— Пап, вот я сейчас и звоню.

— Наверняка по какому-нибудь делу.

— Почему ты так решил?

— Потому. Знаю я тебя, деловую колбасу…

Несмотря на то что отец говорил в шутливом тоне, Алиса почувствовала довольно болезненный укол совести. Она знала, что родители скучают по ней.

— Папка, я тебя обожаю! — сказала она, пытаясь совладать с волнением, от которого у нее перехватило горло, а на глазах навернулись слезы.

— Ладно, лиса Алиса, не подлизывайся…

— Как ты себя чувствуешь?

— Как в анекдоте.

— В смысле? — не поняла она.

— В смысле — не дождетесь, — продолжал шутить Валентин Семенович.

— Ну, папка! Ладно, позови маму.

— Не позову, пока не пообещаешь, что в эти выходные обязательно поедешь вместе с нами на дачу. Сидишь там у себя, как в норе, света белого не видишь! Свежим воздухом надо иногда дышать или нет? Обалдеешь ведь скоро от своих кофточек.

— Не обалдею, — с безенчуковской интонацией ответила Алиса.

— Пообещай, что поедешь с нами на дачу, — не отставал Валентин Семенович.

— Хорошо, пап, я обещаю.

— А-а, все равно обманешь. Ладно, передаю трубку матери. Лидок, подойди к телефону, дочь звонит! Болтайте, женщины.

Алиса услышала в трубке голос матери, Лидии Михайловны.

— Привет, киса.

— Здравствуй, мамуль. Как ты?

— Да что мне сделается-то?

— Я, наверное, завтра к вам заеду.

Голос Лидии Михайловны посерьезнел.

— Алиса, детка, у тебя все хорошо? — спросила она.

— А что у меня может быть нехорошо, мам?

— Не знаю, мне просто кажется…

— Перекрестись, мам. У меня все в полном порядке.

— Ну ладно. А то прямо душа не на месте.

— До завтра, мам. Целую. И поцелуй за меня папку.

— Приезжай к обеду! Я приготовлю что-нибудь вкусненькое!

Хорошо, что она не сказала матери о продаже квартиры на «Богдашке», и вообще, обо всем остальном. Родители никогда не вмешивались в ее дела, разве что пытались повлиять на Алису, когда та собиралась замуж за Эдуарда Ощепкова. Как оказалось — не зря.


Это был день звонков. Просто какое-то телефонное безумие. Вечером ей позвонила еще и Елена.

— Привет! Я разговаривала с Оксанкой, узнала про Эдика. Ты совсем уже чокнулась со своей благотворительностью?!

— А что я должна была, по-твоему, делать?

— Ну не знаю. Только не понимаю, почему ты-то должна этим заниматься?!

— А кому еще, как не мне?

— У него мать есть. И наверняка баба какая-нибудь…

— Никого у него нет. А бывшая свекровь меня просто послала.

Темпераментная Елена в миг перенесла все свое благородное возмущение на другой объект.

— Ну что за люди, а?! Вот кто ее, скажи на милость, сучку старую, когда время придет, хоронить-то будет? Хоть бы об этом подумала, прежде чем посылать человека, который хочет помочь. Ну и век настал!

— Век как век…

— Слушай, бессребреница, ты, случайно, не собираешься уходить в монастырь? — с ехидцей поинтересовалась Елена. — Когда соберешься, не забудь мне свою «малосемейку» отписать. Уж я-то сумею распорядиться этим подарком. С пользой для себя.

13

На следующий день с утра она занялась похоронами Эдуарда, а потом, ближе к обеду, отправилась в гости к родителям.

У Лидии Михайловны уже все было готово к приезду дочери: окрошка из домашнего кваса с копченой колбаской и сладким болгарским перцем и сочные, еще горячие «колдуны». Одним словом — прощай, диета.

— Мама, я сейчас умру, — сказала Алиса, когда обед был съеден. — Все такое вкусное, просто ужас! Я же не влезу в свой летний гардероб.

— Перестань. Уж я-то знаю, что ты живешь на одних салатах. И дело ведь не в диете, верно? Тебе что, лень готовить?

— О, проницательная, мудрая мама! Да не лень, ма-ам. Просто некогда.

Она попыталась подняться из-за стола. Лидия Михайловна недоуменно посмотрела на дочь.

— А как же чай? Я и торт испекла.

— Нет, мамуль, торт отменяется. Места больше нет.

Лидия Михайловна вздохнула и стала убирать посуду в раковину.

— Тогда возьмешь с собой и дома съешь, — решительно произнесла она, — когда место появится.

