— Ты прекрасно знаешь, что все ходят в те кошмарные развалины в конце главной дороги. И ничего! Может, и нам бы стоило пойти хоть раз?

Он хмыкнул, повернулся на бок и посмотрел мне в глаза.

— Я уже замаливал грехи, Кейт. Я покаялся, простил себя. И всех тех, кто делал мне больно. Теперь я чувствую себя свободным, впервые за много лет.

Мне стало грустно от мысли, что двадцатилетний красавец целых десять лет провёл с женщиной, которая сделала его несчастным. Я не знала всей истории, но догадывалась о его чувствах. Улыбнувшись, я взяла его руку в свою и прижалась щекой к его тёплой ладони.

— Почему ты не хочешь рассказать мне всё? Я бы поняла, я бы не осудила! Возможно, и тебе было бы легче…

— Я никогда не позволю тебе окунуться в ту тьму, из который я выбрался, Кейт, — заключил он решительно. — Ты должна остаться тем же светлым лучиком, который привёл меня к тому, что я имею теперь.

В полном недоумении я посмотрела на него, даже приподнялась на локте; мои спутанные волосы касались плеча мужа, и он ласково провёл большим пальцем по моей щеке.

— С тобой я счастлив, Кейт. И я хочу всеми способами тебе это показать.

Мгновение, и я вдруг оказалась под ним. С той же хитрой улыбкой озорника Джейсон навис надо мною, затем стал медленно, как бы дразня, опускать голову всё ниже и ниже.

— Ты не успела за мной сегодня, верно? — спросил он, а я жутко покраснела, закрыв ладонью рот. — Ничего! Сейчас я это очень быстро исправлю…

***

Я как раз перечитывала «Мельмот Скиталец», которого нашла в библиотеке, в отделе готических романов, когда в гостиной появился Джейсон и объявил о приглашении Смиттов в оперу, которая находилась в паре часов езды от нас, в Бэкингемшире. Я не ждала никаких выходов ближайшие несколько дней из-за детей. Джейсон проводил с ними и братом всё больше и больше времени, так что у Эдварда почти не оставалось шансов приглядывать за мной.

Прошло два дня с того самого воскресного утра и моего… внезапного признания. Супруг с тех пор ни разу не заикнулся об этом, о том, что я сказала. Всё шло так, как и раньше. Разве что Джейсон стал ко мне немного более внимательным. Это было заметно по его взглядам, касаниям и даже нашему обоюдному молчанию. Несмотря на то, что мы не затрагивали эту тему, я знала (и надеялась): Джейсон неравнодушен ко мне. Возможно, он мог бы меня полюбить.

Так что же чувствовала я? Я ощущала свободу, лёгкость, ощущала себя нужной, словно я, наконец, нашла своё место.

Анаис помогала мне с платьем, пока я застёгивала серьги перед зеркалом, и поддерживала мои волосы сзади. Я ужасно волновалась, поскольку только раз посещала оперу, да и то я была ещё девочкой. Мне запомнилась лишь вычурная помпезность и излишняя роскошь Craig-y-nos — премьер-оперы и театра в Уэльсе — и её гостей, так что тогда я нашла подобные светские сборища скучными, хотя и была захвачена талантом и очарованием Аделины Патти. Теперь я понимала, что новый статус супруги небезызвестного в Англии предпринимателя обязывал меня время от времени присутствовать на различных празднествах и приёмах. Не стоит упоминать о том, как важно было Джейсону сохранять хорошую репутацию, а я могла бы ему в этом помочь.

Я собралась достаточно быстро, поблагодарила Анаис и спустилась в гостиную, где ожидал Джейсон. Он был одет в тёмно-серый фрачный костюм, в котором выглядел невероятно привлекательно, весьма по-деловому и изысканно. Не глядя на меня, он возился с малышкой Элизабет, пока та находилась на руках у матери, а Эдвард стоял поодаль и улыбался.

Я бесшумно спустилась по лестнице, ощущая всю ту же нервную дрожь, как и всегда, перед любыми важными событиями, и супруг тут же оказался рядом.

— Прекрасно выглядишь, — прошептал он, помогая мне надевать пальто. — Нам пора.

Он подал мне руку, попрощался с Дженни и братом, и мы вышли в ранний осенний вечер, ещё тёплый и наполненный чудными запахами из сада.

Я удивилась, когда увидела роскошный экипаж перед воротами поместья, поскольку ожидала более скорой поездки в автомобиле. Через несколько минут мы уже были на пути в маленькую деревушку Пакридж. Нам предстояло проехать по южной дороге и повернуть незадолго до самого Лондона.

