Элли в ответ лишь посмотрела на него так, что он, смутившись под её взглядом, затоптался, переминаясь с ноги на ногу.

— Элли, можешь подняться на минуточку, помочь мне? — позвал сверху Даниэль.

— Иду! — откликнулась она, и устало добавила: — Уберите свои деньги, сержант Томкинс. Нам они не нужны.


Она очутилась в его объятиях в ту же секунду, как вошла в комнату. Даниэль крепко прижал её к своему телу, она чувствовала его боль и желание.

— Не хочу покидать тебя, — простонал он и накрыл её рот жадным, голодным поцелуем.

Это было совсем не похоже на нежные, дразнящие, тёплые утренние поцелуи. Сейчас в нём говорила откровенная потребность. Жар. Отчаяние. Страх и желание. Настоятельная нужда.

Элли отвечала на его ласки и поцелуи с таким же отчаянным пылом, зная, что может больше никогда не увидеть его. Ах, и почему они не предались любви этим утром? Её дурацкие предрассудки казались глупостью сейчас, когда ей, вероятно, предстояла жизнь без Даниэля. От этой мысли её забила дрожь.

Он взял её лицо в ладони, горящие глаза, казалось, заглядывали в самую душу:

— Элли, обещаю, это не конец. Я как-нибудь разберусь. — Голос его срывался. — Я постараюсь вернуться и…

— Нет, Даниэль, — покачала головой Элли. — Лучше покончить всё одним махом. Я не смогу жить крохами. — Она крепко поцеловала его. — Я хочу тебя целиком. Крохи были бы наихудшей пыткой. А так — мне останутся воспоминания. Только как бы я хотела, чтобы мы… знаешь… этим утром.

— Предались любви. — И поправил он её низким хрипловатым голосом: — Не «знаешь». Ты хочешь сказать, что жалеешь, что мы не предались любви.

— Нет, Даниэль, даже без… — голос её прерывался, по щекам катились слёзы, — без физического обладания, мы познали… сотворили любовь. Неужели ты не чувствуешь её вокруг? Надеюсь, мы сотворили достаточно, потому что мне её должно хватить до конца жизни…

— О, Элли, моя милая, любимая Элли! — Он простонал и прижал её ещё крепче. — Как же мне вынести разлуку с тобой?

— Даниэль, ты должен. Ты женат. Ничего не поделаешь.

— Готовы, капитан? — окликнул снизу сержант. — Помочь вам?

— Чтоб ему пусто было! — пробормотал Даниэль, не отпуская её. Он зарылся лицом в волосы Элли, вдыхая её запах — запах жизни и любви. Он сожалел, что у них не было соития — это добавило бы в их отношения новое измерение, которое, он был уверен, Элли неизвестно. Однако она была права — даже без физического обладания, они познали большую любовь. Он отчаянно надеялся, что она достаточно велика, чтобы пережить возвращение его памяти.

Наконец, они неохотно разомкнули объятия и спустились. Элли почувствовала, как сержант окинул её цепким взглядом, и поняла, что выглядит как женщина, которая только что страстно целовалась. И гордо вздёрнула подбородок: ей было всё равно, что он о ней думает.

Сержант привёл с собой двух лошадей. Осёдланных, ждущих.

— А что со сквайром? — вполголоса обеспокоенно спросил Даниэль. — Я не мо…

Элли закрыла ему рот ладонью:

— Тссс. Не беспокойся об этом. Я справлялась с ним уже много месяцев. Ничто не изменилось.

Его губы шевельнулись под её пальцами, он коснулся языком руки и она отняла её, не в силах вынести больше.

— Мистер Мишка, мистер Мишка, ты же не уезжаешь?

Даниэль подхватил расстроенную малышку на руки и обнял её:

— Я должен, принцесса. Будь хорошей девочкой и присмотри за своей мамой вместо меня, ладно? — Он поцеловал её на прощание.

Эми заплакала и обхватила его за шею:

— Нет! Нет, мистер Мишка, ты должен остаться. Тебя привела волшебная свеча…

С лицом, окаменевшим от усилий не выдать истинные чувства, Даниэль отцепил маленькие ручки, отчаянно пытавшиеся не выпускать его, и передал Эми матери:

— Я как-нибудь разберусь, даю слово, — сказал он тихим, прерывающимся голосом.

— Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать.

— Я всегда держу слово. Всегда.

Повлажневшими глазами он смотрел, не отрываясь, в лицо Элли, но не пытался ещё раз дотронуться до неё или поцеловать. Элли почувствовала облегчение. Иначе ни один из них не вынес бы расставания.

