Кэрол Мэттьюс - Добро пожаловать в реальный мир

– Ну что, почти пора.

Тут у меня к горлу внезапно подступает комок, от слез начинает щипать глаза.

– Этот Эван Дейвид живет в совершенно ином мире, Карл.

Глядя на нашу жалкую, отдающую безвкусицей сцену и нашу не менее жалкую, затрапезную аудиторию, я понимаю, что сейчас более, чем когда-либо, хочу урвать для себя хотя бы малую частичку того мира.

И вот папочка возлежит у меня на диване в задрипанных кальсонах и майке, от вида которых меня бы воротило и в более благоприятное время, не говоря уж о семи часах утра. Я решительно направляюсь в кухню.

Вид у нас обоих совершенно разбитый: у папы – из-за давешнего возлияния (сказались несколько халявных порций двойного виски за счет Карла), у меня – потому что в моем возрасте спать по четыре часа в сутки более чем недостаточно.

Дружок мой Карл нынче утром меня, увы, не навестит, ибо он даже не представляет, что до десяти утра в принципе существует время. Он пребывает в благословенном неведении, что до сей поры вообще возможна какая-то жизнь – как, впрочем, обычно полагаю и я. Так что сегодня не ожидается ни душистых бейглов, ни прочих угощений. В холодильнике нет даже молока – тоже не самой лучшей снеди, – так что на работу мне придется идти, заправившись лишь пустым черным кофе да витающими по квартире ароматами чесночного бхаджи из ресторана снизу.

Отважившись вновь лицезреть непрезентабельное отцовское дезабилье, высовываю голову в гостиную. Папа на диване уже шевелится, уморительно потирая глаза и всем телом, аж до хруста, потягиваясь. Этим он как будто хочет сказать, что на моем просиженном диванчике ему не менее удобно, чем в супружеской постели. Но меня-то этим не купишь! Мне когда-то довелось провести на этом ложе пару не самых лучших ночей, и, уж поверьте, в нем выпирают пружины даже там, где, казалось бы, их просто быть не может.

– Золотце, сделай своему старому бедному отцу хоть чашечку чая, – просит папа.

Этот его «старый бедный отец» тоже довольно быстро перестает на меня действовать. Терпение у меня уже висит на тонком волоске.

– Молока у меня нет, – сообщаю я, на что отец насупливается. Волосок истончается все больше, и в моем голосе звучат уже оборонительные нотки: – Я как-то, знаешь ли, не ожидала гостей.

– Чуть погодя я для тебя что-нибудь добуду, – обещает отец.

– Чуть погодя, – подхватываю я, – ты отправишься домой и будешь умолять маму пустить тебя обратно. Она всегда пускает. – Хотя я все же забыла про тот факт, что прежде матушка никогда не выпроваживала отца из дома путем какого-либо физического воздействия. – Просто на этот раз тебе придется очень постараться.

Папа фыркает себе под нос.

– Не хочешь все же мне сказать, что ты там такое натворил? Я-то уж не куплюсь на твою байку про картишки в «Микки-Маусе». Мама уже долгие годы все это терпит – и никогда еще так не психовала.

Отец с независимым видом складывает руки на груди.

– Мне больше нечего сказать. Клянусь богом, я ничегошеньки не натворил. И я остался точно таким же, каким был всегда.

Одного этого достаточно, чтобы подать на развод на почве эмоциональной жестокости, отягощенной неразумным поведением супруга.

Я разворачиваюсь, чтобы идти в кухню, и папа торопится за мной, обернувшись вокруг пояса простыней, которая не в состоянии укрыть от меня тот факт, что спал он не снимая носков. Я в раздражении качаю головой. Немудрено, что матушка сыта по горло! Достаточно одной ночи в обществе моего папочки – и мне самой хочется в него вцепиться.

– Едрит твою налево! – вскрикивает отец, едва ступив в кухню. – Мышь!

– Успокойся, – хмыкаю. – Это Пискун.

– Это же гнусный вредитель!

– Не будь таким грубияном. Это член семьи.

– Я не собираюсь жить в одной квартире с этой чертовой мышью!

– Ну и чудненько. Тащи свое недовольство обратно домой.

Пискун высовывается нас поприветствовать.

– Ты в курсе, что у мышей пузырь совсем не держит и за ними везде тянется след мочи?

– Ну да, почти как у дряхлых предков.

– Да ты просто вся в мать! – сурово заявляет папа. – С такой-то семейкой мы за годы сэкономили, поди, целое состояние на энциклопедиях – вы же обе и без них все обо всем на свете знаете!

– Так, я уже на работу опаздываю, – обрываю его я. – Сам завари себе чай.

