– Не о том речь.

– Теперь ты всё расскажешь Кейтлин, да? – с сильным чувством спросил Джейсон.

– Нет, не расскажу. Хотя должен бы. Чтобы она узнала, какой ты на самом деле. Чтобы не оставлять её в неведении и уничтожить иллюзию той жизни, на которую ты её обрёк, – Эдвард тяжко вздохнул. – Нет, я ничего ей не скажу. Но я хочу, чтобы ты знал кое-что. Ты её потеряешь. Обязательно потеряешь, братец. Ты не сможешь скрывать от неё правду всю оставшуюся жизнь.

– Когда-нибудь я ей сам всё расскажу. Когда она будет готова, она поймёт. Потому что она уже любит меня.

Я не могла больше вынести этого. Моё тело охватила дрожь – то ли от разочарования, то ли от гнева. Обман, обман, кругом был один только обман! Возможно, мне стоило ворваться в кабинет уже тогда и заставить их обоих признаться, но я просто застыла в оцепенении у двери и была без сил думать связно.

– Одной только любовью ты себя не спасёшь, – прозвучал голос Эдварда. – Будь готов к худшему.

– Ты же сам сказал, что…

– Конечно, я буду молчать! Ты всё-таки брат мне.

– Спасибо…

– Я буду хранить твою тайну, но и в этом доме оставаться я больше не могу. Так что с последствиями своих поступков ты будешь справляться сам.

Это была последняя фраза, которую я услышала, потому что сразу же поспешила вернуться в спальню. Там я разделась и легла в холодную постель, укрывшись одеялом. Не было слёз, не было страха. Только непонимание и сдерживаемая ненависть. Моя сестра не отвечала на письма, супруг лгал о чём-то, и ложь та была настолько ужасна, что даже испугала его брата. Я чувствовала себя разбитой, и тонкая нить уверенности, за которую я ещё держалась, наконец разорвалась.


Глава 20. Зимнее прощание


Через два дня после того, как слова Эдварда о том, что «в этом доме оставаться он больше не может», прозвучали в стенах Лейстон-Холл, я сидела у окна в спальне и смотрела на то, как в наступивших сумерках слуги укладывали большие чемоданы в специально подготовленный экипаж. Мы даже толком не попрощались с детьми, с Дженни, которая была сама не своя эти два дня. Впрочем, как и я. Но у её мужа хотя бы имелось оправдание: он бежал от обмана и лжи, от того, что скрывал Джейсон, потому что не мог с этим мириться. Они-то могли сбежать, а что оставалось мне?

Мой чай, заваренный в дорогом фарфоре, уже давно остыл, а я просто глядела в окно, согнув ноги в коленях под длинной юбкой платья. Анаис звала меня несколько раз подряд, но мне не хотелось заниматься иными делами.

Почему я живу иллюзией? Почему он ничего не рассказывает мне?

Я знала, если стану допытываться у супруга о том разговоре, он скажет, что просто хотел защитить меня. Как и всегда. Эдвард был прав: я всё ещё витала в облаках, упускала множество деталей, словно неискушённое дитя, и Джейсон сам приложил к этому руку. Я была влюблена, и мне нравилось это, пока не наступал очередной момент сомнения.

Назад пути не было, и я стала осознавать: если я не разберусь со всем сейчас, потом, возможно, будет слишком поздно.

Что ожидало меня впереди – было тщательно скрыто от меня. Но я сама была в силах поднять этот занавес.

Я вскочила на ноги, обулась в лёгкие тапочки и сбежала вниз, пока оба экипажа – пассажирский и с багажом – стояли у наших дверей. Забыв о погоде, о слугах, стоявших у главных дверей, о выпавшем прошлым днём снеге, белоснежными дорожками разделявшем мёртвые, жёлтые листья, я выскочила на улицу и подбежала к Эдварду, который уже стоял на ступеньке экипажа.

– Стойте! Пожалуйста, стойте! – крикнула я, но он даже не обернулся.

Моя рука легла на открытое окошко, когда мужчина уже скрылся в полутьме, и я просто не позволила ему закрыть дверцу.

– Прошу вас, пожалуйста! – взмолилась я. – Не оставляйте меня вот так! Вы что-то узнали, и теперь бежите! Пожалуйста, скажите мне…

– Тише, чёрт вас подери! – шикнул на меня Эдвард и высунул голову наружу. Вид у него был озлобленный. – Вы разбудите детей! Я едва успокоил Дженни…

– Так помогите же мне! Скажите, в чём дело. Нет, нет, не качайте головой! Я слышала, как вы говорили с Джейсоном о том, что он натворил нечто…

– Я обещал брату, Кейтлин, – вздохнул Эдвард. – Возможно, вы гораздо сильнее него, и я ошибался. Возможно, вы справитесь с тем, что он вам расскажет. Но когда это случится, вы останетесь наедине.

