Элли посмотрела на него с подозрением. Мужчина бесстыдно ласкал её своими синими глазами. Кинув на него сердитый взгляд, она стала быстро прибирать комнату.

— Ты просто великолепна в гневе, — заметил он глубоким, низким голосом и, услышав яростно-шипящее дыхание Элли, занялся кашей, поглощая её медленно, не торопясь.

К тому времени, когда Элли снова поднялась наверх, чтобы забрать пустую миску, от её гнева не осталось и следа. Теперь она выглядела скорее растерянной, чем разозлённой. Поведение мужчины отчасти было понятным. Зачем ему лгать, если она — единственный человек во всем мире, который знает, что это ложь? И хотя теперь он поддразнивал её, тогда, когда утверждал, что приходится ей мужем, он её вовсе не дразнил. Это всё очень странно. И она решила спросить у него напрямик:

— Как ваше имя… только без глупостей. Я хочу знать правду, будьте так любезны. — Она взяла миску и стояла, глядя на него сверху вниз.

— Понятия не имею, — наконец ответил он после продолжительного молчания.

Совершенно бесцветный голос заставил Элли недоумённо воззриться на мужчину, и она вдруг поняла, что её не обманывают.

— Хотите сказать, не можете вспомнить, кто вы?

— Да.

Элли словно обухом по голове ударило. Она присела рядом с мужчиной на краешек кровати, начисто позабыв о том, что собиралась сохранять холодность. Ей доводилось слышать истории о людях, потерявших память, однако она думать не думала, что встретится с одним из них.

— Вы вообще ничего о себе не помните?

— Ничего. Всё утро я только и делал, что пытался вспомнить, но на меня будто бы затмение нашло. Я понятия не имею, как меня зовут, не знаю ничего о своей семье или чем зарабатываю на жизнь, не знаю даже, как попал сюда. — Он улыбнулся, немного робко. — Выходит, ты мне должна всё рассказать.

— Но я тоже ничегошеньки не знаю!

Он похлопал её по колену, и Элли тут же отодвинулась.

— Нет, я имею в виду не то, как меня ранило, а остальное. Моё имя и всё такое.

— Если вы не можете ничего вспомнить, тогда почему назвались моим мужем?

Он нахмурился, услышав упрёк в голосе Элли, и подразнил её:

— Я не твой муж, говоришь?

— Вы же знаете, что нет.

— Ты, верно, шутишь! — изумлённо уставился он на неё. — Я полагал…

Элли покачала головой.

Он с минуту обдумывал её слова и ещё больше нахмурился.

— Но если Эми моя дочь…

— Да ничего подобного! — Элли задыхалась от потрясения, даже вскочила с места. — Я же сказала — вы не муж мне. Как смели вы предположить?..

— Тогда почему она называла меня папой?

— Хотите сказать?.. Ох… — Она плюхнулась обратно на кровать. — Это многое объясняет. — Элли повернулась к мужчине и медленно проговорила: — Отец Эми, мой супруг, Хартли Кармайкл, умер год назад. Она была совсем крошкой и плохо его помнит… — Элли поняла, как очень не просто всё объяснить, и сбивчиво закончила: — У вас такие же синие глаза, как у её отца. И у неё самой.

— Однако это не объясняет того, как мы оказались в одной к…

Элли, зная, о чём он думает, прервала его:

— Я вас в жизни не видела до того, как два дня назад вы очутились ночью у моих дверей, полузамёрзший и истекающий кровью.

— Что?

Она встала и добавила каким-то неестественным, тонким голоском:

— В доме только одна кровать, на которой может поместиться взрослый человек. И ночь была такая лютая, одна из самых холодных на моей памяти, а вы раненый, едва не замёрзший до смерти. Не могла же я оставить вас на полу. — Она не решалась встретиться с ним взглядом. — И самой окоченеть мне тоже не хотелось, вот я легла в одну постель с незнакомцем.

Элли зарделась, вспоминая, какой она предстала перед этим незнакомцем утром в кровати. Она охотно, с наслаждением отвечала на его ласки. Разве может она винить его за то, что он считает её падшей женщиной? Она не ожидала, что он ей поверит, однако же заставила себя добавить дрогнувшим голосом:

— Вы единственный мужчина, с которым я когда-либо делила постель. Кроме моего мужа, разумеется.

Дольше в комнате оставаться она не могла: эти глаза так её буравили. Она была не в силах встретиться с их ледяным пламенем, не могла вынести того, что увидит в них. Элли подхватила миску и опрометью кинулась вниз по лестнице.