– Когда вернешься?

– Не знаю. Может, с новой работы снова прямиком отправлюсь в паб. Смотря как у меня сложится этот день высокого полета. – При мысли, что новое место может сулить мне некий вполне реальный шанс, меня всякий раз окутывает дурманом. – Тебе в какое время на работу?

У отца выступает на лице страдальческая мина:

– Мне бы сегодня лучше не идти, а то чувствую себя каким-то хворым. Наверное, от стресса, – добавляет он. – Да и со спиной нынче что-то не то.

Я еле удержалась, чтобы не сказать отцу, что это «что-то не то» у него всегда и во всем.

– Я, может, перехвачу тебя попозже в «Голове». – Нарочито морщась, папа потирает себе спину.

Быстро схватив сумку и пальто, спешу к входной двери.

– Если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, – бросаю напоследок, хоть и понимаю, что у Дерека Кендала с этим всегда большая напряженка, – ты сегодня сводишь куда-нибудь маму, дабы затереть свою вину, что бы ты там ни наделал.

И вот после этой легкой словесной перепалки я с головой окунаюсь в свой новый день, страшно сожалея, что у меня уже с утра нет ни сил, ни духа выступать по тротуару, точно какая-нибудь красотка с рекламы лака для волос.

В подземке всю дорогу мурлыкаю под записи Coldplay на айподе, понимая, что это дико раздражает прочих пассажиров, но все же от этих песен мне становится намного лучше. Пробегая мимо нашей «уловистой» площадки в переходе, где мы с Карлом обычно подрабатываем, вижу какого-то саксофониста. Интересно, ему удается выручить больше чем нам? В открытом футляре у его ног разбросана где-то горсть мелочи, и я пытаюсь произвести в уме простейшие подсчеты.

Как ни странно, мне довольно-таки нравится петь в «трубе». Там отличная акустика, и это дает нам возможность лишний раз хорошо порепетировать, одновременно зарабатывая какую-никакую денежку. В свое выступление мы нередко вставляем пару-тройку собственных песен, поскольку здесь нас с гораздо меньшей вероятностью закидают яйцами, нежели в «Голове». В лондонской подземке есть, конечно, и легальные, подконтрольные метрополитену, площадки для концертов, но мы предпочитаем следовать давно проторенной стезей вечно голодных бродячих артистов и доселе благополучно этим пробавлялись.

В конце концов я выбираюсь из подземки и пересаживаюсь в доклендское легкое метро[12], на конечную станцию «Бэнк», и поезд усвистывает меня к деловому кварталу Кэнэри-Уорф в обществе подтянутых юношей и девушек из Сити в строгих деловых костюмчиках и не менее строгих начищенных туфлях. Прибываю на место аккурат к восьми часам. Звоню в домофон в апартаменты Эвана Дейвида, меня впускают внутрь… И только тут до меня доходит, что я собиралась перед выходом побольше приложить стараний к своей наружности и в спешке позабыла.

– Привет, – кивает мне открывший дверь парень. – Я – Дьярмуид, шеф-повар.

– Шеф-повар?

– Ну, Il Divo тоже надо питаться.

– Ах да, конечно. А я – Ферн, – пожимаю ему руку. – Я его… Знаете, я пока толком и не знаю, кто я здесь. Наверное, личный помощник. Я только вчера поступила на работу.

– О, так вы нынче пришли опять? Очень храбро с вашей стороны.

Я стягиваю пальто и держу в руках, совершенно не представляя, куда бы его пристроить, чтобы не внести в дом беспорядка, а потому прячу на стуле за столом. Здесь так потрясающе, что снова хочется смотреть вокруг и ахать! Шторы на окнах, что закрывали бы чудесный вид на город, отсутствуют, и утреннее солнце беспрепятственно заливает комнату. Это сколько же денег нужно заработать, чтобы позволить себе осесть в таком местечке?! Даже если всю жизнь провыступать в переходах подземки, едва ли хватит хоть на одну такую комнату.

На столе не обнаруживаю ничего, что было бы однозначно оставлено для меня, и потому, не зная, чем заняться, отправляюсь вслед за мужиком с редким ирландским именем Дьярмуид на кухню, которая, конечно же, встречает меня блеском нержавейки и супер-пупер-современным оснащением со всевозможными гаджетами из последнего слова техники.