Эдвард порывался закрыть дверь, но я снова удержала её, крепко вцепившись покрасневшими пальцами в деревянную поверхность.

– Кейтлин, возвращайтесь домой, – строго произнёс он. – Если Джейсон увидит вас здесь, он будет в ярости… Я знаю, он вас слишком сильно любит. Прощайте!

Прежде, чем я успела что-то возразить, дверца захлопнулась, а через несколько мгновений я обнаружила, что экипажи уже отъехали. Меня колотило от холода, мозг отказывался работать. Фонарь, прикреплённый к первому экипажу, освещал пространство вокруг него, и жёлтое пятно тряслось и металось из стороны в сторону, скользя по грязной дороге. В последний момент я увидела, как из окошка наружу потянулась маленькая ручка. Кто-то из детей проснулся и помахал мне.

Горестный стон вырвался из моего горла, и я обняла себя руками, стоя на холодном ветру. Затем я услышала полный тревоги голос миссис Фрай; экономка оказалась рядом со мной, накинула мне на плечи тяжёлое пальто и повела в дом.

– Милая, вы с ума сошли? Как можно так не беречь себя? – запричитала женщина, растирая мои руки. – Там такой холод, а вы полуодета! И что это у вас на ногах?..

– Они уехали, уехали так скоро…

Я не могла унять дрожь, и всё повторяла и повторяла, будто заведённая. Экономка позвала Анаис и кого-то из слуг. Через несколько минут я сидела, закутанная в плотный плед, с чашкой чая в руках. Мои пальцы и ноги отогрелись, но в мыслях ясности никакой не было.

– Видимо, они просто хотят встретить Рождество дома. В Америке. – Миссис Фрай присела в кресло напротив меня. – Сами знаете, дорогая, как долго и тяжело туда добираться.

– Они могли бы встретить Рождество и здесь, с нами, – пробормотала я.

– Американцы, одним словом!

Через несколько секунд откуда-то со стороны послышались скрипучие шаги, и в гостиную вошёл Джейсон. Мои глаза мгновенно поймали его взгляд – очень недовольный взгляд. На его чёрных волосах и сером пальто с высоким воротом ещё не растаял снег.

– Какого чёрта она ещё не спит? – рявкнул он так грубо, что даже несчастная миссис Фрай приподнялась с кресла. – Вы вообще смотрели на часы?

– Простите, мастер, мы…

– Что за посиделки вы здесь устроили?

Я была возмущена его тоном. Он не имел права так разговаривать с нами, нет, он уж точно такого права не имел! Наши взгляды встретились снова, и, пока Джейсон снимал верхнюю одежду, я спокойно отставила чашку на столик, улыбнулась экономке и сказала:

– Миссис Фрай, пожалуйста, скажите всем, чтобы отправлялись спать. Вам тоже нужно отдохнуть. Я сама о себе позабочусь.

Я поняла, что она была расстроена и недовольна поведением хозяина; кажется, раньше Джейсон вёл себя куда сдержанней. Мысль о том, что из-за меня он мог так перемениться, мне не очень понравилась. Послав экономке одобряющую улыбку, я оставила плед на спинке дивана и направилась прочь из гостиной.

– Куда ты? – муж сжал ледяными пальцами моё запястье, когда я проходила мимо него.

– Спать иду, поскольку ты не приемлешь столь позднее бодрствование, – отчеканила я, но он так меня и не отпустил. – Оставь меня!

– Кейт, в чём дело? Если ты злишься, что я прикрикнул на прислугу, то тебе давно уже пора привыкнуть к тому, что у каждого из них есть свои обязанности. Я содержу их и плачу им, чтобы они их выполняли. Обязанность миссис Фрай – приглядывать за тобой, если меня нет рядом…

Я не могла поверить в то, что он посмел говорить о таком, просто вырвала руку из его сильной хватки, хмыкнула и сказала:

– Не думала, что ты можешь быть таким грубияном.

– Послушай, это был тяжёлый день…

– Как я понимаю, отъезд твоего брата на тебя так же повлиял?

Он удивился, хоть и не желал этого показывать, однако, я заметила даже, как задрожали его руки.

– Эдварду захотелось справить Рождество дома, в Америке…

– Не держи меня за дурочку! Его дом здесь!

– Нет, Кейт. Это наш дом, твой и мой. А он со своими благородными замашками пусть катится к чёрту, – Джейсон сделал нетерпеливый жест рукой. – Больше его вечно кислая мина не будет здесь мелькать.

– Из-за чего вы поссорились? – спросила я, заранее ожидая, что муж соврёт.

