– Верно. И пароль тоже секретный, никому его не говори.

– Старфайер [6]! – просияв, громко прошептала Феба. – Это секрет.

– Да. – Каролина опять вздохнула. – Секрет.


* * *

Утром в пятницу Каролина отвезла Фебу на работу. Вечером она сидела в машине и ждала ее, глядя в окно копировальной мастерской, как Феба ходит за стойкой, сшивает документы, шутит с Мэкс, своей сослуживицей. Эта молодая женщина каждую пятницу водила Фебу обедать и не стеснялась отругать ее, если та не справлялась с заданием. Феба работала здесь уже три года и любила свою работу. Каролина наблюдала за дочерью, движущейся за стеклом, думая о том, сколько ей пришлось воевать, доказывать, организовывать, бороться с бумажной волокитой, чтобы это стало возможным. А сколько еще предстоит? Ведь происшествие в автобусе – только часть проблемы. На заработки Фебы невозможно нормально прожить, и ее нельзя оставить в доме одну даже на выходные. Если случится пожар или отключится электричество, она испугается и не сможет ничего сделать.

А еще – Роберт.

По дороге домой Феба болтала о работе, о Мэкс – и о Роберте, Роберте, Роберте. Он придет завтра, и они будут вместе печь пирог. Каролина слушала и радовалась, что завтра уже суббота, а значит, скоро вернется Ал. У эпизода с незнакомцем из автобуса есть свой плюс: у Каролины появилась причина подвозить Фебу на работу и забирать домой – и ограничить время, которое она проводит с Робертом.

Когда они подошли к двери дома, внутри звонил телефон. Каролина вздохнула. Телефонный торгаш пытается всучить какое-нибудь барахло или сосед попросит сдать деньги на кардиологический фонд; в лучшем случае ошиблись номером. Дождик с приветственным мяуканьем вился вокруг ее ног.

– Брысь, – сказала она и сняла трубку.

Звонили из полиции. Человек на другом конце провода откашлялся и попросил к телефону Каролину Симпсон. Она удивилась и обрадовалась: значит, все-таки нашли человека из автобуса.

– Каролина Симпсон слушает, – произнесла она, глядя на Фебу. Та тискала Дождика.

Человек еще раз откашлялся.

В памяти Каролины этот момент остался бесконечно долгим. Время тянулось и ширилось, пока не заполнило комнату целиком и не вдавило Каролину в кресло, хотя известие было очень простым, и на то, чтобы его сообщить, вряд ли ушло больше минуты. Грузовик Ала слетел на повороте с дороги, снес ограждение и врезался в холм. Ал, со сломанной ногой, находится в больнице, в той самой травматологии, где много лет назад Каролина согласилась выйти за него замуж.

Феба пела песенку Дождику, но почувствовала неладное и, стоило Каролине повесить трубку, вопросительно подняла глаза. Каролина объяснила, что произошло, но уже за рулем, по дороге. В кафельных коридорах больницы на нее нахлынули воспоминания о том давнем дне: быстро распухающие губы Фебы, ее прерывистое дыхание, Ал, вмешавшийся, когда Каролина разозлилась на медсестру. Теперь Феба взрослая, идет рядом с Каролиной в своем рабочем жилете. А они с Алом уже восемнадцать лет как женаты.

Восемнадцать лет.

Он не спал; темные с проседью волосы выделялись на белой подушке. При виде жены и дочери попытался сесть, но скривился от боли и снова упал на подушку.

– Дорогой мой! – Каролина бросилась к нему, схватила за руку.

– Все нормально. – Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох.

У Каролины все замерло внутри: она Никогда не видела Ала таким обессилевшим. Он мелко дрожал, на челюсти возле уха билась жилка.

– Эй, не пугай меня! – Она попыталась спрятать за шуткой свой страх.

Ал открыл глаза и легко дотронулся до ее щеки. Она накрыла его ладонь своей, сморгнула подступающие слезы.

– Как это случилось? – прошептала она.

Он вздохнул:

– Сам не понимаю. День был ясный, я ехал себе и пел под радио. Думал, как было бы здорово, если б ты все-таки поехала со мной… И вдруг – бац, протаранил ограждение! А дальше ничего не помню. Очнулся здесь. Трейлер угробил. Копы говорят, еще десяток ярдов в какую-нибудь сторону – и от меня бы только воспоминание осталось.

– Каролина обняла его, вдохнув родной запах. Всего несколько дней назад они танцевали, переживали из-за какой-то ерунды: крыши, водосточных труб. Она провела пальцами по его волосам, слишком длинным сзади, на шее.

