– Настасья, подслушивать разговоры взрослых нехорошо, – спохватилась Наташа.

– Я не подслушивала, я случайно... – Настя съела свое мороженое и теперь подобралась к теткиной порции. – Можно? Мерси... Я еще, знаешь, чего слышала?

– Ну, чего?

– Мама папу вчера ругала. Ты, говорит, ирод, в «блэк джек» пятьсот долларов проиграл...

– Аркадий играет в казино? – рассердилась Наташа.

– Да, и давно... Но, Наташ, ты не беспокойся – он обещал, что больше не будет, – успокоительно похлопала ее по руке племянница. – Он слово маме дал. Это я тоже слышала, через стенку. Я, говорит, Анюта, жизнью своего ребенка клянусь, и все такое!

– То есть он тобой клялся... – помрачнела Наташа.

Она отвернулась к окну. Там, при свете фонарей, шли прохожие, холодный осенний ветер бросал им в спины опавшую листву. Какой-то парень стоял за стеклом и неотрывно глазел в их сторону.

– Ой, Дьяков! – ахнула Настя. – Смотри, Дьяков!

– Кто?

– Костя Дьяков, мой одноклассник!

– А чего он так смотрит? – подозрительно спросила Наташа.

– Ну, наверное, обрадовался, что меня увидел! – с удовольствием сообщила Настя. – Он такой смешной, просто ужас... – Она замахала руками парню за стеклом. – Да ты сама сейчас убедишься!

Парень за окном немедленно ожил и, увидев приглашающий жест, зашел в кафе.

– Дьяков, привет! Садись, я тебя со своей тетей познакомлю, – произнесла Настя королевским тоном. – Это моя родная тетя Наташа. Ну, я тебе рассказывала... Наташ, а это Костя Дьяков!

– Очень приятно, – осиплым голосом произнес Настин одноклассник и стал рассматривать свои руки. Руки у него были огромными, покрасневшими – точно клешни у рака.

– Значит, вы вместе учитесь? – улыбнулась Наташа.

– Ну, типа, да... – просипел Костя. Он действительно был немного смешным и одновременно милым. Этакий неуклюжий щенок-переросток. – А вы это... вы чего тут?

– Мы тут мороженым лакомимся! – с удовольствием произнесла Настя. – Ты, Дьяков, любишь мороженое?

Костя всем своим видом изобразил презрительное пренебрежение.

– Делать мне, что ли, нечего... – сипло возмутился он. – Что я, детский сад, что ли...

– Но я же ем мороженое, – с лисьей улыбкой произнесла Настя. – И что же, я, по-твоему, детский сад? Да?

У них была какая-то своя, непонятная посторонним игра.

«Интересно, знает ли Анна, что у Насти есть этот Костя?» – подумала Наташа. Она украдкой взглянула на часы и спохватилась:

– Настасья, мы же опаздываем!

– Ладно, Дьяков, до завтра.

– Ну, типа, не в последний раз видимся... – пробурчал тот.

Настя с Наташей выбежали из кафе.

– Как он тебе? – спросила Настя.

– Ничего... кажется, хороший парнишка, – улыбнулась Наташа. – Или я уже такая старуха, что мне все мальчишки хорошими кажутся?

– Господи, да какая же ты старуха! – всплеснула руками Настя. – Ты еще очень даже ничего! Выглядишь гораздо моложе своих лет...

– Спасибо, успокоила, – засмеялась Наташа.

– Наташенька, я тебя так люблю... – неожиданно прижалась щекой к ее плечу Настя. – Мне иногда даже кажется, что больше папы-мамы!

– Брось. Скоро ты про меня забудешь, – слегка оттолкнула ее Наташа. – У тебя на первом месте будут всякие Кости Дьяковы.

– Я тебя никогда не забуду. Потому что ты... – не договорив, вздохнула племянница.

– Что – я?

– Ну, ты для меня очень много сделала, – серьезно произнесла Настя. – Ты думаешь, я еще маленькая, ничего не понимаю, а я на самом деле все очень даже хорошо понимаю. Мы вот недавно на факультативе по литературе обсуждали этого... ну, Данте Алигьери. Скука страшная... Впрочем, один момент мне запомнился... – оживилась она. – Ты знаешь, у него там в аду – он про ад писал и про круги, которые в этом аду существуют, – есть одно место, которое предназначено для неблагодарных людей. Да, именно так – неблагодарные люди попадают в ад!

– И что же? – с интересом спросила Наташа.

– Я бы не хотела быть неблагодарной, – сказала Настя. – Не потому, что ада боюсь, и все такое... Нет. Я... я, в общем, хочу, чтобы ты думала, что вовсе не зря обо мне заботилась.

– Настя... – растроганно протянула Наташа.

