Я никогда не вхожу в ее комнаты; о ее здоровье я справляюсь один раз в неделю у ее фрейлины. Я проверяю, чтобы она получала лучшие блюда с кухни и лучшие вина из погреба. Она может гулять перед своей башней, во дворе, обнесенном высокой стеной, а у ее дверей всегда стоит охранник. Если я выглядываю из высокого окна своих личных покоев и вижу, как упрямо она кружит по каменным дорожкам, я отворачиваюсь в сторону. Она почти мертва, она словно похоронена заживо. С ней случилось то, чего я когда-то боялась — она замурована.

Я никогда не передаю Ричарду, что она сказала о нем; я никогда не спрашиваю, является ли наш брак действительным, а наш сын законным. И я никогда не пытаюсь узнать, уверена ли она в своих словах или просто пыталась напугать меня. Я никогда не дам ей возможности повторить, что она считает мой брак ложным, что мой муж обманул меня фиктивным венчанием, что моя жизнь с ним держится только на его деловых расчетах, что он женился на мне только из-за моего состояния и хладнокровно предусмотрел возможность ограбить меня, когда я больше не буду ему нужна. Я готова больше никогда не услышать ее голоса, только бы избежать повторения этих слов. Я никогда не позволю ей снова сказать их — ни мне, ни кому-либо другому — пока я или она живы.

Я сожалею, что вообще услышала ее, и теперь никогда не смогу забыть. Я словно заболела от ее ужасной догадки, потому что не могу опровергнуть ее. Она разъедает мою любовь к Ричарду. Не потому, что мы поженились без папского разрешения — я не забываю, как сильно мы любили друг друга и как были захвачены нашим желанием. А потому, что он вообще не запрашивал этого разрешения и скрыл это от меня, и что — а это самое страшное — он обеспечил себе права на мое имущество, даже если мой брак будет признан недействительным, и меня выкинут за дверь.

Я связана с ним моей любовью, подчинением его воле, моей первой страстью; с момента рождения нашего сына он стал моим господином. Но что я значу для него? Я хочу узнать это больше всего на свете, но из-за моей матери я никогда не осмелюсь спросить его об этом.

* * *

В мае Ричард приходит ко мне и сообщает, что мы должны оставить Эдуарда в Миддлхэме с его наставником и моими фрейлинами и ехать в Йорк. Оттуда мы начнем шествие к Фотерингею для торжественной службы: перезахоронению его отца.

— Маргарита Анжуйская отрубила головы ему и моему брату Эдмунду и приказала воткнуть их на колья над воротами Йорка, — мрачно говорит Ричард. — Вот такой она была женщиной, твоя первая свекровь.

— Ты знаешь, что у меня не было права выбора в моем первом браке, — спокойно говорю я, хотя и чувствую раздражение от того, что он не может забыть или простить ту короткую часть моей жизни. — Я была ребенком в Кале, а мой отец воевал с твоим братом и всеми Йорками.

Он выставляет вперед ладонь.

— Да, конечно. Теперь это не имеет значения. Важно то, что я собираюсь с честью перезахоронить моего отца и брата. Что ты об этом думаешь?

— Думаю, что очень хорошо бы сделать это, — отвечаю я. — Сейчас они лежат в Понтефракте, не так ли?

— Да. Моя мать хотела похоронить их вместе в нашем семейном склепе в Фотерингее. А я желаю, чтобы похороны были организованы должным образом. Эдуард доверяет мне устроить всю церемонию, он не хочет, чтобы этим занимался Джордж.

— Никто не сделает это лучше тебя, — искренне заявляю я.

Он улыбается.

— Благодарю тебя. И думаю, что ты права. Эдуард слишком небрежен, а Джордж не видит проку в рыцарстве и чести. Я буду гордиться, если сделаю все хорошо. Буду рад увидеть, что мой отец и брат похоронены правильно.

На мгновение я представляю, как тело моего собственного отца выносят с поля боя при Барнете, его голова болтается, кровь льется из-под шлема; его огромный черный конь лежит посреди поля, словно спит. Но Эдуард оказался благородным победителем, он никогда не осквернял тел своих врагов. Он показывал их публично, чтобы люди убедились, что они мертвы, а потом позволял похоронить. Тело моего отца лежит в семейном склепе аббатства Бишем, он похоронен с честью, но тихо. Мы с Изабель никогда не приходили отдать ему дань уважения. Моя мать ни разу не посетила его могилу, а теперь и не сможет. Аббатство Бишем не увидит ее, пока я сама не привезу ее тело, чтобы положить его рядом с отцом: она была лучшей женой, чем матерью.

