— Смогу, конечно.

— Не отдавай никому другому, и никому не рассказывай. — я отдаю ему сложенный в несколько раз клочок бумаги. Внутри я написала: «Мне надо увидеть тебя». — Если передашь в руки самому герцогу, он даст тебе вторую крону, — говорю я и бросаю ему монету. Он ловит ее, прикусывает своим черным зубом, чтобы проверить серебро, и прикладывает кулак ко лбу.

— А это не любовное письмо? — нахально спрашивает он.

— Это секрет, — говорю я. — Ты получишь от него монету, если не проболтаешься.

Теперь я должна ждать.

* * *

Изабель делает над собой усилие и демонстрирует сестринскую доброту. Она позволяет мне пообедать в зале со своими дамами, а меня сажает справа от себя. Она называет меня сестрой и в один прекрасный день приводит меня в свою гардеробную и предлагает выбрать что-нибудь из ее одежды. Она устала видеть меня все время в синем.

Она кладет мне руку на плечо:

— Ты будешь выезжать с нами ко двору, — говорит она, — Когда закончится год твоего траура. А этим летом мы все вместе отправимся в путешествие, может быть, мы заедем в Уорик. Было бы прекрасно снова побывать дома, правда? Ты бы хотела? Мы могли бы посетить Миддлхэм и замок Барнард. Ты хотела бы пожить в наших старых домах? — я не разговариваю с ней. — Мы сестры, — продолжает она. — Я не забываю этого. Анна, не суди меня слишком строго. Мы с тобой так много потеряли, но мы по-прежнему сестры. Давай снова будем дружить.

Я не знаю, когда Ричард придет ко мне, но верю, что он придет обязательно. Но дни идут, и я начинаю думать, что мне делать, если я больше не увижу его. Мне кажется, я в ловушке.

В холодные темные февральские дни мне почти не удается выходить из дома. Джордж почти каждый день уезжает в Вестминстерский дворец или в город. Иногда к нему приходят загадочные личности, их проводят через боковую дверь прямо к нему в кабинет, словно тайных агентов. Все приемы в доме проходят с большой пышностью, словно он уже стал королем. Может быть, он собирается завести настоящий двор, чтобы заткнуть за пояс брата, во всяком случае наши земли и родственные связи дадут ему возможность жить в Англии на правах удельного князя. Изабель всегда рядом с мужем, изысканно одетая, милостивая, как королева. Она уезжает с ним на праздники или приемы в Вестминстере, или когда ее приглашают поужинать с королевой и ее дамами. Я не получаю ни приглашений, ни разрешений на поездки.

Однажды они получают приглашение на особый королевский ужин. Изабель ослепительна в блеске изумрудов, в зеленом платье с зеленой вуалью и в золотом поясе с теми же изумрудами. Я помогаю ей с платьем, зашнуровывая рукава зелеными ленточкам с золотыми наконечниками, и знаю, что мое надутое лицо отражается в зеркале при свете свечей. Все дамы возбужденно галдят о предстоящем визите во дворец, и только я одна остаюсь в Л'Эрбере.

Из окна я смотрю, как они садятся на лошадей во дворе перед главным входом. У Изабель белая лошадь под новым седлом из зеленой кожи и с зеленой бархатной попоной. Джордж стоит рядом с ней с непокрытой головой, его светлые волосы блестят на солнце, как золотой шлем. Он улыбается и машет рукой людям, которые встают по обе стороны от ворот, чтобы пожелать ему удачи. Это так похоже на королевский кортеж, а Изабель на фоне нарядных дам кажется королевой, какой обещал ее сделать наш отец. Я на шаг отступаю от узкого окна в глубину пустой гостиной. За моей спиной проходит слуга с корзиной дров.

— Подбросить поленьев в огонь, леди Анна?

— Оставь их, — говорю я через плечо.

Они проезжают через ворота и звонкой рысью направляются вниз по Элбоу-лейн, вымпелы Джорджа ярко сияют в свете зимнего солнца. Он кивает направо и налево, в знак приветствия поднимая руку в перчатке.

— Но огонь почти догорел, — говорит слуга. — Я подложу еще дров для вас.

— Просто оставь их, — нетерпеливо повторяю я.

Я отворачиваюсь от окна и наконец вижу его. Он снял шапку и сбросил простой плащ, который скрывал его богатый дублет и красивую рубашку, его бриджи и сапоги из мягкой кожи. Это Ричард, он смотрит на меня и улыбается моему удивлению.