Когда приходится резать по живому, чем быстрее, тем лучше. Даниэль решительным шагом прошёл к лошадям и вскочил на свою одним отточенным движением. Обернувшись в седле, он посмотрел горящими синими глазами на Элли и её дочку и повторил:

— Всегда.

И поскакал галопом прочь.

«Всегда», — горестно подумала Элли. Что он имел в виду — что всегда выполняет обещания? Или что всегда будет любить её? Да какая разница, что! Он уехал. Ей нужно как-то дотянуть до конца дня, дождаться заката, накормить и уложить спать дочку, и присмотреть за ней, пока малышка не заснёт. Только потом Элли сможет отправиться в собственную постель и найти там выход своему горю. Тот, без которого ей не обойтись — слёзы и сон. Желанного выхода ей не дано…

Она отнесла Эми в дом. Наливая питьё ей и себе, Элли обнаружила спрятанный за молочным кувшином маленький мешочек с деньгами, тот, что сержант пытался ей всучить. Она заглянула внутрь: двадцать фунтов. Целое богатство, на это они с Эми могли бы прожить долго.

Капитан Эмброуз не из тех, кто остаётся в долгу. И снова сержант добился своего.

Как-то ей удалось дотянуть до конца дня. Когда пора было ложиться в постель, Эми взбежала по лестнице впереди матери.

— Мама! — свежеумытое личико девочки осветилось радостью. — Посмотри, что я нашла на кровати! — В руках она держала маленькую деревянную куколку, немного неумело вырезанную из куска берёзы. — У неё синие глаза, совсем как у меня! И как у мистера Мишки, — глазёнки Эми сияли.

У Элли встал комок в горле. Даниэль вырезал. Она-то думала, что он стругает полено просто так, убивает время, а он делал куклу для её дочери.

— Чудесно, доченька. Завтра я сошью ей одежду.

— Не «ей»! Это мальчик, — убеждённо заявила Эми. — Я назову его Даниэлем в честь мистера Мишки.

— Чу… чудесно. — Элли сумела выдавить улыбку, хотя губы и дрожали.

* * *

Позже, когда Эми уже спала, а в доме настолько похолодало, что тянуть дальше стало невозможно, Элли неохотно вошла в собственную спальню. Её взгляд неминуемо устремился к алькову, на кровать.

И, наконец, она заплакала. Потому что, разумеется, там ничего не было. Даже деревянной куколки. И там никогда больше не будет Даниэля. Он уехал.

Глава 4

— Нет, милая, я не смогу сделать тебе домик для новой куклы, пока мы самим себе не найдём новый дом. Сначала домики для людей, а потом уже для кукол.

Эми кивнула.

— Сквайр нас больше не любит, мамочка?

— Да, дорогая, больше не любит. А сейчас помоги маме упаковать вещи. Принеси-ка сюда всю свою одежду. Мы сложим её на простыню, завяжем в узел и тогда сможем положить в повозку Неда.

— Не бойся, мамочка. Если сквайр вернётся, Даниэль снова его побьёт. Правда ведь, Даниэль? — Эми угрожающе потрясла маленьким деревянным Даниэлем.

— Никто никого бить не будет, — строго сказала Элли. — А сейчас быстренько принеси сюда свои вещи.

Элли прикусила губу, пока присмиревшая дочка выполняла её распоряжение. Она понятия не имела, где им придётся жить. Викарий предложил комнату в своём доме на время рождественских каникул. Но потом вернутся его ученики, и комнаты не будет. Впрочем, Элли была уверена, что скоро она найдёт что-нибудь.

Ей придётся.

Тук-тук-тук!

Элли застыла. С тех пор, как ушёл Даниэль, сквайр уже дважды возвращался. Элли вспомнила слова дочки и неожиданно разозлилась. Она не нуждается в защите Даниэля, хоть деревянный он и не столь хорош, но и во плоти… настоящий Даниэль пусть возвращается туда, откуда пришёл, вместе со своей раскрасавицей женой, ожидавшей дитя. Пусть Даниэль там и пребудет, и защищает ту женщину и того ребёнка, а не тех, на которых случайно наткнулся в бурю, заглянув на огонёк.

Несомненно к этому времени память уже к нему вернулась. Он, наверно, даже и не вспоминал больше Элли. Тогда как она… она помнила всё. На самом деле даже слишком много. Не могла ничего забыть. Он был там, в её мыслях, в её сердце, каждый раз, когда она ложилась в холодную, пустую постель. И просыпалась каждое утро с мыслью о Даниэле, скучая по тому, как тепло он заботился о ней, по его рокочущему голосу… Горькие сожаления охватывали её, когда она вспоминала, как выгнала Даниэля. Ах, если бы они уступили страсти… всего лишь раз.