– Я, Наташ, буду тоже о тебе заботиться, когда ты старушкой станешь!

Десять лет, которые разделяли тетку и племянницу, казались Насте огромным сроком.

– Смотри, ты обещала! – погрозила пальцем Наташа.

* * *

Магазин, в котором работал Макс, располагался на бойком месте, недалеко от метро – еще издали можно было прочитать яркую неоновую вывеску, которая гарантировала самый широкий выбор электробытовой техники.

Они вошли и мимо царства телевизоров, через запутанный лабиринт из холодильников и стиральных машин добрались до двери с надписью «Администрация».

– Тук-тук, это мы! – радостно закричала Настя, широко распахивая дверь. О правилах этикета она имела весьма смутное представление.

Макс, сидевший перед экраном большого плоского монитора, даже вздрогнул от неожиданности. Но тут же взял себя в руки, широко улыбнулся.

– Девчонки, это вы!

В ослепительно белой рубашке, в галстуке модной расцветки, Макс выглядел очень солидно. На краю его стола стояла табличка – «Максим Викторович Петровский, старший менеджер».

– Мы к тебе по делу, – сказала Наташа, чмокнув его в щеку. – Настасье понадобилась какая-то особенная ручка.

– Ручка-сканер, – деловито подсказала племянница.

– Есть у нас такая, – Макс защелкал пальцами по клавиатуре. – Вот, пожалуйста, семь тысяч рублей, минус пятипроцентная скидка... Это в конце зала, рядом с цифровыми фотоаппаратами. Найдете? Я сейчас консультанта к вам пошлю.

– Найдем! – с воодушевлением сказала Настя, выходя из кабинета. Наташа – вслед за ней.

– Я тоже подойду! – крикнул им вдогонку Макс.

Лавируя среди покупателей, тетка с племянницей добрались до конца зала.

– Вон она, я вижу! – обрадовалась Настя. – Та самая ручка...

– Семь тысяч... – пробормотала Наташа. – Слушай, твои родители с ума сошли, раз позволяют тебе тратить деньги на такую ерунду.

– Наташенька, это вовсе не ерунда! Наоборот, очень нужная вещь!

К ним подошел консультант – молоденький белокурый паренек и принялся подробно расписывать достоинства ручки, а также рассказывать, как надо ею пользоваться.

Через некоторое время подошел Макс.

– Ну что, разобрались? – деловито спросил он.

– Да, Максим Викторович, я все им объяснил, – благоговейно произнес белокурый паренек, который явно трепетал перед своим начальством. – Можно выписывать чек?

– Выписывай, выписывай... – махнула рукой Настя. – Я не передумала.

Через десять минут магазин закрылся. Макс с Наташей поехали провожать Настю.

– Максик, можно тебя кое о чем спросить? – заерзала на заднем сиденье Настя, прижимая к себе коробку с ручкой.

– Спрашивай...

– Максик, ты вообще собираешься моей тете предложение делать, а?

– Настасья! – угрожающе обернулась к ней Наташа.

– Какое предложение? – удивленно спросил Макс, не отрывая глаз от дороги.

– Руки и сердца, разумеется.

– Настасья!

– А что я такого сказала? – пожала плечами Настя. – Поскольку я близкая родственница, имею право знать...

Макс засмеялся.

– Макс, не обращай на нее внимания, – вздохнула Наташа. – Иногда эта юная особа бывает удивительно бесцеремонной.

– Наташа, перестань, я и не собираюсь на нее сердиться, – отсмеявшись, весело произнес он. – Знаешь, Настя, а ведь я об этом думал...

– О чем? – наклонившись вперед, жадно спросила девочка.

– О том, что... О том, что только одну женщину я хочу видеть рядом с собой.

– Кого?

– Твою тетю, разумеется!

Повисла напряженная пауза.

Наташа, кусая губы, смотрела в окно. Макс с невозмутимым и торжественным видом крутил руль. Кажется, Настин вопрос ничуть его не смутил.

Сама Настя о чем-то напряженно думала.

И только когда они подъехали к ее дому, она снова спросила:

– Скажите, а с какого возраста берут в свидетели?

– Свидетели чего?

– Ну, на свадьбе... Между прочим, у меня уже есть паспорт. Даже два! Обычный и заграничный еще...

– Мы рассмотрим твою кандидатуру, – важно произнес Макс. – Ладно, беги.

– А вы? Вы к нам зайдете сейчас? Наташенька, мама тебе так обрадуется... – заканючила Настя.

Наташа опять вспомнила об Аркадии.

– В другой раз, – мягко произнесла она. – Настя, я же обещала, что загляну к вам на следующей неделе...

* * *

В полном молчании Наташа и Макс вернулись домой. Наташе было как-то не по себе.