— Чем я могу помочь? — вот все, что я говорю.

Он кивает.

— Ты можешь помочь нам спланировать маршруты и обряды на каждой остановке. И посоветовать, кто из людей должен идти за гробом, и какие службы заказать. Никто и никогда раньше не делал ничего подобного.

Мы с Ричардом и его мастером Хорсом вместе планируем весь путь до Фотерингея, а наш священник из Миддлхэма советует, какие церемонии проводить над телом и какие молитвы читать на каждой остановке. Ричард приказывает вырезать статую своего отца, которая будет лежать на крышке гроба, так чтобы каждый мог видеть этого великого человека, и добавляет к убранству катафалка серебряную статую ангела с золотым венцом. Она будет символизировать тот факт, что герцог, будучи королем по праву рождения, погиб в борьбе за трон. Это так же доказывает, насколько правильно поступил Эдуард, доверив организацию похорон Ричарду, а не его брату Джорджу. Когда Джордж присоединился к заговору моего отца, он отрицал законность его сына Эдуарда. Только мы с Ричардом знаем, что Джордж по-прежнему говорит это, но теперь он делает это тайком.

Ричард составляет красивую процессию, которая везет тела его отца и брата от Понтефракта к их дому. Кортеж идет из Йорка на юг целых семь дней, и на каждой остановке гробы вносят в самые большие церкви, которые лежат на нашем пути. Тысячи людей вдоль дороги в молчании встают на колени, чтобы засвидетельствовать свое почтение к государю, который никогда не был коронован, и вспомнить славную историю дома Йорков.

Шесть лошадей в черных попонах тянут повозку, а перед ними едет одинокий рыцарь со знаменем герцога, словно тот все еще идет в бой. Потом, опустив голову, едет Ричард, а за ним знатнейшие люди графства, чествующие наш Дом, нашего погибшего отца.

Для Ричарда все это значит больше, чем просто перезахоронение; он повторно заявляет о праве отца на корону Англии и Франции. Его отец был великим воином, сражавшимся за свою страну, славным военачальником, лучшим стратегом, чем даже его сын Эдуард. Этой длинной процессией Ричард чтит своего отца, подтверждает его право на королевство, напоминает стране о величии и благородстве Дома Йорков. Не Риверсы, а мы владеем Англией, это показывает Ричард в богатстве и благодати поминальных служб.

Ричард бдит у гроба каждую ночь, пока мы находимся в дороге, едет за ним каждый день на коне в траурной темно-синей сбруе, его штандарт приспущен. Он словно впервые в жизни позволил себе оплакать отца и то, что с его смертью потерял мир рыцарства и чести.

Я встречаю его в Фотерингее, он очень нежен со мной и задумчив. Он вспоминает, что наши покойные отцы были союзниками, друзьями и родственниками. Его отец умер задолго до катастрофического альянса моего отца со злой королевой, еще до того, как его сын взошел на престол, а Ричард пошел в свой первый бой. В ту ночь Ричард в последний раз встает на ночное бдение у гроба отца, и мы вместе молимся в красивой семейной церкви.

— Он был бы рад нашему браку, — тихо говорит Ричард, поднимаясь на ноги. — Он был бы рад узнать, что мы поженились, несмотря ни на что.

Мгновение я смотрю на него, и вопрос о действительности нашего брака крутится на кончике моего языка. Но я вижу в его лице серьезную печаль, а затем он поворачивается и занимает место среди четырех рыцарей, которые простоят у гроба, пока рассвет не освободит их от бдения.

* * *

Изабель приезжает с Джорджем в Фотерингей, и мы стоим с ней бок о бок в красивых темно-синих платьях королевского траурного цвета, пока мимо нас проходят король с королевой и вся их семья. Они провожают гробы на церковное кладбище. Я вижу, как Эдуард целует руку статуи, затем Джордж, потом Ричард следует их примеру. Джордж очень нежен и благочестив в этой сцене, но на него никто не смотрит, все не отрывают глаз от маленьких принцесс. Десятилетняя Елизавета, изысканно красивая, идет впереди; она ведет за руку свою сестру Мэри, а за ними следуют послы всех стран христианского мира, приехавшие почтить главу королевской семьи Йорков.

