– Триста шестьдесят семь тысяч... – прошептала Наташа ошеломленно.

– Там еще икона Богоматери Казанской в серебряном окладе, конец девятнадцатого века... Дешевле, чем монетка – всего тысяч сто пятьдесят за нее сейчас можно выручить.

– Сто пятьдесят тысяч!

– Пепельница медная, с автографом Маяковского... та еще подешевле будет... Но тоже не копейки стоит. Ты там в этих контрибуциях-атрибуциях сначала разберись...

Наташа сидела над вещами, вынутыми из пакета, и не знала, плакать ей или смеяться.

– Послушай, Аня, – наконец смогла она произнести. – Я не могу это взять. Тут же огромные деньги!

– Если ты думаешь, что ими можно покрыть долг Аркадия, то ошибаешься. Дачу все равно придется продать, как ни крути... А деньги, которые за эти безделушки выручишь, на самом деле не такие уж большие. Все равно меньше, чем ты при разделе наследства могла получить.

– Мне ничего не надо.

– Наташа! – с раздражением произнесла старшая сестра. – Ну что ты за человек такой! Кто же в наше время от денег отказывается, а? Они что, совсем тебе не нужны?

– Нужны, конечно... – закивала Наташа. – Но меня что-то беспокоит, а что – я пока не могу понять. Как будто будет хуже, если я вздумаю на этом обогатиться...

– Богатый человек – не тот, у кого много денег, а тот, кому хватает того, что у него уже есть... – пробормотала Анна. – Это твоя логика?

– Ну, вроде того...

– Я эти вещи назад не возьму, – холодно произнесла Анна. – Они твои – и точка. Я их вообще дома держать не хочу – только Аркашу искушать.

– Ладно, – вдруг согласилась Наташа. – Беру. Но продавать не буду!

– Ах, это уже твое дело... – Анна поднялась. – Ладно, я пошла.

У порога она обернулась:

– Знаешь, Наташа, мама специально для нас все это собирала. Она говорила – пригодится на черный день.

Наташа осталась одна.

Она продолжала ждать, когда же ей позвонит Никита, но телефон по-прежнему молчал... «Наверное, что-то случилось, – уже по другому поводу заволновалась Наташа. – Никите Савельевичу стало хуже. Или даже... Нет, о смерти лучше не думать!»

Черный день.

Кто знает, когда он наступит?..

* * *

Следующий день был – воскресенье.

Наташа вышла из дому ранним утром и отправилась в большой супермаркет неподалеку. Она не любила шумных рынков, где золотозубые торговцы дергали ее за рукав. Супермаркет, где можно объезжать с тележкой длинные ряды товаров, – самое оно. То, что нужно по уши влюбленной девушке, которая не желает ни с кем общаться...

В этот час проходы между рядами были почти пусты. Наташа положила в тележку банку растворимого кофе, небольшой кусочек ноздреватого сыра, связку бананов. Потом вспомнила, что собиралась купить своего любимого овсяного печенья...

В отделе кондитерских товаров бродил веселый клоун в рыжем парике, с накладным красным носом и раздавал всем на пробу конфеты. Несколько детей – а в этот час сюда заглядывали в основном мамочки со своими чадами – бегали с радостными воплями вокруг клоуна.

– Новый шоколад «Сладкая мечта»! Попробуйте, не пожалеете! – кричал тот дурашливым голосом. – Всем-всем-всем! Меняю одну большую конфету на одно маленькое стихотворение!

Мальчишка лет пяти – вылитый херувим – дернул клоуна за широкую штанину.

– Согласен, – хрипло заявило дитя. – Слушай сюда, старик...

Клоун услужливо наклонился к ребенку:

– Да, молодой человек?

– Села муха на варенье, вот и все стихотворенье! – хриплым голосом выпалил херувим. Потом вырвал из рук клоуна конфету и быстро убежал к кассам, где расплачивалась его мать.

Все вокруг засмеялись, и Наташа тоже...

Клоун вдруг поднял голову и направился прямо к ней.

– Попробуйте конфетку, Наташа, – произнес он все тем же дурашливым голосом.

Ей стало не по себе. Откуда клоун знает ее?

Она посмотрела в его размалеванное красно-бело-черной краской длинное, какое-то «лошадиное» лицо и спросила удивленно, даже с затаенным страхом:

– Разве мы знакомы?

– Еще как знакомы... – прогнусавил клоун. – Богиня Флора, повелительница цветов!

– Клюев! – внезапно озарило Наташу.

– Угадала! – Клоун слегка оттянул накладной нос, и тот с чмокающим звуком прилепился обратно. – Получай приз!

И он сунул Наташе в руки конфету в пестрой обертке.

