— Не волнуйся, милая девочка… милая Честити, — прошептала одна из них, — ты не одна. Мы будем заботиться о тебе до тех пор, пока ты не найдешь свою маму.

Обжигающая слеза выкатилась из ее глаза.

— Не плачь, милая! Прошу тебя, не плачь! Обещаем, что не бросим тебя. Генриетта, скажи ей, пожалуйста!

— Мы тебя не бросим, девочка, даем тебе слово.


Образы померкли.

Дождь все не кончался, а фургон опять катил по грязной дороге. Честити молча сидела на матрасе, покачиваясь в такт движению.

Ночь была долгой. Сон ее, наполненный тенями из прошлого, то и дело прерывался, и тогда барабанная дробь дождя по парусиновой крыше оживляла прежние страхи. Но Честити перестала бояться, как только почувствовала теплые объятия Рида и прижалась щекой к его мерно вздымавшейся груди.

Странно, но ей и в голову не пришло, что лежать в такой позе неприлично. Она льнула к его теплу, вдыхала в темноте его запах и успокаивалась. Крепкое мускулистое тело Рида было блаженным убежищем, и девушку инстинктивно влекло к нему. В его объятиях было так уютно! Когда наверху бушевала гроза, он крепче прижимал ее во сне, и она понимала, что сейчас для нее нет места лучше, чем эти объятия.

Преподобный Рид Фаррел оказался совсем не таким человеком, каким она его представляла. За то время, что они провели вместе, ей не раз довелось испытать на себе его гнев. Впрочем, она платила ему той же монетой. Когда понадобилось ее защитить, Честити с удивлением увидела, каким он может быть страшным. Все эти эмоции вызывали в ней настороженность, ибо она понимала, какая сила таится за поразительно голубыми глазами Рида. Но ничто не тронуло ее сердце так сильно, как его неожиданная нежность.

Честити открыла глаза и ощутила прилив знакомого волнения. Рид лежал рядом, прижавшись к ней всем телом и положив руку ей на грудь. Неожиданно он открыл глаза, и при виде их голубого блеска сердце девушки затрепетало. Он приподнял голову и медленно нагнулся к ней. Честити как зачарованная раскрыла губы… Губы Рида были уже совсем близко, но тут он вдруг отпрянул, резко встал и надел свой дождевик. Господи, куда же он? Ей хотелось кричать от разочарования.

Он вышел из фургона, не сказав ни слова. Потом они в неловком молчании ели холодный завтрак. Честити мысленно ругала себя за глупую обиду. Ведь в его молчании не было злобы. Просто он решил не обсуждать то, что на краткий миг возникло между ними, посчитав произошедшее неразумным. Потом она спросила, скоро ли кончится дождь, а он что-то буркнул в ответ, но и эта резкость вполне объяснима: он расстроился из-за того, что гроза их задерживала.

Оглушительный удар грома прервал мысли Честити. В душе ее опять зашевелились страхи, которые она считала уже побежденными. Рид ошибался, когда говорил, что сегодня гроза кончится. Ливень и не думал стихать.

Второй удар грома потряс землю, и Честити испуганно вскрикнула. Фургон остановился. Девушка осторожно прошла к переднему краю повозки и выглянула наружу. Плотная стена дождя сократила видимость до нескольких ярдов. На кучерском месте Рида не было.

Она подалась вперед и увидела, что он медленно идет по дороге. Остановившись, он долго стоял в неподвижности, потом резко повернулся и зашагал обратно к фургону, щурясь от дождевой воды, непрерывными струями стекавшей с капюшона дождевика.

И тут она услышала едва различимый на фоне ровного шума дождя звук.

Леденящий ужас сковал сердце девушки.


— Ты спятил! — крикнул Тернер. Его бородатое лицо исказилось злобой.

Начавшаяся ночью гроза резко изменила настроение Моргана. Сегодня утром он проснулся в ярости. Уолкер и Симмонс благоразумно помалкивали, зная, на какие жестокости способен этот человек, а Тернер не унимался.

— Если ты хочешь клеймить скот под таким дождем, иди сам и клейми! — бросил он с вызовом.

— Я тоже не пойду! — заявил Бартелл, быстро примкнув к бунтующему Тернеру. Он хватил ладонью по столу, на котором стояли остатки неубранного завтрака. — Я не хочу промокнуть до нитки и продрогнуть до костей. Зачем это надо? С таким успехом я мог бы остаться гуртовщиком. Черт… — он сплюнул на пол, — те времена навсегда ушли.

Морган ответил с той же злостью:

— Не надо было валять дурака, пока я ездил в Седейлию! За это время можно было заклеймить весь скот. И не думайте, лентяи, что я позволю вам бить баклуши, дожидаясь хорошей погоды.