— Почему ты так внезапно решил сегодня развлечься? — спросила я у Джейсона, когда экипаж проезжал мимо поредевшего леса.

— Разве тебе не наскучила компания книжек или моих вездесущих племянников?

— Нет, я бы так не сказала. Они все очень милые, особенно Элизабет. Я просто не ожидала, что ты вдруг решишься появиться со мной в обществе так скоро.

Всё это время он сидел напротив меня, абсолютно расслабленный, спокойный, и улыбался, затем с некоей томной грацией опустился на сиденье рядом со мной. Порой я замечала за собой, что не могла оторвать взгляда от него — очередная моя привычка — как он всегда двигался, элегантно и неспешно, и это заставляло меня замереть с наивно-влюблённым выражением на лице.

Джейсон взглянул на меня, приобняв за плечи; наши губы теперь разделяли всего несколько дюймов.

— Ты всё думаешь о Мэгги? Поверь мне, милая, три года было достаточно, чтобы я полностью избавился от её влияния, — его голос звучал тихо, но уверенно; я взяла его руку в свою и слегка сжала тёплые пальцы. — А если общество будет шептаться о нас и обвинять меня в чём-либо… То мне всё равно. Тебе же нечего опасаться. Ты ни в чём не виновата. И никто не посмеет обидеть тебя, Кейт.

Он вдруг приблизился и поцеловал меня, его дыхание и губы ещё хранили аромат мяты, перед отъездом он пил тот замечательный, вкусный чай миссис Фрай. Джейсон взял моё лицо в свои ладони и углубил поцелуй, так что мой тихий вздох остался незамеченным.

— Я тебе верю, — сказала я после, откинувшись на мягкую спинку сиденья. — Даже если ты что-то скрываешь и не желаешь делиться со мной.

Что-то промелькнуло в его глазах, удивление или же страх, не знаю; что-то такое произошло с ним, отчего он вдруг замер и отодвинулся от меня, опустил голову и уставился на свои руки, лежащие на коленях. Почему-то у меня возникло чувство, вполне знакомое даже, будто он вот-вот скажет мне нечто важное.

— Больше не будем говорить об этом, Кейт, — лишь произнёс он устало. — Сколько можно возвращаться к одному и тому же? Не надо испытывать моё терпение.

— Извини меня, — только и могла сказать я, поражённая переменой его настроения.

— Нет, нет… Ты прости. — Джейсон протянул руку, и его пальцы скользнули в мою ладонь; я не осмелилась даже дёрнуться. — Ты старалась быть терпеливой со мной… с моим упрямством. Но, поверь, тебя не должно волновать ничего из моего прошлого.

Я отвернулась и сосредоточилась на пейзаже за окном; луг медленно сменялся каменным забором и садами, не такими цветущими и яркими, как летом. В одиноких домиках, находившихся в нескольких футах от дороги, уже горел свет; кто-то разжигал печи, где-то были слышны весёлые детские крики и смех.

В напряжённом молчании мы прибыли в город и встретили чету Смиттов уже в большом, сверкающем холле здания оперы. В тот вечер давали «Любовный напиток» Доницетти, это была первая итальянская постановка в восточной Англии, поэтому я ничуть не удивилась бесчисленным гостям. И снова, как когда-то в детстве, я была окружена незнакомыми людьми, богачами, умирающими от скуки в своих фамильных замках и приехавшими сюда ради очередного шанса похвастать собой и выпить лишний бокал шампанского вне дома.

Многие знали моего мужа, и я замечала, что они приветствовали его с холодной вежливостью. Впрочем, он и сам не задерживал на ком-либо своё внимание.

Для нас была выкуплена вторая ложа, так что, стоило мне оказаться наверху и, наконец, избавиться от неловкости нахождения в толпе, я словно забылась, и вернулся тот искренний, детский восторг, который я так редко могла себе позволить. Я сидела между Лорой и Джейсоном, но, когда грянул оркестр, и началось представление, я забыла обо всём; даже чуть наклонилась вперёд, держась за обитый бархатом бортик ложи.

Любимые итальянские мотивы заставили сердце биться чаще, а уж этот чарующий язык из уст Неморино! Истинный язык любви! Я острее почувствовала эту историю, хотя и знала её наизусть, но теперь, когда я сама познала любовь, слова и музыка больше не ограничивались пустыми звуками без смысла. Я знала, каково это — терзать себя из-за любви. Я была так восхищена зрелищем, что во время любимой партии «Una Furtiva Lagrima», вдруг посмотрела на своего мужа, и я увидела, что он глядел на меня, неотрывно, очень пристально.

