Мне так страшно, что я почти не могу говорить. Я беру обе ее руки и крепко сжимаю их.

— Изабель, это безумие. Джорджу все время снится война, он постоянно оспаривает право короля на престол и нашептывает гадости о королеве. Он сам стал опасен для всех вокруг.

Она печально улыбается.

— Ты действительно так думаешь?

Кучер подгоняет ее повозку, запряженную красивыми мулами, подобранными по масти. Фрейлины отдергивают занавески, а я помогаю сестре удобнее устроиться на кожаных подушках. Горничные подкладывают ей под ноги горячие кирпичи, а поваренок ставит закрытую жаровню с раскаленными угольями.

— Конечно, — отвечаю я. Я пытаюсь подавить в себе страх за нее, беременную, едущую по тряским и грязным дорогам. Я не могу забыть, как однажды она взошла на корабль, и это закончилось смертью, горем и потерей новорожденного сына. Я наклоняюсь, чтобы поправить меховую полость и шепчу ей на ухо. — Король с королевой будут веселиться, демонстрируя свои новые одежды и бесчисленных детей. Они упиваются тщеславием и роскошью. Ни нам, ни нашим мужьям ничто не угрожает. Они братья короля и герцоги королевской крови. Король любит их. Мы в безопасности.

Ее лицо странно бледнеет.

— Моя болонка украла кусок курицы с моей тарелки и сдохла, — говорит она. — Говорю тебе, королева желает мне смерти. И тебе тоже.

Мое горло сводит от страха. Я держу ее руку и пытаюсь согреть в своих ладонях.

— Иззи, не уезжай.

— Джордж все знает. Его кто-то предупредил. Она прикажет арестовать и казнить обоих братьев.

Я целую ее руки и щеки.

— Дорогая Иззи…

Она обнимает меня за шею и прижимается ко мне всем телом.

— Уезжай в Миддлхэм, — шепчет она. — Ради меня, прошу. Ради твоего мальчика, сбереги его. Прочь отсюда, Энни. Я клянусь, что она хочет убить нас. Она не остановится, пока мой муж, твой муж и мы обе не будем мертвы.

* * *

Все эти морозные дни, которые становятся все темнее и холодней, я жду новостей от Изабель. Я представляю себе, как она в комнате в Тьюксбери ждет своего будущего ребенка. Конечно, Джордж найдет ей лучших акушерок, рядом будет дежурить врач, фрейлины будут развлекать ее, а кормилица ждать около колыбели; в ее комнатах будет тепло и чисто. Но все-таки я очень хотела бы находиться сейчас рядом с ней. Рождение еще одного ребенка в семье герцога очень важное событие, и Джордж не упустит ни одной мелочи: ведь если родится мальчик, то у Джорджа будет два наследника, не меньше, чем у его брата короля. И все же я так хочу быть с ней. Еще больше я хочу, чтобы муж позволил Изабель остаться в Лондоне.

Я иду к Ричарду, сидящему за столом в своем кабинете, и прошу отпустить меня в Тьюксбери, но он отвечает мне отказом.

— Джордж замышляет государственную измену, — резко говорит он. — Я видел несколько листовок и памфлетов, которые пишут нанятые им люди. В них они ставят под сомнение законнорожденность моего брата, называют мою мать шлюхой, а отца рогоносцем. Они заявляют, что королевский брак недействителен, а королевские дети ублюдки. Джордж навлекает позор на всю семью. Я не могу простить его, а Эдуард больше не может закрывать глаза на его интриги. Королю придется принять меры против него.

— Не пострадает ли при этом Изабель?

— Конечно, нет, — нетерпеливо отвечает Ричард. — Она не отвечает за его делишки.

— Значит, я могу поехать к ней?

— Мы не можем сейчас общаться с ними, — возражает Ричард. — Джордж невыносим. Мы не можем показываться на людях рядом с ним.

— Она моя сестра! И она ни в чем не виновата.

— Может быть, после Рождества. Если Эдуард не арестует его до этого.

Я иду к двери и кладу руку на латунную ручку.

— Мы можем уехать домой в Миддлхэм?

— Только не до рождественских праздников, это оскорбит короля и королеву. Достаточно того, что Джордж сбежал так внезапно. Я не могу усугубить ситуацию. — его перо замирает на подготовленными для подписания документами. — Что такое? Соскучилась по Эдуарду?

