Брайони взглянула на дверь и со смешанным чувством страха и отвращения подумала, не должна ли она хотя бы попытаться убежать от своего захватчика. Голос Рейвенсворта около ее уха, обманчиво мягкий, предостерег ее от этой попытки.

– Даже не думайте об этом! – Его рука схватила ее подбородок и повернула ее лицо так, что ей пришлось посмотреть ему в глаза. – Расскажите мне о таких, как я, мужчинах, Брайони, – тихо сказал он. – Я хочу послушать.

Она решила, что будет честна, даже если он убьет ее за это.

– Вы не человек чести, милорд, – начала она, трепеща от собственной отваги. – И вы непоследовательны. Вы критикуете меня за пустячное несоблюдение условностей, хотя сами считаете вполне приличным для меня стать вашей любовницей. Вас не волнует ни мое счастье, ни душевное спокойствие моей семьи. Вы думаете только о своем эгоистичном удовольствии. Я отдам себя только тому мужчине, за которого выйду замуж. Он будет...

– Мужчина, которому я отдам себя, – насмешливо передразнил его светлость. – Послушайте меня, мисс Брайони Лэнгленд. Мужчиной, которому вы отдадите себя, буду я, или вы вообще не достанетесь никакому мужчине. – Его тон смягчился. – Вы что, вообще ничего не понимаете, глупенькая? – Он наклонил голову к ее лицу, его взгляд скользил по каждой ее черточке, и Брайони почувствовала его теплое дыхание на своем виске. – Брайони? – хрипло пробормотал он, как будто спрашивая ее позволения на что-то.

Хотя она не боялась его, она смутно сознавала, что он представляет для нее какую-то угрозу, и, если она позволит ему любить себя, не будет, не может быть пути назад. Она колебалась. Его губы скользили по ее глазам, и воля Брайони к сопротивлению стала слабеть. Ее пульс участился, и она почувствовала знакомый трепет, который начал медленно распространяться по телу. Ее дыхание превратилось в неровные, судорожные вдохи. Она замечала эти симптомы со странной отчужденностью, как будто она была доктором, который осматривает пациента с приступом какой-то болезни.

– Брайони. – Его голос звучал нежно и убедительно, пробуждая что-то глубоко внутри ее. Ее вздох был странной смесью покорности и предвкушения. Она повернула к нему лицо в ожидании поцелуя. Сильные руки прижали ее ближе, и его рот накрыл ее губы с мучительной нежностью. Не думая ни о чем, она изогнулась навстречу ему, плотно прижимаясь к его стройной фигуре. Ее руки скрестились позади его шеи. Целовать Хью Монтгомери, подумала Брайони, было самым замечательным удовольствием, какое только она испытывала в жизни.

Он отстранился от нее немного неохотно, и Брайони была разочарована.

– Скажите, о чем вы сейчас думаете! – хрипло приказал он, пожирая ее глазами.

Она медленно вздохнула.

– Я думаю, что мне нравится целоваться с вами больше всего на свете.

– Даже больше, чем нюхать табак? – спросил он с насмешкой.

Она посмотрела на него с надменной улыбкой.

– Когда я нюхаю табак, трепещет только мой нос. Когда вы целуете меня, трепет превращается в настоящее землетрясение.

Ее ответ, похоже, доставил его светлости безмерное удовольствие. Он наклонился, чтобы поцеловать ее снова, и Брайони почувствовала, что предвкушение внутри ее перерастает в ненасытное желание.

– Скажите теперь, что вы чувствуете, – произнес он наконец.

– Я хочу больше. – Ее голос был мечтательным.

– Больше чего? – провокационно пробормотал он в ее волосы.

Брайони попыталась собраться с мыслями. Она не могла сказать с уверенностью, чего хочет. Но она знала, что только у него есть эта странная сила довести ее возбуждение до дурманящего исступления.

– Я не знаю... Больше вас, – ответила она, нетерпеливо притягивая его голову к своей.

– Моя дорогая девочка, – ответил он, прежде чем прильнуть губами к ее губам. – Я хочу всю тебя.

Она слышала, как его сердце бьется так же сильно, как ее собственное. Какая-то новая движущая сила, какой-то голод был в его губах, когда он стал покрывать поцелуями контуры ее шеи и нежные возвышенности грудей. Дикое возбуждение захлестнуло Брайони. Рейвенсворт почувствовал ее ответ, и его прикосновения стали более страстными, более собственническими, жадными, они призывали ее уступить ему с безраздельной страстностью. Брайони вдруг испугалась, смутилась и отстранилась, чтобы заглянуть в его лицо и найти там утешение.

– Скажите, что вы думаете, – задыхаясь, попросила она, стараясь разгадать выражение его полузакрытых глаз.