Клюев был из другого, чужого Наташе мира, того, в котором жила Катя Стенич.

– Спасибо, – растерянно произнесла Наташа.

– Как дела? Я вот, видишь, подрабатываю тут в свободное время... – притопывая ногами в огромных бутафорских штиблетах, Клюев закружился возле рядов с шоколадом. – Подходи, народ, будет пир горой!.. Купи конфет – не будет бед!.. Сладкие конфетки – счастливые детки!..

Наташу так и подмывало спросить Клюева о Кате. «Как его зовут? – лихорадочно пыталась она вспомнить имя. – Кажется, Дима...»

– Дима...

– Что, моя богиня? – Он фамильярно подхватил ее под локоть. Вблизи от него как-то странно пахло – валерьянкой, что ли...

– Я хотела узнать, как там Сима поживает? – издалека начала Наташа.

– О, Симе очень повезло!.. – ехидно воскликнул Клюев. – Симка нас всех скоро переплюнет! Ее, говорят, в свою студию сам Табаков хочет пригласить.

– Неужели? – ахнула Наташа, искренне радуясь за неприкаянную Серафиму. – Сам Табаков?

– Да, ходят такие слухи... – хмыкнул Клюев. – А я вот, видишь, какой ерундой вынужден заниматься! Сладкие конфетки – счастливые детки...

– Скучно?

– При чем тут скучно! – перекосил он свое раскрашенное лицо. – Конфеты – это не мой профиль, даже если они с ликером. Вот если бы что покрепче надо было разрекламировать...

Наташа засмеялась.

– Слышала? – вдруг хитро подмигнул ей Клюев. – Про Стенич?

– Что? – вздрогнула Наташа.

– Неужели не слышала? – искренне удивился тот. – Ну надо же – а я думал, что вы с ней подруги! В общем – есть, есть на свете справедливость!

– О чем ты?

– Этот ее сценарист, Рощин, узнал про Катькины шашни с Ромочкой и выгнал ее, – с торжеством произнес Клюев. – Ну и немудрено – они с Ромкой уже почти не скрывались!

– Как – узнал? – Наташа изобразила неведение.

– Вот так... Говорят, кто-то сказал Рощину. Был ужасный скандал, Ромочка с Рощиным чуть не поубивали друг друга... Но это не главное. То, что произошло потом, – гораздо интереснее!

В отделе появились очередные покупатели с детьми, и Дима Клюев был вынужден отвлечься. Он заорал очередные частушки на тему «Сладкой мечты», и Наташа, кусая губы, нетерпеливо ожидала окончания представления. Чего она вдруг так разволновалась – она и сама не понимала, но какое-то мрачное предчувствие все сильнее охватывало ее.

Наконец Клюев освободился.

– Что же произошло потом? – нетерпеливо спросила Наташа, когда проход между конфетными рядами освободился от посетителей.

– А-а, любопытно... – радостно заржал Клюев. Наташино внимание явно было ему по вкусу. – В общем, дальше дело было так. Наша Катя через некоторое время решила заглянуть к Калерии Михайловне Горбатенко.

– Зачем?

– Затем, что соскучилась по своему Ромочке. А он у Калерии зализывал свои раны – и довольно долго. Это был весьма неразумный шаг с ее стороны... Со стороны нашей Катеньки, разумеется. Она явилась к Калерии и учинила очередной скандал. Но Калерию очень мало волновало то, что у ее юного бойфренда был роман с третьесортной актрисулей. И она сказала: «Забирай своего бойфренда и катись». О, это была сцена в духе Достоевского!

– Откуда ты знаешь? – не выдержав, спросила Наташа. – Разве ты там был?

– Увы! Я не присутствовал при этом знаменательном событии. Но были другие свидетели – у Калерии обычно всегда толчется народ, они и поведали.

– И... Рома ушел с Катей?

– Как бы не так! – захохотал Клюев. – Он послал нашу Катю к чертовой бабушке. «Я, – говорит, – остаюсь с Калерией Михайловной, а ты, – дескать, – мне задаром не нужна!» И вот тогда настал второй акт трагедии. Катя заявила, что это он, Ромочка, в данный момент находится у чертовой бабушки. У Калерии, то есть. Но мадам Горбатенко и это оскорбление снесла с олимпийским спокойствием. Зато Рома... – Клюев сделал интригующую паузу и подергал себя за рыжий парик.

– Что?

– Рома дал Кате пощечину... – ликующим шепотом произнес Клюев. – Ты представляешь, Флора? Пощечину! «Братья Карамазовы» просто отдыхают! И тогда наша Катя не выдержала и вцепилась своими ноготками в благородный лик звезды советского киноэкрана. Этого уж Калерия снести не смогла! Ведь над ее личиком трудились лучшие пластические хирурги... Она страшно разгневалась. Когда Катю от нее оттащили, Калерия сказала: актрисуле не жить. В переносном смысле, конечно.