Он со спутанными мыслями и раскалывающейся головой наблюдал за побегом миссис Кармайкл. Так они чужие друг другу? Тогда почему ему было так легко в её обществе, откуда это чувство принадлежности? Она вовсе не казалась чужой. Эта женщина словно была его частичкой… именно с таким ощущением он пробуждал её сегодня утром в постели для сладостного бодрствования и, как никогда, чувствовал себя на своём месте, дома.

Вопросы, на которые не находилось ответов, подобно крысам, грызли его изнутри. Да как же его зовут, чёрт побери? Казалось, ответ витал где-то совсем рядом… готов был сорваться с кончика языка… но только мужчина пытался произнести своё имя, как оно ускользало от него. Он перепробовал разные имена, надеясь, что хоть одно покажется ему знакомым и что вслед за ним он тут же вспомнит и всё остальное о себе. Абрахам… Алан… Адам… Может, всё-таки Адам? Он попробовал имя на язык. Звучало знакомо, но всё равно не так.

Брюс… Дэвид… Дэниел… Неужели он угодил в логова льва? Он улыбнулся и спустился пониже на подушке. Его Элли вполне могла сойти за маленькую львицу, когда заводилась… Уж его она точно заводила. Эдвард… Гилберт… Джеймс… Он завернулся в одеяла и простыни. От них пахло Элли. Он глубоко вдохнул и почувствовал, как тело мигом ответило на запах. Уолтер… Уильям… На него навалилась дремота.

— Здравствуй, папа. — Уже готовый совсем погрузиться в сон, он очнулся от этого тоненького голоска. Разлепил веки. На него, поверх старой сырной коробки, внимательно глядели синие глазищи.

— Здравствуй, Эми. — Он сел, потянув за собой простыни, чтобы прикрыть грудь.

— Твоей голове очень больно?

Острая боль прошла, в голове лишь слабо ухало.

— Нет, ей гораздо лучше, благодарю.

— Мама говорит, ты не знаешь, кто ты.

— Всё верно, — печально скривился он. — Я даже не могу припомнить своего имени. Полагаю, ты его тоже не знаешь? Или знаешь?

Он замер, когда малышка неожиданно закивала головой. Неужели Элли солгала ему? Он чувствовал — что-то она от него утаивала.

Девчушка осторожно поставила коробку на кровать и взобралась следом за ней. Она уселась, скрестив ноги, и торжественно воззрилась на мужчину.

— Думаю, твоё имя…

Синие глазищи малышки скользнули по его подбородку, верху груди и рукам. Он даже смутно не представлял, что она нашла такого интересного.

— Твоё имя…

Потянувшись вперёд, она нерешительно коснулась его подбородка и хихикнула. Сев обратно и озорно поглядывая на него, она изрекла:

— Думаю, тебя зовут… мистер Мишка.

— Мистер Мишка? — Он нахмурился. Мишка — значит, медведь. — Мистер Медведь?

— Да, потому что ты огромный и даже лицо у тебя мохнатое. — Девчушка весело фыркнула. — Точь-в-точь как у медведя!

Его рассмешила её шутка. Получается, в глазах маленькой девочки он выглядит, как огромный мохнатый медведь? Он потёр подбородок. Вероятно, она права. Ему следует побриться.

— Если ты считаешь меня медведем, почему тогда называешь папой?

Малышка виновато поглядела на дверь.

— Мама говорит, я не должна тебя так называть. Ты же ей не расскажешь, правда?

— Нет, не расскажу. — Он снова задумался над тем, что же мама пытается скрыть.

Девочка радостно улыбалась ему.

— Но если твоей маме не нравится, что ты зовёшь меня папой, может, будешь обращаться ко мне «мистер Мишка»? — Уж лучше так, чем быть совсем без имени.

Она сморщила личико, задумавшись, а после кивнула:

— Да, это будет хорошая игра. А ты зови меня принцесса Эми. Ты любишь куклы, мистер Мишка? Ты же их не ешь, правда?

Он покорно согласился на несколько часов стать для малышки товарищем по играм. Уж лучше так провести день, думал он, чем безуспешно мучить больную голову, пытаясь выудить из неё хоть что-то.

— О, нет, — решительно протестовал он. — Мы, медведи, никогда не едим кукол.

Девочка посмотрела на него с недоверием.

— Медведи могут есть кукол — мои куклы очень особенные. Вкусные для медведей.

Мужчина глубоко, с раскаяньем вздохнул:

— Ох, сознаюсь, ты меня поймала. Я торжественно обещаю не есть Очень Особенных Кукол принцессы Эми.