— Ну хорошо, — сдалась Алиса.

— Чаю все же выпей, — не отставала мать. — Я налью? Пусть остывает.

— Ладно, мам, пусть остывает.

Родители жили в двухкомнатной квартире, в кирпичной девятиэтажной «свечке». Это был один из первых домов так называемого Чехословацкого проекта, с незадымляемыми лестницами и квартирами улучшенной планировки, отличавшимися от типовых «брежневок» и еще более мелких «хрущевок» вполне приличными восьмиметровыми кухнями, более просторными комнатами и прихожими. Квартира была обставлена простенько, без изысков и излишеств. «Достойная бедность» — так в шутку называл Валентин Семенович их с женою стиль жизни. Он всю жизнь проработал на заводе. Начинал с инженера и постепенно дослужился до заместителя директора, «пережив» всех своих хозяев. Раньше Бархатовы были вполне обеспеченной семьей, но теперь из всех богатств у них осталась только машина «девятка» да вот эта квартира, которую Валентин Семенович выбил, благодаря руководящей должности.

Когда-то Алиса привела сюда Эдика, потому что своей жилплощади у него не было, а обитать под одной крышей с его матушкой не представлялось возможным. И родители приняли его — куда денешься? Так и стали они жить вчетвером в двухкомнатной квартире. Бедные, бедные ее старики! Ну и натерпелись же они, прежде чем у Алисы хватило ума выставить Эдика вон.

Лидия Михайловна поставила посуду в шкаф на сушилку и села напротив Алисы. Весной матери исполнилось пятьдесят восемь, но выглядела она моложе своих лет — хорошо одевалась, следила за собой. Собственно, у всех женщин этой семьи была такая отличительная черта. Они следили за собой без чрезмерного фанатизма, конечно, так как цену себе тоже знали. Поэтому юная Лида Нефедова и выбрала себе в мужья очень достойного молодого человека. Алиса даже где-то завидовала родителям. У них всегда все складывалось гладко. В отличие от нее, их непутевой дочери. Ну тут уж, как говорится, в семье не без урода.

Зато как же хорошо, как здорово было приходить к ним, своим славным старикам, и, отдуваясь, непременно съедать все вкусное, что мама положит в тарелку, пить чай и хихикать вместе с ней над шуточками отца. И на правах единственной Дочери не мыть посуду. У мамы спокойные серые глаза, любящий взгляд и «гусиные лапки» в уголках глаз, которые она так мечтает разгладить, используя какой-то разрекламированный крем для век. Но все это, конечно, безрезультатно. И слава Богу, потому что эти «лапки» ей ужасно идут.

Иногда Алисе становилось интересно, что родители думают по поводу ее неустроенной личной жизни и отсутствия детей, то есть их внуков. Они никогда ни в чем не упрекали свою дочь. Может быть, их так напугало ее первое неудачное замужество? Но, в сущности, они просто хотели от нее, их единственной дочери, только одного — чтобы она не забывала их, объявлялась почаще, звонила… А ведь она забывала! И снова никаких упреков, разве что в шутливой форме…

Как же она могла так долго не появляться здесь, в этой уютной квартирке, где с детства все настолько родное, что от каждой царапинки на мебели перехватывает дыхание? И под креслом все время спит старый сердитый кот Пушок, огромный, как средних размеров собака, и вечный, как Дункан Маклауд. И хочется в гостиной опуститься на диван между мамой и отцом, обняться с ними и, сидя вот так втроем, смотреть какой-нибудь ужасно сентиментальный старый советский фильм. И это воистину настоящее счастье. Хотя в ее возрасте было бы лучше уже мечтать об объятиях мужа. Как-то это более естественно, что ли…

Да бог с ним, с мужем. Вот если б у нее были дети, она могла бы отправлять их к дедушке и бабушке, и тогда бедным ее старикам не было бы так тоскливо и одиноко без нее. Да, с внуками им было б не до хандры. Тогда отец перестал бы мрачно шутить, мол, скорее бы старость да в детство впасть…

— У тебя правда все в порядке, дочь? — спросила Лидия Михайловна.

— Да, мам.

— Выглядишь усталой. Наверное, целыми днями сидишь за вязанием. Бедный ты мой ребенок…

Она погладила Алису по голове, как в детстве.

— Ничего я не бедный ребенок.

Мать рассмеялась.

— Бедный мой богатый ребенок!

Внезапно Алиса спросила:

— Мам, почему в твое время мужчины женились?

Лидия Михайловна пожала плечами.