Не успев ничего подумать, я лечу к нему. Впервые после Рождества я вижу моего доброго друга, я бросаюсь вперед и сразу оказываюсь у него в руках; он крепко держит меня и целует мое лицо, мой улыбающийся рот, мои закрытые глаза, пока я не начинаю задыхаться и отстраняюсь немного.

— Ричард! О, Ричард!

— Я пришел за тобой.

— За мной?

— Чтобы спасти тебя. Они будут держать тебя взаперти, пока не приберут к рукам состояние твоей матери, а потом отправят тебя в монастырь.

— Я так и знала! Он говорит, что назначен моим опекуном и выдаст мою долю наследства, когда я выйду замуж; но я ему не верю.

— Они никогда не позволят тебе выйти замуж. Эдуард передал тебя под опеку Джорджа, они будут прятать тебя здесь вечно. Тебе придется бежать, если ты хочешь спастись от них.

— Я с тобой, — говорю я с внезапной решимостью. — Я готова идти.

Он колеблется, словно еще сомневается во мне.

— Так сразу?

— Я не та девочка, которую ты знал, — отвечаю я. — Я выросла. Маргарита Анжу научила меня не медлить, когда придет время, и я пойму, что для меня лучше всего; тогда я должна действовать, ничего не боясь. Я потеряла отца, больше никто не будет мной командовать. И тем более Изабель с Джорджем.

— Хорошо, — говорит он. — Я отведу тебя в святилище, это единственное, что мы сейчас можем сделать.

— Я буду там в безопасности?

Я иду в свою маленькую спальню рядом с гостиной, а он следует за мной. Он стоит в дверях, наблюдая, как я достаю из сундука маленькую шкатулку.

— Они не нарушат права убежища в Лондоне. У меня есть для тебя место в Колледже Святого Мартина. Там тебе нечего опасаться. Он берет шкатулку у меня из рук. — Что-нибудь еще?

— Мой зимний плащ, — говорю я. — И я надену сапоги для верховой езды.

Я сажусь на кровать и начинаю обуваться, но он встает на колени передо мной и берет сапоги, раскрывая один для моей голой ноги. Я не решаюсь, это такой интимный жест между молодыми женщиной и мужчиной. Его улыбающиеся глаза говорят мне, что он понимает мои сомнения, но предлагает отбросить их. Я опускаю в сапог пальцы ноги, он держит подошву, я проталкиваю ногу в голенище, и Ричард затягивает шнурки. Он расправляет голенище и стягивает шнуровку на лодыжке, затем на икре, а потом под коленом. Он нежно смотрит на меня, поставив мою ногу на свое колено. Тепло его рук греет меня сквозь мягкую кожу. Кажется, я поджимаю пальцы от его осторожной ласки.

— Анна, ты выйдешь за меня? — спрашивает он просто, не поднимаясь с колен.

— За тебя замуж?

Он кивает.

— Я отведу тебя в святилище, а потом найду священника. Мы сможем пожениться тайно. Тогда я смогу защищать тебя и заботиться о тебе. Ты станешь моей женой, и Эдуард примет тебя, как свою невестку. Эдуард передаст тебе твою часть наследства матери, когда ты будешь находиться под моей опекой. Он не откажет моей жене.

Не дожидаясь моего ответа, он протягивает второй сапог. Я опускаю в него ногу. Он опять осторожно затягивает шнурки на стопе, голени, под коленом. Есть что-то очень чувственное в том, как тщательно он расправляет шнуровку, медленно поднимаясь вверх по ноге. Я закрываю глаза, пытаясь представить осторожное прикосновение кончиков пальцев к внутренней стороне моего бедра. Наконец, он обеими руками опускает край моего подола до самых лодыжек, словно показывает, что я могу доверить ему свою скромность. Он кладет руки на край кровати по обе стороны от меня, и все еще стоя на коленях, смотрит на меня, его лицо горит желанием.

— Скажи «да», — шепчет он. — Выйди за меня.

Я не решаюсь. Я открываю глаза.

— Ты получишь мое состояние, — говорю я. — Когда я выйду за тебя, все, что принадлежит мне, станет твоим. Так же как Джорджу принадлежит все, чем может владеть Изабель.

— Вот почему ты можешь верить, что я отвоюю его для тебя, — отвечает он просто. — Когда наши интересы совпадают, ты можешь быть уверена, что я буду заботиться о тебе, как о себе самом. Ты будешь независима. Ты увидишь, как я могу защищать то, что принадлежит мне.

— Ты будешь мне верен?