Тут резко распахивается входная дверь, и на сей раз в ней появляется Эван Дейвид собственной персоной. В спортивной майке и шортах он очень привлекательный – разве что слегка вспотевший. И я не могу не отметить, какие у него крепкие красивые ноги. Щеки у меня тут же вспыхивают здоровым румянцем, хотя среди собравшихся я, судя по всему, единственный человек, обходящийся без физкультуры. За спиной у Эвана маячит не менее симпатичный мужчина без единой капельки пота на наголо обритой голове – будто ее обладатель только что вернулся из мест, не столь отсюда отдаленных.

– Здравствуйте, Фелисити, – кивает мне Эван.

– Ферн, – выжимаю я улыбку.

– Да, Ферн, – виновато пожимает он плечами. – Доброе утро. Это Джейкоб, мой персональный тренер.

За ними обоими высится огромный чернокожий парень, буквально человек-гора, очень смахивающий на одного из злодеев из фильма о Джеймсе Бонде. С грозным видом, в одежде темных тонов, в руке сжимает рацию. Этот живой утес, кстати сказать, тоже нисколько не вспотел.

– А это Айзек, – сообщает мне Эван. – Мой менеджер по безопасности.

Личный шеф-повар, персональный тренер, менеджер по безопасности, импресарио, консультант по вокалу, массажист, да еще я, кем бы я тут ни числилась! Сколько же народу требуется в помощь этому человеку каждый день? Может, он вообще дрейфует по жизни, окруженный целым сонмом помощников?

Ничего удивительного, что мне никак не удается выбраться из своей безнадежной колеи! Единственный человек, который меня как-то поддерживает, – это Карл. Если его не считать, то у меня имеется, напротив, целый пласт людей, во всем меня сдерживающих и висящих на мне тяжелыми гирями. Хотя нет, это, пожалуй, не совсем справедливо – я ни в коем случае не отнесу подобного ни к своему братцу, ни к любимому племяшу Нейтану. Они ж не сами себе организовали столь незавидную жизнь!

При мысли о Джо с Нейтаном я вспоминаю, что надо бы им позвонить и повидаться как можно скорее, иначе они решат, что меня похитили, поскольку обычно редкий день обходится без того, чтобы я к ним не заглянула.

– Вы уже позавтракали?

Тут до меня доходит, что Эван Дейвид обращается ко мне.

– Э-э… – Интересно, а запахи индийской кухни за еду считаются? – Нет, – признаюсь я. Если честно, я настолько голодна, что не способна притворяться сытой.

– Тогда наш шеф сейчас для вас что-нибудь придумает. Присоединишься к нам, Джейкоб? – оглядывается он на тренера.

– Я улетучиваюсь, – поднимает тот ладонь. – Мне в восемь тридцать надо быть в «Ллойдсе». – И, подхватив свою сумку, мгновенно исчезает.

– А я, шеф, приму душ и через пять минут буду у вас.

Дьярмуид кивает в знак молчаливого согласия и поворачивается ко мне:

– Что закажете, мадам?

Я пожимаю плечами.

– А что он обычно употребляет?

– Свежие фрукты, омлет из белка, смузи из манго с лесными ягодами и прочую такую же вот дрянь, – показывает он мне стакан с густой зеленой жижей.

– Фу-у!

– Это примерно то же, что съесть пять порций сырых овощей.

– Здорово.

– Он не ест ни мяса, ни молочных или углеводистых продуктов.

– То есть питается чистым воздухом?

Дьярмуид расплывается в ухмылке.

– И ничего не ест из пакетиков быстрого приготовления.

Стараясь не думать о том, сколь часто в моей диете фигурирует лапша Pot Noodle, я тянусь за чайником.

– А как насчет кофеина?

– Однозначно в меню не входит.

– Почему-то меня это уже не удивляет.

– А вот тут – витамины, что он принимает каждый день.

В буфете, точно на аптечной витрине, виднеется целый строй всевозможных блистеров и склянок.

– Он, должно быть, со всего этого редкостный живчик.

– Конченый ипохондрик, – возражает Дьярмуид. – Не вздумайте где-нибудь рядом с ним чихнуть – иначе в пять минут отсюда вылетите.

– Чего же это он такой нервный?

– Все из-за голоса. – За разговором Дьярмуид отделяет от белков самую вкусную часть яиц. – Видите ли, он полагает, что все это способствует продуцированию слизи.

– Да уж, что называется – слишком много информации.

– Думаю, если бы ваш голос являлся основным вашим богатством, вы бы тоже о нем ой как пеклись.

Тут я едва сдерживаюсь, чтобы не проболтаться, как еженощно надрываю глотку в сплошь сизой от дыма «Голове короля». Останавливаюсь взглядом на противных скользких белках. Кто знает, может, и я начну куда трепетнее относиться к своему здоровью, когда в мои двери постучится Саймон Коуэлл[13].