— Я не лентяй… — заявил Тернер с легкой угрозой в голосе. Взгляд его был таким же мрачным, как тучи на небе. Он подобрал свое пузо и покосился на револьвер. — И никому не позволю называть меня лентяем!

— Хочешь со мной потягаться, Тернер? — ласково спросил Морган. Его неожиданно теплая улыбка странно контрастировала с убийственным блеском глаз. — Ну же, хватай свой револьвер, а я схвачу свой. Посмотрим, кто быстрей. В последнее время я мало разминался, так что ты еще можешь меня одолеть, — улыбка его сделалась напряженной, — но думаю, будет нелишним напомнить тебе про Абилин… и Канзас-Сити. Ведь ты был там, не так ли?

Лицо Тернера побелело.

— Ты был там? — не отставал Морган.

Небритая щека Тернера дернулась.

— Да, был.

— Конечно, с тех пор прошло уже больше полугода. За полгода многое может измениться. Помнится, тот парень сказал, что он самый быстрый в округе. А вдруг ты окажешься быстрей его?

Тернер пожал плечами.

— А другой похвалялся, что никто не заставит его убежать, позорно поджав хвост. — Морган помолчал. — Хотя между ними не было большой разницы. У обоих кровь оказалась красной.

Рука Тернера безвольно повисла.

Морган со змеиной стремительностью обернулся к остальным:

— Может, среди вас кто-то еще думает, что нажимает на курок проворней меня?

Мужчины ответили ему нестройным ропотом.

— Отлично, тогда слушайте. Объясняю только один раз. Мне надоело здесь торчать. Я свое дело сделал — нашел в Седейлии хорошего покупателя, теперь пора и вам поработать. Предупреждаю сразу: впереди меня ждут приятные занятия, и я никому не позволю меня задерживать. А это значит, что мы будем клеймить бычков и в дождь, и в зной. Начнем прямо сейчас и закончим, когда я скажу «хватит». Вы меня поняли? Услышав нестройный хор согласия, Морган двинулся к двери, накинул дождевик и, задержавшись на пороге со шляпой в руке, сказал:

— Я пойду в хлев, разожгу огонь в очаге. Железные клейма раскаляются быстро, так что не мешкайте. Кто не придет, пусть заранее готовится к неприятностям.

Морган хлопнул дверью и, не оглядываясь, зашагал по раскисшей земле к хлеву.

— Черт, да он псих! — прорычал Тернер, глядя ему вслед.

— Может, и так. — Уолкер медленно подошел к вешалке у двери и надел свой дождевик. — Но уж если он что-то решил, его не переубедишь. А одолеть его никто из нас не в силах, и ты это знаешь.

— Да что с ним творится, черт возьми? — Бартелл с явной неохотой подошел к двери следом за Уолкером, нервно поглаживая свою лысину. — С тех пор как вы с ним приехали из Седейлии, он стал какой-то дурной. Я еще не видел, чтобы у него были такие дикие перепады настроения. — Симмонс усмехнулся, и Бартелл обернулся к нему: — В чем дело? Может, в Седейлии что-то случилось?

— Да нет, ничего. Мы уладили все дела и уехали из города, — Симмонс прищурился, и его маленькие глазки превратились в щелочки, — но Морган жалеет, что не успел кое-что доделать.

— О чем ты?

Уолкер взглянул на Симмонса и покачал головой.

— Я с тобой согласен. Все дело в этой рыженькой. Я сказал ему, чтобы он с ней не связывался, но он ведь меня не слушает.

— Какая еще рыженькая?

— Ты же знаешь, какой становится Морган, если ему приглянется женщина. Он встретил ее в то утро, когда мы уезжали из города. Она посмотрела на него со сладкой улыбкой. Черт, надо было видеть Моргана! Он прямо из кожи вон лез, пытаясь ее охмурить. Ну ты знаешь, он на это мастер. Ее он, может, и одурачил, но только не меня. Я сразу его раскусил и решил: быть беде! Эти «божьи одуванчики» все одинаковы.

— «Божьи одуванчики»? — Тернер грубо хохотнул. — С каких это пор Морган стал заглядываться на таких женщин?

— Она симпатичная, но мне кажется, Моргана сразила не только ее внешность. Они встретились в магазине, а потом он ждал ее у выхода и весь извертелся от нетерпения, как блохастый кот. И скажу я вам, его явно не устроило такое окончание знакомства.