— Верность мой девиз. Когда я даю слово, я не нарушаю его.

Больше я не сомневаюсь.

— Ох, Ричард, с тех пор, как мой отец восстал против твоего брата, у меня не было ни одного счастливого дня. А после его смерти у меня не было ни одного дня без горя.

Он берет мои руки в свои теплые ладони.

— Я знаю. Я не могу вернуть тебе твоего отца, но я могу сделать для тебя то, что он тебе обещал: при дворе, во дворцах, в очереди на трон, везде, где ты хочешь. Я смогу вернуть тебе твои земли, ты сама будешь там хозяйкой для своих арендаторов, ты сможешь осуществлять свои планы.

Я качаю головой и улыбаюсь, хотя в моих глазах стоят слезы.

— Мы никогда не сможем сделать это. У отца были грандиозные планы. Он обещал, что я стану королевой Англии.

— Кто знает? — говорит он. — Если, не дай Бог, что-то случится с Эдуардом, его сыном и Джорджем, я стану королем.

— Это невозможно, — честолюбие отца пробуждается во мне, словно шепот в ушах.

— Нет, — говорит он. — СЕЙЧАС это невозможно. Но никто из людей не может предвидеть свое будущее; никто не знает, что может случиться с каждым из нас. Но мы знаем, что можем иметь сейчас. Я могу сделать тебя герцогиней Дома Йорков. Ты можешь сделать меня богатым человеком. Ты станешь равной своей сестре и не будешь зависеть от нее. Я буду твоим верным мужем. И я думаю, ты уже знаешь, что я люблю тебя, Энн.

Я вспоминаю, как долго жила в мире без любви. В последний раз я видела нежность на лице моего отца, когда он отплывал в Англию.

— Это правда? Правда?

— Да.

Он поднимается на ноги и тянет меня за собой. Мой подбородок доходит до его плеча, мы оба молодые, длинноногие, веселые: мы хорошо подходим друг другу. Я утыкаюсь лицом в его куртку.

— Ты выйдешь за меня? — шепчет он.

— Да, — говорю я.

* * *

Мои вещи связаны в узел; он приготовил для меня плащ посудомойки, я могу глубже надвинуть капюшон, чтобы скрыть свое лицо.

Я протестую, когда Ричард накидывает мне его на плечи.

— От него воняет жиром!

Он смеется.

— Так даже лучше. Мы выйдем отсюда как слуга и посудомойка, так что никто не обратит на нас внимания.

Главные ворота открыты, как всегда, люди входят и выходят через них, и мы незаметно проскальзываем вслед нескольким молочницам с крынками. Никто не видел нас во дворе, и никто не заметит, что я исчезла. Домашние слуги решат, что я уехала вместе с Изабель и ее фрейлинами, и только когда они вернутся домой через несколько дней, обнаружится, что я сбежала. Я громко смеюсь от этой мысли, и Ричард, который на оживленной улице держит меня за руку, поворачивается, улыбается, и вдруг тоже начинает хохотать, словно мы двое сбежавших от няньки детей.

Уже смеркается, когда мы добираемся до колледжа в тени большого собора Святого Павла; боковой проход к алтарю открыт, здесь толпится множество людей, и нам приходится пробираться мимо них. Внутри шумит целый рынок, лоточники продают все, что душе угодно, здесь же сидят менялы и какие-то темные личности обсуждают свои дела по углам. Лица многих почти невозможно разглядеть под капюшонами; они кутаются в плащи от сырого ветра с реки, и низко опускают головы, когда мы проходим мимо них.

Я боюсь, кажется, здесь небезопасно. Ричард смотрит на меня сверху вниз.

— Для тебя приготовили комнату, тебе не придется сидеть здесь с простолюдинами, — успокаивает он меня. — Здесь дают убежище абсолютно всем: преступникам, фальшивомонетчикам, ворам. Но ты здесь будешь в безопасности. Колледж гордится авторитетом своего святилища, они никогда не выдают тех, кто ищет защиты у Церкви. Даже если Джордж найдет тебя и явится за тобой, они не отдадут тебя ему. — он улыбается. — Они не послушаются даже моего брата короля, если на то пошло.

Он просовывает свою холодную руку мне под локоть и ведет через дверь. Где-то высоко на башне начинает бить колокол; один из монахов выходит вперед, узнает Ричарда и, не говоря ни слова, ведет нас к странноприимному дому.

Я прижимаюсь ближе к Ричарду.

— Тебе здесь ничего не угрожает, — повторяет он.