– Я думаю, моя чаровница, что если я очень скоро не лягу с вами в постель, то сойду с ума.

Ресницы Брайони задрожали, когда она осознала, что могут предвещать слова Рейвенсворта. Почувствовав, что она слегка отстранилась, его светлость вдруг понял, в какое затруднительное положение попал из-за неосторожного языка. Он попытался исправить ошибку:

– Брайони, нет! Вы не так меня поняли! Я не имел в виду ничего постыдного. Вы должны знать, каковы мои намерения насчет вашего будущего.

Ее щеки покрылись алыми пятнами, в глазах блестели непролитые слезы. Она отступила, пытаясь освободиться из объятий Рейвенсворта.

– Умоляю, не говорите больше ничего, – сухо произнесла она. – У меня, должно быть, помутился рассудок. – Она деланно рассмеялась. – Я знаю, что вы за человек. Я ошиблась, позволив вам такие вольности. Это – безумие. Я сама не своя. – Она покачала головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. – В моей жизни не может быть места для человека вашего характера, – продолжала она со всхлипом. – Мы как масло и вода. – Она сделала отчаянную попытку высвободиться из его рук. – Отпустите меня! – приказала она, и слезы, наконец-то, заструились по ее щекам.

– Брайони, выслушайте меня. Я прошу у вас прощения...

С лестницы послышался звук торопливых шагов.

– Проклятие! – в сердцах выругался Рейвенсворт. Он резко отпустил ее и отвернулся к камину, приняв непринужденную позу. Раскрасневшаяся Харриет влетела в комнату. Пылающий гневом взгляд леди говорил присутствующим, что прогулка с Эйвери не только подняла ей настроение. Эйвери вбежал в гостиную через секунду после нее.

С напускным спокойствием Харриет подняла упавшую газету и устроилась в кресле около камина. Она развернула ее с яростным шуршанием и сделала вид, что читает. Эйвери робко улыбнулся остальным.

Ужин, хотя и гораздо лучший, чем они ожидали в таком непритязательном на вид заведении, прошел в неловком молчании. Все почувствовали облегчение, когда дамы, наконец, удалились и оставили джентльменов наедине с лучшим бренди, какое могла предложить гостиница.

Когда джентльмены остались одни, Рейвенсворт вопросительно поднял бровь.

– Ну? – поинтересовался он.

– Катастрофа! – мрачно ответил Эйвери.

– Она отказала тебе?

– О нет, она приняла мое предложение. – Лорд Эйвери грустно рассмеялся. – Я жду, что она швырнет это предложение мне в лицо завтра же утром.

– Так что пошло не так?

Лорд Эйвери задумался. Он вздохнул. Потом лукаво взглянул на Рейвенсворта.

– Из того, что я сказал, Харриет составила мнение – ошибочное, уверяю тебя, – что я возлагаю всю вину за случившееся на ее кузину Брайони.

– Ее одну и надо винить! – в ярости рявкнул Рейвенсворт, допивая бренди одним глотком. – Говоря так, ты не обижаешь меня! Какая мать, такая и дочь, я не сомневаюсь. Ее отцу следовало ее почаще пороть, когда она была ребенком.

– Судя по тому, что я слышал, ее вообще вряд ли пороли.

– Скоро это можно будет исправить, – пригрозил Рейвенсворт. Он наполнил бокал и почти мгновенно осушил его.

– Ты все еще хочешь жениться на ней? – спросил Эйвери, разглядывая бриллиантовое кольцо на своем пальце.

– Если смогу убедить ее, и я это сделаю, – мрачно ответил Рейвенсворт, как будто мысль о завоевании дамы не доставляла ему вообще никакого удовольствия.

– Она превратит твою жизнь в ад.

– Я смогу справиться с ней, – опрометчиво заявил Рейвенсворт, выпитый бренди придал ему ложной уверенности. – Даже если мы устроим наш дом в диких дебрях Африки, – добавил он, пытаясь пошутить, – уверен, что Брайони и светское общество поладят вполне сносно.

Лорд Эйвери улыбнулся.

– Харриет это не понравится. Она без ума от этой девушки. Если ты не против, Рейвенсворт, я скажу, что, по-моему, Брайони плохо влияет на Харриет.