— Хорошо. — Она примостилась поближе, водрузила коробку на его колени и принялась знакомить со своими куклами.

Он догадался, что коробка из-под сыра — самодельный кукольный дом. Всё в нём было сделано маленькими неуклюжими пальчиками или искусными мамиными руками. Некоторые куклы были сделаны из желудей, колыбельки и всевозможные крошечные предметы — из шляпок желудей и скорлупы грецких орехов.

Он улыбнулся про себя. Действительно, такое пришлось бы медведям по вкусу. А малышка просто очаровательна. Глаза у неё такие синие… почти такого же цвета, как у него. От этой мысли ему стало совсем не по себе. Он всё же надеялся, что Элли не соврала насчёт того, кто приходится отцом Эми. Ведь если это он наградил Элли этим прелестным ребёнком… и оставил расти, не дав своего имени, расти в нищете, иначе и не назовёшь… тогда он — не он.

Все мысли сводились к одному и тому же вопросу: кто же он, чёрт возьми, такой? И есть ли у него жена?


— Его так сильно избили, что он ничего не помнит, — объясняла Элли единственному человеку, которому могла довериться и не опасаться, что он расскажет сквайру о её неожиданном госте.

— Позор, какой позор! — возмущённый викарий мерил шагами комнату. — Эта шайка грабителей наглеет с каждым днём, а что же наш сквайр? Ему разве есть до этого дело? Разумеется, нет! Он слишком ленив, не пошевелит и пальцем! Он должен закрыть «Ангела». Уверен, что этот притон их логово. Может ваш гость опознать кого-то из злодеев?

— Нет, он даже имени своего не помнит, не говоря уже о том, что произошло.

Почтенный викарий задумчиво сморщил губы.

— И при нём не было ничего, что помогло бы определить, кто он такой?

— Ничего, — покачала головой Элли. — Грабители даже стянули с него плащ и сапоги. Я-то надеялась, вы что-нибудь слышали об этом.

— Нет. Никто не рассказывал ни о чём подобном. Э… а у вас с ним нет никаких, э, затруднений?

— Нет, всё это время он вёл себя как джентльмен… — Если не вспоминать о том, где блуждали его руки сегодня утром, заметила она про себя, заливаясь краской. Викарий и секунды не потерпел бы такого положения вещей, имей он хоть малейшее понятие о том, как располагаются спальные места в её коттедже.

— А где маленькая мисс Эми? — нахмурился вдруг викарий, оглядываясь по сторонам.

— Я оставила её дома. Она только оправилась от тяжёлой простуды, а на улице такой жуткий холод. Это… это же всего на несколько минут… — голос Элли затих.

— Вы оставили её с незнакомцем? — в голосе викария прозвучало недоумение.

Элли внезапно почувствовала себя дурой. Дурой и преступницей.

— Я не думала… мне не показалось, что он может обидеть Эми… или меня. — Она в расстроенных чувствах закусила губу. — Но… вы правы. Он, чего доброго, может быть убийцей.

— Уверен, тревожиться не о чем, — проговорил викарий, в голосе которого вовсе не слышалось уверенности. — Будь у вас подозрения насчёт этого парня, вы бы взяли Эми с собой. У вас хорошее чутьё.

С каждым подбадривающим словом, Элли всё больше одолевали сомнения. И страх.

— Вижу, вы засомневались, — кивнул он. — Предоставьте разбираться с этим делом мне. Если парня разыскивают, рано или поздно мы об этом узнаем. Ступайте домой, милая. Позаботьтесь о дочке.

— Ох, да-да, иду. Благодарю вас, викарий, что одолжили мне вещи, — сказала Элли, поднимая выше небольшой свёрток в руке. — Я скоро их верну.

Почти всю дорогу домой Элли пробежала бегом, страх нарастал в ней с каждой минутой. Как она могла позволить своим… своим чувствам возобладать над здравым смыслом! Оставить Эми только потому, что на улице холодно и сыро! Поверить на слово человеку, что он потерял память. Поверить лишь потому, что он ей нравился — слишком нравился, по правде говоря, — что заслуживает доверия по этой причине. Да он же запросто мог оказаться настоящим негодяем!

Викарию легко было рассуждать о её безупречном чутье, он-то ничегошеньки не знал, в какую неразбериху она превратила собственную жизнь. Она безоглядно доверяла своим внутренним ощущениям и чувствам. А они не стоили доверия! Боже правый, она умудрилась оставить дочку с незнакомцем! Она же с ума сойдёт, если с Эми что-то случиться.