Макс, насвистывая, включил свой музыкальный центр.

– Обожаю эту вещь... – пробормотал он. – Наверное, это самая лучшая опера во всем мире.

– Какая? – рассеянно спросила Наташа.

– «Аида», Верди. Запись из «Ла Скала». Солистка – Джесси Норман. Ну, да ты помнишь... Вот, послушай заключительную часть – где царевна Амнерис отдает Радамеса в руки жрецов. В ней борются различные чувства – любовь и ревность, жажда мести и, вопреки всему, желание спасти Радамеса. Она приказывает страже привести его. По приказанию дочери фараона стража приводит Радамеса. Амнерис требует, чтобы он отказался от Аиды, и тогда она добьется для него прощения у фараона.

– И что же Радамес? – вздрогнула Наташа, напряженно слушая музыку.

– Он предпочитает смерть, – усмехнулся Макс. – Стража возвращает его в подземелье.

Оба замолчали. Зазвучала только музыка. Через некоторое время Макс продолжил:

– А вот это – шествие жрецов. Они идут судить Радамеса. Мрачная, грозная музыка.

– Да уж... – прошептала Наташа.

– А дальше жрецы трижды вопрошают провинившегося полководца. Трижды звучит этот суровый, зловещий вопль: «Ра-да-мес!..» Но трижды тот отвечает молчанием. Судьба его решена – быть ему погребенным в подземелье. Амнерис, опомнившись, взывает к жрецам, умоляя их пощадить Радамеса. Но поздно...

– Бедный... – вздрогнула Наташа.

– Да уж. И вот подземелье завалили каменной глыбой. Его часы сочтены. И тут он слышит слабый стон рядом – это Аида. Она пробралась сюда раньше, чтобы умереть со своим возлюбленным.

– Да, помню – ты мне об этом рассказывал, – завороженно кивнула Наташа.

– Какая светлая, одухотворенная мелодия! Я могу снова и снова слушать ее. Она не может надоесть. Знаешь, один из современников Верди сказал о ней: эта мелодия – не столько звуки, сколько слезы! В переводе с итальянского дуэт Аиды и Радамеса звучит примерно так: «Прощай, земля, где мы так долго страдали, теперь разлука нам больше не страшна, соединили мы навеки сердца. Как далеки от нас земные печали – летим туда, где счастью нет конца!»

Наташа вздрогнула. Она против воли вспомнила Никиту – то, как она стремилась к нему. В какой-то момент ей даже показалось, что она была готова умереть, лишь бы услышать от него слова любви...

– Что ты? – сел рядом с ней Макс. – Тебе тоже нравится музыка?

– Да. Но мне жаль, что все так ужасно закончилось...

– Наташа, милая, это же искусство! В искусстве нельзя без страстей, без страданий... А какой у Джесси Норман голос! Звонкий нижний регистр и волнующий, динамичный – верхний... Кстати, мне тут недавно в голову пришла одна кощунственная мысль... – Макс с помощью пульта дистанционного управления выключил музыкальный центр.

– Какая мысль?

– О том, что в жизни все было бы не так.

– Я не понимаю.

– Представь себе... – с удовольствием принялся объяснять Макс, – представь себе, что тебя, например, с твоим возлюбленным заключили в подземелье... – Наташа, снова против своей воли, вообразила рядом с собой почему-то Никиту, а вовсе не Макса. – И вы в течение какого-то времени находитесь рядом – ну, прежде чем умереть. Мрачное, зловещее место, темнота и могильный холод.

– Макс, перестань! – передернула плечами Наташа. Ей и в самом деле стало холодно.

– Нет, ты дослушай – это же чисто теоретическое рассуждение, – с азартом возразил он. – Конечно, сначала вы целуетесь-обнимаетесь, говорите друг другу, что смерть не страшна, если вы рядом. Но потом...

– Что – потом? – нетерпеливо спросила Наташа.

– Потом наступает весьма неприятный момент – когда миловаться уже надоело, а до смерти от истощения еще далеко. Душно, темно, от жажды трескаются губы, желудок скручивает от голода. Мучительные часы умирания, когда уже не до пафоса и не до высоких слов о любви. Только гений Верди мог сделать из этой истории красивую сказку. Если бы Аида и Радамес существовали в реальности, то они умерли бы не в объятиях, а проклиная друг друга.

– Но почему? Они же любили друг друга! Так любили, что даже смерти не побоялись! – нетерпеливо возразила Наташа.

– Потому что самый лучший способ убить любовь – это посадить влюбленных в одну клетку. Да еще без еды и питья... Сколько в таких условиях может прожить человек? Дня три от силы, ну, может быть, чуть больше. И, кроме того, ни душа, ни туалета рядом! Смерть в грязи и зловонии...