Эта пышная пантомима изобилует символами и знаками траура. Глядя на царственного Эдуарда и его братьев, на маленького принца, благоговейно замершего перед гробом, на очаровательную Элизабет с дочерями, никто не посмеет задуматься, имеют ли они право оказывать своему предку королевские почести. Я тоже не смогу решить этот вопрос, но думаю, что все они больше похожи на актеров, чем на настоящую королевскую семью. Королева Елизавета так величественна и красива, а ее дочери — особенно принцесса Элизабет — настолько уверены в себе и своей значимости. В ее возрасте я всегда боялась наступить на материнский шлейф, но маленькая принцесса идет, высоко подняв голову, не глядя ни налево ни направо, словно уже чувствует себя будущей королевой.

Я должна бы восхищаться ею — кажется, все вокруг обожают ее — и, возможно, если бы у меня была дочь, я указала бы ей на принцессу и сказала своей маленькой девочке, что она должна учиться самообладанию у кузины. Но сколько бы я ни молилась, девочки у меня так и нет, поэтому я не могу смотреть на принцессу Елизавету без раздражения и считаю ее испорченной и жеманной — не по годам развитой зверушкой, которой лучше бы сидеть в классной, а не выступать, словно в танце, в придворной церемонии, упиваясь всеобщим вниманием.

— Маленькая шлюшка, — тихо говорит мне на ухо сестра, и мне приходится опустить глаза, чтобы скрыть улыбку.

Все придворные церемонии у Эдуарда заканчиваются банкетом и отличным представлением. Ричард сидит рядом с братом, мало пьет, а ест и того меньше, а вокруг в зале и красиво убранных палатках пируют больше тысячи гостей. В течение всего ужина играет музыка и рекой льется хорошее вино, а между сменами блюд поет хор и подают фрукты. Королева Елизавета в короне и синем покрывале на голове сидит по правую руку от своего мужа, словно его первый советник; она смотрит по сторонам с безмятежностью красивой женщины, уверенной в своей безопасности и отсутствии соперниц.

Она ловит мой взгляд и дарит мне ледяную улыбку, которой всегда дает понять нам с Изабель, что даже посреди торжественных похорон своего свекра не забывает, что ее отец умер позорной смертью от руки нашего отца. Мой отец вывел ее отца на городскую площадь в Чепстоу, обвинил его в государственной измене и публично обезглавил без суда и следствия. Его старший сын Джон умер рядом с ним, последнее, что он видел в этой жизни, была окровавленная голова его отца на плахе.

Изабель, сидя рядом со мной, вздрагивает, словно кто-то прошел по ее могиле.

— Ты видишь, как она смотрит на нас, — шепчет она.

— Ах, Иззи, — упрекаю я ее. — Чем она сможет навредить нам теперь? Когда король так сильно любит Джорджа? Когда Ричард в такой чести при дворе? Когда мы стали герцогинями королевского Дома? Наши мужья вместе воевали во Франции и вернулись оттуда добрыми друзьями. Не думаю, что она сильно любит нас, но ничего поделать с нами не может.

— Она может наслать на нас порчу, — тихо говорит Изабель. — Ты сама знаешь, что она умеет вызывать бурю. И каждый раз, когда у моего Эдуарда режется зуб или начинается лихорадка, мне кажется, что она сглазила нас или воткнула булавку в магическую куклу. — ее рука тревожно ощупывает живот под платьем. — Я ношу специально благословленный пояс, — продолжает она. — Джордж получил его от своего астролога. Он должен отвести дурной глаз и защитить меня от нее.

Конечно, мои мысли сразу обращаются к Миддлхэму и моему мальчику, который может упасть с пони, или пораниться на уроке фехтования, простудиться или заразиться лихорадкой, надышаться миазмами или выпить гнилой воды. Я качаю головой, чтобы отогнать страх.

— Я сомневаюсь, что она вообще думает о нас, — твердо говорю я. — Бьюсь об заклад, что она думает только о своей собственной семье, двух драгоценных сыновьях, братьях и сестрах. Мы для нее ничто.

Изабель не соглашается.

— У нее есть шпионы в каждом доме, — возражает она. — Поверь мне, она думает о нас. Одна фрейлина сказала мне, что она каждый день молится, чтобы не оказаться снова в убежище, и чтобы ее муж не потерял свой трон. Она молится за уничтожение своих врагов. И не только молится. За Джорджем следят постоянно и повсюду. Я знаю, что она шпионит за мной в моем собственном доме. Наверняка она подослала кого-нибудь и к тебе.