– То есть?..

– Калерия обещала Кате, что поднимет все свои связи, приложит все свое влияние, чтобы Катя сгинула в своем детском театрике. Она обещала, что ни один режиссер не возьмет ее сниматься и ни один приличный театр не пригласит ее к себе. Одним словом, до конца жизни прыгать Кате по сцене в роли глупой Мартышки.

– Бедная Катя... – прошептала Наташа. Но она испытывала жалость к своей сопернице только по одному поводу – Рома все-таки отверг ее. Рома, знойный красавец, по которому Катя сходила с ума... Как ни странно, но Наташа сумела предугадать конец их лав стори.

– Не волнуйся, Катя не пропадет, – хихикнул Клюев. – Она потом заявила Симке, что умрет, но помирится со своим Рощиным. Типа, она все равно собиралась это сделать, в отместку там кому-то...

– Неужели? – севшим голосом прошептала Наташа.

– Вот увидишь, она сумеет вернуть Рощина! – с энтузиазмом воскликнул Клюев. – Он ей сейчас нужен, как никогда. Во-первых, она снова заставит его пахать на себя. А он, кажется, из тех дурачков, которые из кожи готовы вылезти, лишь бы сделать приятное своей даме... С утра до ночи будет кропать свои сериалы! Он ей и квартирку купит, как обещал, и машину, и дачу, и все такое... Опять же, впереди маячит немалое дедово наследство!

– Что, старик Рощин совсем плох?

– Ну, насчет этого не знаю... Может, лет десять еще протянет. А Катя, гладишь, и старика на свою сторону переманит, типа: «Здрасте, я ваша невестка, употребите свое влияние против Калерии Михайловны, а то она мне путь к славе пытается перегородить!»

– Никита не вернется к Кате! – дрожащим голосом произнесла Наташа. – После того, что она сделала... Нет, он не сможет ее простить!

– Еще как сможет! – убежденно возразил Клюев. – Она же у нас такая...

Надув губы, он сделал несколько волнообразных движений руками, обозначающих женские формы.

«Клюев просто сплетник, – пыталась уговорить себя Наташа, глядя широко раскрытыми глазами на своего собеседника. – Я это еще тогда поняла, когда в первый раз его увидела. Обычный сплетник, который любит всем перемывать косточки... Его слова не стоит принимать всерьез!» Она уже злилась на себя за то, что решила выслушать его.

– Флора, предлагаю тебе встретиться через два часа, – неожиданно заявил Клюев, притопывая на месте. – Я тебе еще столько историй из светской жизни расскажу... Говорят, собираются снимать новую экранизацию «Гамлета», и в ней Гамлета будет играть один известный политик...

– Дима, мне пора, – встрепенулась Наташа.

– Флора, но я скоро освобожусь! – взмолился Клюев и поправил накладной нос. – Флора, не покидай меня навсегда...

Но Наташа, уже не слушая его, помчалась к выходу. Свою тележку с продуктами она так и бросила в зале – не до того ей было. То, что рассказал сейчас Клюев, очень не понравилось ей. До того она не верила, что Никита может простить Катю Стенич, а теперь вдруг поверила. Потому что раскрашенный клоун в рыжем парике одним движением объяснил ей, почему именно Никита должен простить Катю...

Все те мысли, которые она совсем недавно отметала от себя с презрением, вновь вернулись к ней и прочно засели в мозгу.

«А я вот пойду и спрошу его... – неожиданно решила Наташа. – Тем более что адрес старика Рощина, где находится сейчас Никита, я знаю!»

И она, недолго думая, отправилась на «Новокузнецкую».

Пока Наташа шла от метро к дому Никиты Савельевича, она пыталась придумать, как объяснить свое появление. «Ах, да чего там придумывать – просто скажу, что волновалась о здоровье Никиты Савельевича, – решила Наташа. – Тем более что оно мне действительно небезразлично».

Она свернула за угол, зашла в тихий замоскворецкий дворик... и буквально остолбенела. Возле дома, по фасаду которого были развешаны мемориальные доски, стояли Никита с Катей Стенич и о чем-то беседовали. Наташа в первый момент даже не поверила своим глазам – уж больно происходящее напоминало дурной сон.

Она затрясла головой, но это ничего не изменило.

Никита по-прежнему стоял рядом с Катей и, наклонив голову, внимательно слушал ее. Катя, улыбаясь, быстро о чем-то тараторила, и улыбка не сходила с ее ясного личика.