И лишь один Господь знает, что он хранил за этим тёмным взглядом! Полутьма в нашей ложе окутывала его с ног до головы, музыка и тенор солиста наполняли пространство, но я находилась достаточно близко, чтобы видеть его глаза и, в конце концов, потеряться в тайне, что они скрывали. Одно лишь я снова осознала, ясно и точно поняла, что я любила его.

С той минуты опера интересовала меня чуть меньше, и я досматривала постановку, будучи немного рассеянной и дезориентированной.

В антракте мы со Смиттами спустились в холл, и Джейсон познакомил меня с двумя своими партнёрами, с которыми работал в Италии, и их жёнами.

Многие знакомые, такие, как Смитты, отнеслись с интересом или хотя бы вежливой учтивостью к маленькой провинциалке, которая, к удивлению многих, внезапно возникла рядом с молодым и богатым архитектором, который в свою очередь, ни на минуту не отпускал её руки, будто боялся потерять где-нибудь в толпе. Но нашлись и те, кто смотрел на меня с нескрываемым презрением. Я замечала холодные, пустые взгляды, в большинстве своём, принадлежавшие женщинам.

Меня ослепляли блеск их драгоценностей и яркие наряды, в которых я не видела смысла. И я решила не обращать внимание на эти странные взгляды, сдержанные кивки и поклоны и ухмылки, за которыми скрывалась насмешка.

Опера была прекрасна, и вечер обещал закончиться на приятной ноте, если бы я на мгновение не отвлеклась и не потеряла Джейсона из виду. Мистер Смитт с удовольствием намекнул мне, что видел моего мужа снаружи, и, оставив Смиттов у гардероба, я вышла на балкон, расположенный над небольшой площадкой.

Было темно, и поначалу я слышала только шорохи в темноте и шелест листьев плюща, овивавшего стены и балкон. Перегнувшись через мраморные перила, я заметила внизу какое-то движение, затем спокойный женский голос произнёс:

— … и говорил о том, что ты свободен от любви? Теперь ты противоречишь себе, дорогой. О какой любви может идти речь? Ты её совсем не знаешь.

Я узнала этот голос! Я узнала бы его, где угодно. Трудно было поверить в то, что Мэгги Уолш оказалась в тот вечер в опере случайно. Именно тогда, когда Джейсон приехал в город. А ведь мы даже не увидели её среди других гостей.

Я задрожала, когда подул холодный ночной ветер, ведь я вышла без пальто. Чтобы остаться незаметной, но видеть её внизу, на площадке, мне пришлось встать на колени у самого края балкона, между узкими колоннами перил.

— Не смей называть меня так!..

В нескольких шагах от её темнеющей на фоне светлых плит фигуры появился Джейсон. Я видела лишь его макушку и слышала голос, очень злой и раздражённый голос, который поначалу и вовсе напугал меня.

— Даже не думай, что твои сладкие речи подействуют на меня в этот раз. Я изменился, и здесь больше нет того бесхребетного юнца, которого ты…

— Которого я… что? — резко спросила она. — Это ведь не я заставляла тебя бегать за мной, будто преданную собачонку. Я не заставляла тебя говорить о том, что я являлась для тебя всем на свете.

— Похоже, со временем, у тебя не только испортился характер, но и память стала хуже, Мэгги. То, что ты сделала… о, ты меня убила! Но теперь всё изменилось. Особенно я сам.

Услышав язвительный женский смех, я содрогнулась всем телом; словно меня облили ледяной водой.

— Ты же знаешь, я не верю в то, что люди меняются. А уж тем более такие, как ты. — Она сделала шаг к нему, и ещё один, но он не двинулся с места. — Такие, как ты, дорогой, не похожи на других, нормальных людей. Мужчины, как ты, могут лишь притворяться и делать вид, что их хоть что-то заботит! Ты вечно был холодным… омерзительно, удивительно безразличным маленьким богачом, любимцем этого старого дьявола, твоего деда!

Джейсон молчал. Анри однажды рассказывал мне, что Мэгги часто измывалась над молодым супругом подобным образом, и флиртом и кокетством с другими мужчинами пыталась добиться от него неведомо какой реакции. Но Готье терпел, поскольку так уж был воспитан, и ничего не предпринимал.

Подслушивая их разговор я ясно представляла прошлое, где Джейсон взрослел в одиночестве, под давлением этой женщины, напоминающей мне гадюку.