что было на меня не похоже. С тех пор как родился Томас, они с Триной переехали в комнату побольше, а я оказалась в каморке, такой крохотной, что довольно было провести в ней полчаса, чтобы заработать приступ клаустрофобии.

Но я не хотела сидеть внизу с мамой и дедушкой, потому что мама все время поглядывала на меня с беспокойством и изрекала сентенции вроде: «Все наладится, дорогая» и «Любая работа в первый день утомительна». А ведь последние двадцать лет она не работала! Из-за нее я чувствовала себя виноватой, хотя ничего плохого не сделала.

— Я не говорила, что сдалась.

Как всегда, Трина ворвалась, не постучав, хотя мне приходилось тихонько стучаться к ней в дверь, на случай если Томас спит.

— А если бы я была голой? Ты бы хоть крикнула, если стучать не умеешь.

— Чего я там не видела? Мама думает, что ты хочешь уволиться.

— О боже, Трина. — Я спустила ноги со стены и приняла сидячее положение. — Это хуже, чем я думала. Он такой несчастный.

— Он не может двигаться. Ну конечно он несчастный.

— Да, но к тому же саркастичный и гадкий. Стоит мне что-нибудь сказать или предложить, как он смотрит на меня как на дуру или говорит что-нибудь, отчего я чувствую, себя двухлеткой.

— Наверное, ты ляпнула какую-нибудь глупость. Вам просто надо привыкнуть друг к другу.

— Ничего я не ляпнула. Я была очень осторожна. Да я вообще ничего не говорила, кроме: «Не хотите ли прокатиться?» и «Не желаете ли чашечку чая?».

— Hу, может, он со всеми так себя ведет поначалу. Погоди, пока он поймет, что ты пришла надолго. У них наверняка сменились толпы сиделок.

— Он даже не хочет, Чтобы я сидела с ним в одной комнате. Я не смогу, Катрина. Просто не выдержу. Ну правда… ты бы поняла, если бы видела.

Трина помолчала, не сводя с меня глаз. Она встала и выглянула за дверь, как будто проверяя, нет ли кого на площадке.

— Я подумываю вернуться в колледж, — наконец сказала она.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать смену темы.

— О боже, — сказала я. — Но…

— Я собираюсь взять ссуду, чтобы внести плату. Но мне могут дать специальную субсидию, потому что у меня есть Томас, и университет предлагает сниженную ставку, потому что… — Она пожала плечами, немного смутившись. — Они считают, что я могу преуспеть. Кто-то бросил курс экономики и менеджмента, и меня могут взять на его место с начала следующего семестра.

— А как же Томас?

— В кампусе есть детский сад. Мы можем жить в дотируемой квартире в общежитии и возвращаться сюда почти каждые выходные.

— Вот как. — Я чувствовала, что она наблюдает за мной, и не знала, что делать с выражением лица.

— Мне нестерпимо хочется снова использовать свой мозг. От кручения букетов у меня голова идет кругом. Я хочу учиться. Хочу стать лучше. И мне до смерти надоело, что руки мерзнут от воды.

Мы обе посмотрели на ее руки, розовые даже в тропическом климате нашего дома.