— Я боюсь, — шепчу я ему. — Изабель сказала мне кое-что, предупредила меня…

Он не пытается меня успокоить. Он не спрашивает, о чем предупреждала Изабель. Когда я позже вспоминаю наш разговор, это кажется мне самым худшим. Он просто кивает.

— Тебе нечего бояться, — говорит он. — Ты под моей защитой. И, кроме того, если мы уедем, это будет свидетельствовать о том, что мы тоже боимся.

* * *

В ноябре я получаю письмо от Изабель, доставленное по раскисшим от грязи и затопленным дорогам. Свое ликование моя сестра изливает на трех исписанных каракулями страницах.

«Я была права. У меня еще один мальчик. Он довольно большой, крепкий, с длинными ручками и ножками, и красивый, как его отец. Он хорошо ест, а я уже встала с постели. Роды были быстрыми и легкими. Я сказала Джорджу, что запросто рожу еще парочку. Столько, сколько он захочет! Я написала королю и королеве, и она прислала свои поздравления и несколько красивых пеленок.

Джордж приедет ко двору на Рождество, в конце концов, он не хочет, чтобы все вокруг считали его трусом. После праздников он встретится со мной в замке Уорик. Отец был бы рад узнать, что я, его любимая дочь, принесла ему второго внука, и уже строил бы новые планы на будущее…»

И так далее на трех мятых страницах с запоздалыми дописками на полях. Я откладываю письмо в сторону и прижимаю руку к своему мягкому животу, как будто тепло моей ладони способно отогреть новую жизнь в моем чреве, словно цыпленка в скорлупе. Изабель имеет право радоваться и гордиться своими удачными родами, и я счастлива за нее. Но, возможно, она не догадывается, как ее слова могут ранить меня, ее младшую двадцатилетнюю сестру, у которой в детской живет только один ребенок, и это после четырех, почти пяти лет брака.

И все же ее письмо содержит не только хвастовство, потому что в конце она добавляет несколько слов, показывающих, что она не забыла о своем страхе перед королевой.

«Позаботься о себе, когда будешь праздновать Рождество, моя дорогая. Ты знаешь, что я имею в виду. Иззи.»

Дверь моей гостиной открывается, и входит Ричард в сопровождении полудюжины друзей, чтобы проводить меня и моих дам на ужин. Я встаю и улыбаюсь ему.

— Хорошие новости? — спрашивает Ричард, глядя на письмо на столе.

— Да, — говорю я, продолжая улыбаться. — Очень.

Глава 11

Вестминстерский дворец, Лондон, Рождество 1476–1477


Все праздники королевская семья будет сверкать новыми драгоценностями и нарядными тканями, которые они приобрели, истратив целое состояние, в Бургундии. Эдуард разыгрывает короля в вихре золотой парчи, а королева всегда следует рука об руку с ним, словно прирожденная монархиня, а не ловкая выскочка, какой она в действительности является.

В этот святой день мы рано встаем к утренней мессе в королевской часовне. В моей спальне перед огнем стоит большая деревянная кадка, выстланная тонкой простыней. Горничные приносят кувшины с теплой водой и выливают их мне на плечи, пока я мою тело и волосы розовым мылом, которое Ричард купил для меня у мавританского торговца.

Меня заворачивают в нагретую простыню и раскладывают на постели мое дневное платье. Я буду одета в темно-красный бархат, отделанный мехом куницы, ее блестящая темная шкурка так хороша, что достойна любой королевы. Мой новый головной убор плотно охватывает голову, а пряди над ушами будут убраны в жесткую золотую сетку. Фрейлина расчесывает мне волосы перед огнем, пока они не высыхают, а потом заплетает их и укладывает под убор. Я надеваю новую льняную рубашку, вышитую моими дамами этим летом, а из сокровищницы мне приносят мою шкатулку, и я выбираю темно-красные рубины, гармонирующие с цветом платья.

Ричард, пришедший в мои комнаты, чтобы проводить меня к мессе, одет в черное, свой любимый цвет. Он выглядит таким красивым и счастливым, что, приветствуя его, я чувствую знакомую вспышку плотского желания. Возможно, сегодня вечером он придет ко мне, и мы сможем зачать еще одного ребенка. Какой день может подойти лучше для того, чтобы сделать еще одного наследника герцогства Глостер, как не день рождения младенца Иисуса?