– Дружище, – в сердцах ответил Рейвенсворт, – тебе не нужно убеждать меня. Брайони плохо влияет на всех и каждого. Везде, где она проходит, она сеет зло. Посмотри на меня. До того как я встретил ее, я был вполне разумным человеком, разве не так? – риторически поинтересовался он. – Редко в плохом настроении, всегда хорошая компания, если зайдут друзья. Мне было наплевать на весь мир, – задумчиво произнес он, как будто ностальгически вспоминая золотые дни юности. – Жизнь была такой простой. Я наслаждался случайным флиртом с красавицами сомнительной морали, а какой мужчина этого не делает? Моя ошибка была в том, что я позволил своему взгляду упасть на добродетельную, кроткую мисс. Учись на моих ошибках, Эйвери, – посоветовал он, стараясь сохранить рассудительность. – Она до такой степени сбила меня с толку, – добавил он грустно, – что я больше не различаю, что хорошо, а что – плохо. Я чувствую себя хоть наполовину разумным, лишь когда совершенно пьян.

– Я выпью за это, – педантично ответил Эйвери, протягивая свой бокал Рейвенсворту, чтобы тот снова наполнил его из уже полупустой бутылки.

После двух бутылок бренди одурманенные джентльмены помогли друг другу подняться по лестнице, которая, они могли поклясться, стала необъяснимо круче. Они упали в постели полностью одетыми, забыв даже снять заляпанные грязью сапоги. Денби, промелькнула смутная мысль у его светлости, к счастью, здесь нет, чтобы стать свидетелем позора своего хозяина.

Глава 12

Рассвет следующего утра был серым и пророчил день для лежания в постели, как сообщил дамам хозяин гостиницы, хитро подмигнув, когда передавал записку от Рейвенсворта. Короткая, небрежно написанная записка извещала, что их светлости присоединятся к дамам не раньше полудня, поскольку оба плохо чувствуют себя из-за погоды.

Это не обмануло кузин. Посреди ночи их разбудил жуткий шум, когда лорды Рейвенсворт и Эйвери расходились после попойки по спальням. То, что джентльмены, наверное, страдают от последствий вчерашнего злоупотребления спиртным, вызвало довольные улыбки на лицах обеих кузин. Пока Рейвенсворт и Эйвери отказывали себе в удовольствии пить портвейн и бренди, они не позволяли девушкам отведать даже каплю чего-нибудь горячительного. Такое бесцеремонное обращение нельзя было назвать приятным.

– Вот она, справедливость! – обращаясь к Харриет, заметила Брайони, быстро просматривая до конца короткое письмо. Рейвенсворт также строго предупредил дам, чтобы те оставались вдали от чужих глаз (и от возможного вреда) в их отдельной гостиной до того момента, как джентльмены будут готовы продолжить путешествие. Их камеристка – жирно подчеркнуто несколько раз – должна все время быть вместе с ними, чтобы обеспечить им надежное сопровождение. Однако выполнить это последнее дерзкое требование было невозможно, поскольку Элис проснулась утром в жестокой лихорадке и не могла встать с постели.

Когда девушки закончили скромный завтрак из тостов и горячего шоколада, оставив копченую рыбу, ветчину и яичницу джентльменам, они удалились в комнату, которую занимали дамы, где на маленькой лежанке металась в жару Элис, обязанная наблюдать за приличиями. Как и следовало ожидать, лорды Рейвенсворт и Эйвери наслаждались роскошью отдельных спален.

Брайони с первого взгляда поняла, как тяжело страдает бедная девушка, и настояла, чтобы она немедленно легла в ее собственную кровать, которая была гораздо больше и удобнее. Харриет осталась в качестве сиделки, пока Брайони отправилась искать хозяина гостиницы, чтобы попросить миску жидкой каши и чашку горячего чая для больной. Ей пришлось нарушить предписание Рейвенсворта не появляться в публичных местах, но это мало заботило Брайони. Она рассудила, что было бы настоящим варварством не облегчить страдания бедной девушки.

Большую часть утра дамы по очереди ухаживали за несчастной служанкой. Надвигавшаяся гроза наконец разразилась, и дождь полился таким стремительным потоком, что Харриет и Брайони не могли, даже если бы захотели, скрасить однообразие своего дежурства прогулкой во дворе вопреки приказанию Рейвенсворта. Однако когда Элис забылась тяжелым сном, Брайони удалось смыть дорожную пыль с волос, и она оставила их сохнуть распущенными по плечам. По какой-то причине Рейвенсворт был категорически против распущенных волос Брайони, и в присутствии его светлости ей приходилось закалывать их в скромный гладкий пучок на затылке. Но, учитывая недомогание Рейвенсворта, Брайони осмелела.

Было уже далеко за полдень, но джентльмены так и не появились, а состояние Элис резко ухудшилось, и было необходимо вызвать доктора. В сложившихся обстоятельствах это была непростая задача. Буря, похоже, не собиравшаяся прекращаться, сделала непроходимыми дороги, и гостиница была переполнена путниками, пытавшимися найти ночлег. В отсутствие их светлостей Брайони пришлось самой идти искать их кучера, чтобы отправить его за доктором.