— Наверное, потому, что женщины были не так доступны, как теперь. Вот и приходилось жениться. Это был почти единственный способ получить женщину.

— Думаешь, все дело в этом?

— Отчасти да.

— Как грустно. Значит, мы доступны.

Лидия Михайловна ласково погладила ее по лицу. Алиса блаженно закрыла глаза, потерлась о руку матери, теплую и удивительно нежную. Захотелось плакать.

— Алисочка, ну что на тебя нашло, детка? Я же вовсе не тебя имела в виду. Да пропади они пропадом, эти мужики! Разве смысл жизни в этом?

— А в чем же, мамочка, тогда смысл нашей жизни? — с тоской произнесла Алиса.

— Да ни в чем. Живи себе да радуйся. Нас с отцом радуй.

— И все-таки почему теперь другие отношения? Что изменилось?

— Жизнь изменилась. И потом, раньше как-то не принято было жить поодиночке. Еще государство вынуждало. В те времена существовал налог на бездетность. А семейным, наоборот, обеспечивали и карьерное продвижение, и материальную помощь, да еще и квартиры давали…

— Угу, знаем, через двадцать лет по очереди.

— Ну кто-то получал быстрее. Такое уж было время. Теперь другое.

— А нам что делать? Ну, моему поколению? Вы с мальчиками за ручку гуляли, замуж выходили практически нецелованными. А с нами что теперь происходит? Смотреть на все тошно. Мужики повыродились и деградировали. Семья стала не нужна. У всех на уме только удовлетворение собственных желаний, кстати, не всегда сексуальных. Ленка ищет себе мужа за бугром — так и там то же самое, только со своими примочками. От Оксанки муж ушел…

Сказав это, Алиса тут же спохватилась, ведь эта история была тесно связана с ее личными неприятностями, о которых матери не следовало знать.

— Как?! От Оксаны ушел муж?! — изумленно воскликнула Лидия Михайловна.

— Да, — нехотя подтвердила Алиса.

— К другой женщине?

— Не знаю… к женщине, к мужчине… Какая разница? Сбежал, вот и все.

— Но у них же двое детей!

— Как говорят в Украине, о то ж…

— Алиса, доченька, но ведь это же кошмар! Черт знает что такое! Ну и мужчины пошли. В наше время такого не было.

Алиса лукаво посмотрела на мать.

— В ваше время за такое бы сразу к стенке, что ли?

— К стенке не к стенке… но тогда парторганизация оказывала на всех влияние. Хотя знаешь, чем на такого влиять, пусть уж лучше идет на все четыре стороны. Нет, дочь, не правильное было тогда время. Наверное, поэтому сейчас вы и расплачиваетесь за все.

— Давай не будем больше о грустном.

— Может, все-таки скушаешь кусочек тортика? — с надеждой в голосе спросила Лидия Михайловна. — Смотри, какой красавец получился. Как ты любишь, с марципаном.

Алиса с мольбой посмотрела на мать и внезапно сдалась.

— Ну если только с марципаном. И если только кусочек.

Лидия Михайловна тут же кинулась хлопотать: разрезала испеченный торт, положила по кусочку Алисе и себе и подлила чаю.

— Звонила Алевтина, — сказала она, снова присаживаясь напротив.

— Тетя Аля? Есть новости от Женьки?

— Да, Женечка прислала ей фотографии по электронной почте. Все очень достойно.

С Алевтиной, младшей сестрой отца Алисы, Лидия Михайловна дружила еще с первого курса института. Собственно, подруга и познакомила ее потом со своим братом.

— Женька случайно не собирается к нам приехать? Как-никак уже пять лет прошло. Тетя Аля внука видит только на фотографиях, впрочем, так же как и дочь. Совесть у нее есть?

В интонации Алисы прозвучал упрек, и она тут же мысленно одернула себя. Сама-то хороша. Женька хотя бы живет за океаном, в другой стране и на другом континенте. А вот ей, Алисе, что мешает почаще бывать у родителей или на худой конец почаще звонить? Она виновато посмотрела на мать, ей даже показалось, что Лидия Михайловна поняла, какие мысли снедают ее непутевую дочь.

Тут приехал на обед Валентин Семенович, на служебной машине с шофером, и женщины благополучно свернули свой грустный разговор. Папа принес бутылочку вина, по случаю появления в отчем доме своей единственной блудной дочери, и та вынуждена была немного пригубить из бокала, хоть и была за рулем. Как всегда, Владимир Семенович много шутил, развлекая своих обожаемых женщин.