— Как же я сразу не догадался, что здесь замешана женщина? — Тернер вслед за остальными подошел к двери и сдернул с вешалки свой дождевик. Его потное лицо было мрачным. — Черт возьми, если б я знал, чем Морган думал, я бы не стал ничего говорить. — Он фыркнул. — Этот парень хуже кобеля! Я уже видел, что с ним творится, когда он охотится за сучкой. Нам надо сматываться отсюда, пока не влипли в историю.

Мужчины согласно загудели. Тернер рывком распахнул дверь и вышел под дождь в сопровождении остальных.

В комнате стало тихо. Кончита напряженно застыла у очага. Мужчины по обыкновению разговаривали, совершенно не стесняясь присутствия девушки. Они даже не потрудились взглянуть в ее сторону, чтобы посмотреть, как она реагирует на их слова.

Лицо Кончиты пылало. Эти люди считали ее пустым местом. По их мнению, она была неспособна на истинные чувства, а Морган не испытывал настоящих чувств к ней!

«Все они свиньи, кроме Моргана!» — подумала она.

Дрожа от гнева, Кончита подошла к окну. Мужчины исчезли в хлеву как раз в тот момент, когда из трубы потянулись первые струйки дыма.

«Обманщики, вот кто они такие! Подлые обманщики и трусы! — продолжала она размышлять. — То, что рассказали Уолкер и Симмонс о случившемся в Седейлии, — ложь от начала до конца. Они боятся Моргана, боятся, что он накажет их за строптивость, и от страха готовы сочинить все что угодно».

Кончита невидящим взглядом смотрела на бушующий ливень. «Морган меня любит, он столько раз говорил мне об этом! — уверяла она себя. — Со мной ему приятней, чем с другими женщинами. Он и это мне говорил».

Лицо Кончиты напряглось от гнева, челюсти сжались, со щек сошел юный румянец. Она скользнула рукой по бедру и нащупала спрятанные там ножны. «Рассказ Уолкера о рыжеволосой женщине — ложь, — продолжала успокаивать себя девушка. — А если и нет, какая разница? Мой кинжал уже пробовал кровь и в случае необходимости попробует еще. На свете нет такой женщины, которая могла бы увести у меня Моргана!»


Рид смотрел на дорогу и не верил своим глазам. Раньше здесь явно была мелкая переправа, которую Дженкинс даже не счел нужным отметить на карте, теперь же ревела река. Рид не раз видел, как какой-нибудь безобидный ручеек в овраге, сухом большую часть года, после продолжительных ливней разливался бурлящим потоком.

Он оглянулся назад. У него был небогатый выбор.

Можно подождать, пока утихнет гроза и спадет вода. Но на это уйдет несколько дней. Он потеряет драгоценное время и скорее всего упустит Моргана.

Если ехать по другой дороге, которую указал Дженкинс на карте, придется вернуться назад, и результат будет тот же.

И наконец, можно переправиться прямо сейчас.

Сильная челюсть Рида напряглась. Он понял, что совершил ошибку, взяв с собой Честити. Надо было заранее предвидеть, как все обернется. Эта девушка путала все его планы, и даже сейчас, когда ему нужно было принять единственно верное решение, он не мог выбросить ее из своих мыслей. Рид помнил, как смотрел на нее спящую, вдыхал запах ее кожи, хотел ее.

«Черт побери, у меня нет времени с ней церемониться! — думал он. — Но как она дрожала этой ночью при каждой вспышке молнии и каждом раскате грома… Ее страх был настоящим. Мучительные воспоминания все глубже впивались в душу».

Рид поднял голову и взглянул на свинцовое небо. На лицо обрушились холодные дождевые струи. Тихо выругавшись, он поправил капюшон дождевика, потом посмотрел на разлившийся ручей. Рид был уверен, что там неглубоко — вода едва дойдет до днища фургона. У него сильные лошади, они легко преодолеют течение. Будь он один, он бы не раздумывал ни минуты. Но с ним была Честити.

В памяти Рида отчетливо всплыл нежный аромат роз, обдав его жаром желания. Решение было принято. Нельзя откладывать поездку, от этого будет хуже и ему, и Честити.

Он повернул назад к фургону и с тревогой увидел, что Честити вышла из повозки. Не защищенная от дождя, она не успела сделать и пары шагов, как уже вымокла до нитки.

Разозлившись, он направился к ней размашистыми шагами.


«Как, опять? Нет, только не это!» — звучало у нее в голове.

Честити остановилась, не обращая внимания на потоки дождя, и в ужасе уставилась на бушующую реку. Она слышала рев течения, видела у берега жадные пенные буруны. Звук бурлящей воды болезненным эхом отзывался в памяти девушки. Она уже слышала крики сестер, видела, как мама протягивает к ним руки…