– Ох, Ал…

– Понимаю, – чуть улыбнулся он. – Я все понимаю, Каролина.

Феба, стоявшая рядом с испуганными глазами, всхлипнула и заплакала, прихлопнув ладонью рот. Каролина свободной рукой притянула ее к себе.

– Феба! – через силу улыбнулся Ал. – Смотри-ка, ты прямо с работы. Деточка, как прошел день? Эх, жалко, я не добрался до Кливленда и не купил твоих любимых булочек. Но в следующий раз – обязательно, договорились?

Феба кивнула, вытирая руками щеки.

– Где твой грузовик? – спросила она, и Каролина вспомнила времена, когда Ал брал их обеих покататься. Феба сидела высоко в кабине и, когда мимо проезжали другие грузовики, сжимала кулачок и жестом призывала их посигналить.

– Разбился, деточка, – ответил Ал. – Как ни жаль, всмятку.

Пролежав в больнице два дня, Ал вернулся домой. Жизнь Каролины превратилась в сплошную карусель: она возила Фебу в копировальную мастерскую и обратно, сама ходила на работу, ухаживала за Алом, готовила, пыталась не запускать стирку. Каждый вечер она падала в постель, изнемогая от усталости, а утром все начиналось заново. К тому же Ал оказался отвратительным пациентом – вспыльчивым, требовательным, вечно раздраженным от собственной беспомощности. Каролина невольно и безрадостно вспоминала Лео и свои первые дни в этом доме. Время явно шло не по прямой, а кругами.

Миновала неделя. В субботу Каролина, двигаясь из последних сил, загрузила стиральную машину и отправилась на кухню, чтобы наскоро что-нибудь приготовить. Вытащила из холодильника фунт моркови для салата, порылась среди замороженных продуктов, надеясь на вдохновение. Тщетно. Что же, Ал будет недоволен, но придется заказать пиццу. Уже пять часов, скоро ехать за Фебой. Каролина прекратила чистить морковь и, сквозь собственное смутное отражение, посмотрела в окно на вывеску «Фудленда», мерцавшую красным за голыми ветвями деревьев. Она думала о Дэвиде Генри и Норе, бессменном объекте его фотографий, о холмах и долинах ее тела, волосах, наполнявших пространство снимка неожиданным светом. Письмо из адвокатской конторы по-прежнему лежало в ящике стола. Она ходила на встречу, которую назначила еще до аварии, и ей, в солидной обстановке, среди дубовых панелей, зачитали условия завещания Дэвида. Это не шло у нее из головы всю неделю, хотя времени все как следует обдумать, а тем более обсудить с Алом, не было.

С улицы донесся шум. Каролина вздрогнула, обернулась. В окошке задней двери мелькнула Феба, почему-то без пальто. Каролина бросила ножик, подошла к двери, вытирая руки о фартук, и увидела то, чего не было видно изнутри: рядом с Фебой стоял Роберт, обнимая ее рукой за плечи.

– Что вы тут делаете? – резко спросила Каролина, выходя на крыльцо.

– Я взяла выходной, – ответила Феба.

– Вот как? А работа?

– Там Мэкс. Я заменю ее в понедельник.

Каролина медленно кивнула.

– Но как же ты добралась домой? Я собиралась за тобой ехать.

– Мы приехали на автобусе, – сообщил Роберт.

– Понятно. – Голос Каролины дрожал от волнения. – Разумеется. На автобусе. Феба, я же тебя просила! Это небезопасно.

– А я была с Робертом! – Феба выпятила нижнюю губу – как всегда, когда сердилась. – Мы поженимся.

– Ради всего святого! – воскликнула Каролина, теряя терпение. – Как вы можете пожениться? Что вы знаете о браке, вы же ничего в этом не смыслите!

– Мы смыслим, – с рассудительным видом возразил Роберт. – Смыслим в браке.

Каролина вздохнула.

– Роберт, тебе надо домой, – сказала она. – Раз ты смог приехать на автобусе сюда, то и обратно как-нибудь доберешься. У меня нет времени тебя отвозить. Все это уже слишком. Поезжай домой.

Роберт, к ее удивлению, улыбнулся. Посмотрел на Фебу, прошел в неосвещенную часть крыльца, нагнулся, сунул руку под кресло-качалку. И вернулся к двери с охапкой красных и белых роз, которые почти светились в сгущавшихся сумерках. Роберт протянул букет Каролине; бархатистые лепестки нежно коснулись ее кожи.