Не только в постели он преследовал её. Его присутствие ощущалось постоянно: в каждом уголке коттеджа, в рассказах её дочки, в кукле, которую он сделал для Эми. Элли поддерживала огонь сутки напролёт дровами, которые наколол Даниэль, и у неё пересыхало во рту, стоило ей вспомнить, как напрягались его широкие плечи при каждом взмахе топора.

Даниэль незримо появлялся здесь всякий раз, когда шёл дождь, и не текла крыша. У Элли до сих пор сердце начинало биться у самого горла, когда она вспоминала, как стремительно он спустился с крыши, до ужаса её напугав. Тот самый момент, когда она поняла, что любит его…

С той поры, как Даниэль покинул их, то и дело шёл дождь…

Вновь раздался громкий стук. Элли сглотнула застрявший в горле мучительный ком и, прихватив кочергу, решительным шагом вышла из дома, резко распахнув дверь и воинственно взмахнув своим оружием.

Снаружи никого не оказалось. Дождь перестал, и опустился густой туман. Он окружал дом, словно зловещее море, то накатывая пенящимися волнами на маленький коттедж, то отступая. Высоко держа кочергу, Элли ступила на сырую землю.

— Здравствуй, Элли.

И этот глубокий голос опалил, и жар его будто бы проник в самую сердцевину её существа, до самых промёрзших косточек, окутывая теплом, согревая.

Она мгновенно развернулась, вытаращившись, не в силах вымолвить и слова. Туман клубился вокруг смутно вырисовывавшейся высокой фигуры, закутанной в тёмный плащ, но плащ не обманул Элли. Она знала каждую линию этого тела, жившую в её памяти, в её сердце долгие недели.

— Что ты здесь делаешь, Даниэль? — умудрилась она выдавить.

Он двинулся к ней:

— Пришёл за тобой, Элли. Я хочу, чтобы ты была со мной.

Её пронзила боль. Она так хотела услышать эти слова, но сейчас они были не к месту. Она продолжала держать наизготовку кочергу, словно защищаясь от него, и покачала головой:

— Нет, Даниэль. Я не могу и не пойду с тобой. Мне нужно думать об Эми.

Он встал как вкопанный, потрясённый, нахмурив брови.

— Но конечно же я хочу забрать тебя вместе с Эми.

Элли ещё яростней потрясла головой:

— Нет, я не могу. Не пойду никуда. Ступай домой, Даниэль. Неважно, что я к тебе чувствую, с тобой я не пойду. Я не разрушу жизнь Эми.

Повисло долгое молчание. Позади Элли услышала «хлюп, хлюп» — с крыши закапала вода… с той крыши, которую он чинил для неё.

— И что же ты чувствуешь ко мне?

Страдание исказило черты Элли.

— Ты сам знаешь, что, — прошептала она.

Даниэль покачал головой, вперив в неё пылающий пристальный взгляд.

— Нет. Я думал, что знаю, но сейчас… лишь уверен в собственных чувствах. — Он набрал в грудь воздуха и произнёс дрожащим от переполнявших эмоций голосом. — Я люблю тебя Элли. Я всё вспомнил, и знаю теперь, что никогда и никого не любил и не буду любить так, как тебя. Ты — моя душа, Элли.

От этих слов всё поплыло у неё перед глазами. Всё, о чём она мечтала, прозвучало в этих словах… «Ты — моя душа, Элли». Слишком поздно.

— Ступай обратно к своей жене, Даниэль, — печально произнесла Элли и повернулась, чтобы уйти.

Мгновение напряжённой тишины. А затем Даниэль выругался. И рассмеялся.

— Я и забыл об этом.

Элли обернулась.

— Забыл о своей жене? — потрясённо спросила она.

Синие глаза Даниэля, казалось, прожигали насквозь:

— У меня нет никакой жены. И никогда не было. Это просто глупое недоразумение. — Он прижал ладонь к сердцу и торжественно заявил: — Я одинокий человек в здравом уме и твёрдой памяти, я способен обеспечить жене сносное существование. Я безмерно люблю вас, миссис Кармайкл, и прошу вас стать моей женой.

Воцарилось долгое молчание. Онемевшая Элли просто смотрела на него. Выставленная кочерга дрогнула. Сильная мужская рука забрала оружие из ослабевшей ладони.

— Ну, Элли, любовь моя, ты собираешься ответить мне?

Элли не видела его сквозь слёзы, но чувства-то к нему никуда не делись, потому и кинулась в его объятия, и крепко поцеловала:

— О, Даниэль, Даниэль, да, конечно я выйду за тебя замуж! Ведь я так сильно тебя люблю!