Он предлагает мне руку, а рыцари его семьи, все богато одетые, сопровождают моих дам в часовню. Мы выстраиваемся вдоль прохода и ждем — король часто заставляет нас ждать — но раздается шелест, вздохи дам, и вот он идет, одетый в белое с серебром, ведя ее под руку. Она тоже облачена в белое с серебром и сияет в сумраке часовни, словно освещенная лунным светом. Ее бледно-золотые волосы гладко причесаны под короной, ее шея над низким квадратным вырезом обнажена и обрамлена лучшим кружевом. За ними следуют их дети: сначала принц Уэльский, уже шестилетний, с каждым визитом ко двору становящийся все выше ростом, одетый в копию отцовского костюма. Затем идет няня, держа за руку младшего королевского сына, все еще в детском платьице, расшитом белым и серебряным шнуром, потом принцесса Елизавета, тоже в белом с серебром, как ее родители, держащая в руках требник в переплете из слоновой кости, улыбающаяся придворным, не по годам самоуверенная, а за ней все остальные — красивые богато одетые девочки с очередным королевским младенцем. Я не могу смотреть на них без зависти.

Я напоминаю себе, что должна улыбаться, как весь двор, любующийся этой изысканной королевской семьей. Серые глаза королевы мерцают передо мной, я чувствую холодок в ее приветствии и замечаю проницательный взгляд, как будто она знает, что я завидую, как будто она знает, что я боюсь; а затем приходит священник, и я могу встать на колени, закрыть глаза и не видеть их.

* * *

Вернувшись в наши покои, мы видим человека в забрызганной грязью одежде, его мокрая шляпа лежит на каменном подоконнике. Охранник удерживает его перед закрытыми дверями, ожидая нашего возвращения.

— Что такое? — спрашивает Ричард.

Человек падает на одно колено и протягивает письмо. Я вижу красную восковую королевскую печать. Ричард ломает ее и читает письмо, всего несколько строк на одной странице. Я вижу, как его лицо темнеет, затем он смотрит на меня и опять опускает глаза к бумаге.

— Что это? — я не могу показывать свой страх, но с ужасом думаю, что письмо пришло из Миддлхэма и касается нашего сына. — Что это, Ричард? Милорд? Прошу вас… — мое дыхание прерывается. — Скажи мне, скажи сразу.

Он все еще медлит с ответом, потом кивает через плечо своим рыцарям.

— Ждите здесь. Задержите гонца, я хочу потом поговорить с ним. Проследите, чтобы он ни с кем больше не говорил.

Он берет меня за руку и ведет в гостиную, потом через мой кабинет в спальню, где нам никто не сможет помешать.

— Что? — шепчу я. — Ричард, ради Бога, что такое? Это наш мальчик, Эдуард?

— Это твоя сестра, — говорит он. Его тихий голос звучит удивленно, словно он сам не может поверить тому, что только что прочитал. — Речь идет о твоей сестре.

— Изабель?

— Да, моя любовь. Не знаю, как тебе сказать. Джордж сам написал мне, это его письмо, и он просил передать тебе; но я не знаю, как сказать…

— Что? Что с ней?

— Моя любовь, моя бедная любовь. Она умерла. Джордж пишет, что она умерла.

Несколько мгновений я не могу расслышать его слов. Потом они обрушиваются на меня, как железный лязг, словно удар колокола, прямо здесь, посреди моей спальни, где я всего два часа назад надевала платье и выбирала рубины.

— Изабель?

— Да. Джордж пишет, что она мертва.

— Но как? С ней все было хорошо, она сама написала мне, она сказала, что роды были легкими. У меня есть ее письмо. Все было хорошо, она была здорова и звала меня приехать и посмотреть…

Он медленно качает головой, словно знает ответ, но не хочет говорить.

— Я не знаю, что произошло. Вот почему я хочу поговорить с посыльным.

— Была ли она больна?

— Я не знаю.

— Не было ли у нее родильной горячки? Кровотечения?

— Джордж не написал.

— Что он вообще написал?

Мгновение мне кажется, что Ричард не станет отвечать мне, но потом он разворачивает письмо, разглаживает его на столе, передает мне и наблюдает за моим лицом, когда я читаю эти несколько строк.