– Роберт… – изумленно выдохнула она. Слабый аромат разлился в холодном воздухе. – Что это?

– Я купил их в своем магазине, – ответил он. – На распродаже.

Каролина помотала головой:

– Не понимаю.

– Сегодня суббота, – напомнила Феба. Суббота – день, когда Ал возвращался из поездок с неизменным подарком для дочери и букетом для жены. Каролина представила, как Роберт и Феба едут на автобусе в магазин, где Роберт работал на складе, изучают цены на цветы, старательно отсчитывают монеты. Какой-то части ее существа по-прежнему хотелось завопить, выпихнуть Роберта за дверь, затолкать в автобус и навсегда выпроводить из их жизни, – той ее части, которая кричала: для меня это слишком, оставьте меня в покое.

В доме настойчиво зазвенел маленький колокольчик, который она дала Алу, чтобы тому не приходилось кричать на весь дом, вызывая ее. Каролина вздохнула и отступила назад, жестом приглашая Фебу и Роберта в кухню, к теплу и свету.

– Ладно, – сказала она. – Заходите, оба. Пока не замерзли.

Она поспешила наверх, стараясь успокоиться. Столько всего на голову одной женщине.

– Вообще-то считается, что ты больной, – заговорила она, входя в комнату Ала. Он сидел, водрузив ногу на тахту, с книгой на коленях. – Ты понимаешь, что это означает? Больному полагается болеть. Скучно, конечно, но что поделать – заживление идет долго, господи боже ты мой.

– Сама хотела, чтобы я чаще бывал дома, – огрызнулся Ал. – Правильно, выходит, говорят: опасайся своих желаний.

Каролина покачала головой и села на край кровати.

– Такого я не хотела.

Он несколько секунд смотрел в окно, а потом буркнул:

– Ты права. Извини.

– Как нога? – спросила она. – Сильно болит?

– Терпимо.

В фиолетовом небе за окном ветер трепал последние листья платана. У ствола лежали пакеты с луковицами тюльпанов, их пора было посадить. В прошлом месяце они с Фебой сажали хризантемы, яркие всполохи оранжевого, кремового, темно-пурпурного. Каролина садилась на пятки, отряхивая землю с рук, и любовалась ими, вспоминая то время, когда она точно так же занималась цветами со своей матерью. Их объединяло дело, не слова; они редко обсуждали что-то личное. А теперь Каролина жалела, что многого ей не сказала.

– Решил поставить на этом крест, – не глядя на жену, бросил Ал. – В смысле – на перевозках.

– Ну и прекрасно.

Каролина попыталась представить, как такой поворот событий скажется на их жизни. Она обрадовалась – поскольку буквально обмирала от страха при мысли о том, что он снова уедет, – но в то же время испугалась. С тех пор как они поженились, им ни разу не удалось провести вместе больше недели.

– Я все время буду путаться у тебя под ногами, – сказал Ал, будто прочитав ее мысли.

– Вот как? – Она внимательно посмотрела на него, отметив про себя его бледность и серьезный взгляд. – То есть ты собрался на пенсию?

Он помотал головой, рассматривая собственные руки.

– Я еще не настолько стар. Подумываю заняться чем-нибудь другим. Например, перейду в диспетчеры: я же знаю всю систему вдоль и поперек. Или на городской автобус, не знаю. Да что угодно, только не на трассу.

Каролина понимающе кивнула. Она ездила на место происшествия, видела расплющенное заграждение и землю, взрытую упавшим трейлером.

– У меня всегда было предчувствие, что рано или поздно это обязательно случится. – Ал по-прежнему глядел себе на руки. Он не первый день не брился и оброс щетиной. – И вот случилось.

– Я не знала, – удивилась Каролина. – Ты никогда не говорил, что боишься.

– Я не боялся, – поправил Ал. – Предчувствовал. Разные вещи.

– И все равно ты не говорил.

Он пожал плечами:

– Это ничего бы не изменило, Каролина. Предчувствие – всего лишь предчувствие.

Еще пара ярдов – и Ал бы погиб, не раз повторил полицейский. Всю неделю она отгоняла от себя мысли о том, чего не произошло. Тем не менее она могла уже быть вдовой и остаток жизни провела бы одна.

– Может, тебе и правда уйти на пенсию? – медленно проговорила она. – Знаешь, я ведь ходила к адвокату. Уже назначила встречу, вот и пошла. Дэвид Генри оставил Фебе много денег.

– Они не мои, – сказал Ал. – Хоть бы и миллион долларов, все равно не мои.