– Никой ссоры не было, просто у нас кончилось терпение… по отношению друг к другу.

Мне так хотелось ударить его! Да так сильно, чтобы он это надолго запомнил! Пальцы покалывало от желания оставить на его красивом, раскрасневшемся лице след от пощёчины, а взгляд был прикован к серым глазам, кажущимся отчего-то слишком большими.

Мы смотрели друг на друга, а казалось, словно между нами была возведена стена, прочная и тяжёлая. Я не могла сломать её, не могла достучаться до этого человека, донести то, что хотела. Его устраивала скрытность, тенью залёгшая над его головой. Он прятался под ней и ощущал себя в безопасности. Он, но не я. Мне не было там места.

Оставалось смириться или… А что ещё мне оставалось?

– Спокойной ночи, – произнесла я с трудом и поскорее покинула гостиную.

Джейсон пришёл ночью, когда я лежала без сна почти у самого края постели. Стало непривычно не слышать голоса детей или Дженни, без них этот дом просто опустел. Глядя в темноту комнаты, я слышала лишь шорохи одежды, затем матрас позади меня прогнулся, и наступила тишина. Длинные пальцы коснулись моих волос, осторожно убрали прядь, упавшую на щёку. А после – поцелуй… Мягкий, нежный поцелуй я ощутила на виске, и как тёплая ладонь легла на моё плечо.

Я не была железной, и мои чувства к Джейсону всегда побеждали. Поэтому я никогда не устраивала скандалов, хотя знала о том, что он лгал. И его брат дал мне это ясно понять. И даже той ночью Джейсон был мне нужен, я хотела повернуться и обнять его, рассказать о любви. Но не сделала этого. Он должен был понять и усвоить, как урок, что я не была куклой, которой он мог руководить, или одной из его подчинённых, кому он отдавал приказы. Я не всегда могла быть рядом и уж тем более прощать его.

Натянув повыше одеяло, я повела плечом, и муж убрал свою руку.

– Я не хочу, – вот и всё, что я сказала.

В ту ночь он больше не касался меня. Как впрочем, и в последующие.

***

В середине декабря, пока, по словам экономки, Лейстон-Холл не подвергся зимним бурям, мой муж объявил о ежегодном приёме для своих богатых знакомых, а также не менее богатых иностранных коллег. Как-то вечером он так увлёкся, рассказывая о важности подобных мероприятий, о том, как повлияют они на его дело и, соответственно, нашу семью, что даже позабыл об остывшем ужине.

Миссис Фрай качала головой и ворчала, предугадывая хлопоты, с которыми приходилось сталкиваться и год назад, и два. И вот уже буквально на следующий день в доме появились незнакомые мне люди: все они были заняты тщательным приготовлением к приёму.

– Приходится вызывать прислугу из гостиницы в городе, когда своих людей не хватает, – говорила экономка, пока мы расставляли цветы в столовой. – Иностранцы очень придирчивые, никогда не знаешь, какое впечатление оставишь после их очередного появления здесь.

– А я верю, что всё зависит только от человека, – сказала я тогда.

Миссис Фрай многозначительно пожала плечами и тактично промолчала. Чуть больше тридцати часов в доме царил непривычных хаос приготовлений, и впервые после отъезда Эдварда и детей я почувствовала, как ожил дом. Но моё настроение разнилось со всеобщим возбуждением перед встречей с гостями. К тому же, я всё чаще задумывалась о том, как быстро испаряется радость материнства. С каждой новой неделей я убеждалась в том, что даже в ранней беременности было мало приятного.

За день до прибытия первых гостей я читала в угловой комнате, переделанной в гостевую; беспокойная канарейка прерывисто щебетала и прыгала то вверх, то вниз по своей большой клетке, стоявшей на широком подоконнике надо мной. Я готовилась узнать, что станет с Мэри после того, как Джон Уиллоуби окончательно и жестоко отверг её, когда меня отвлёк звонкий голос Анаис:

– Мадам, мадам! Скорее посмотрите! – пролепетала она, появившись на пороге. – Посмотрите, какую красивую форму мистер Готье для нас приобрёл!

Я привстала с низенького кресла и в свете двух ламп увидела новый наряд своей горничной: платье из плотной тёмно-серой ткани было идеально выглажено, как и белоснежный передник с кружевными оборками.

Анаис демонстративно покружилась, и я улыбнулась, разглядывая её, такую счастливую и радостную.

– Тебе нравится?

– Очень, очень нравится, мадам! Нас не так часто балуют, но зимний приём никогда не проходит бесследно, – девочка снова крутанулась на каблучках новых, блестящих башмаков и вдруг взяла меня за руку. – Ох, глупая я! Пойдёмте же скорее! Для вас тоже есть подарки! Ну же, мадам!