Тиражи первых двух изданий – сборник поэтов Серебряного века и сборник английских детективных романов – были проданы за две недели. Сказывался прошлый дефицит книг. Лиля очень внимательно проанализировала ситуацию и пришла к выводу, что ниша, которую она заняла, весьма «уютна» – конкурентов нет, авторское право вроде есть, а вроде и нет, бумаги у нее полно, а в Финляндии печатают лучше и дешевле, чем здесь, на родине. Была только извечная проблема с книготорговцами – о какой бы форме взаимоотношений ни договорись с ними, всегда будешь в проигрыше. Лиле надоело выяснять отношения, и она открыла свой книжный магазин под экстравагантным названием «Диван». И вот тогда дело пошло. Где-то через два года Лиля перевела дух: конкурентов было немного – она как-то умудрялась идти на полголовы впереди всех. Когда у нее появились деньги, появилось и свободное время.

– Знаешь, чем отличаются прежние времена от нынешних? – спросила как-то Лиля своего мужа. – Тем, что раньше свободное время заработать было нельзя. Его тебе выделяли. А сейчас – запросто.

Георгий Николаевич видел, как жена приспособилась к новым временам, и понимал, что потенциал, который был ей отпущен природой, она еще не исчерпала. И вправду, в один прекрасный день Лиля села за стол и написала детективный роман. Роман был такой захватывающий, с таким острым и необычным сюжетом, что, прочтя рукопись, Георгий Николаевич подошел к жене, поцеловал ее в волнистую челку и сказал:

– Ты, мать, стерва, если не сказать сильнее, но какая же ты талантливая! Я это отдаю в печать.

Лиля улыбнулась – она хоть и не слушалась мужа, но не могла не признать в нем требовательного профессионала.

Книга имела успех, и потребовалось продолжение. И теперь уже Георгий Николаевич командовал в издательстве, а Лиля сидела за письменным столом и строчила детектив за детективом. В свободное же время она занялась общественной деятельностью. Дело в том, что Лиля учредила общественно-политическое движение.

Она строчила статьи в рупор движения «Новый Симплициссимус», устраивала вечера-чтения, вечера-прения и прочее. Ее детективные романы тем временем продавались оптом и в розницу со скоростью бегущего гепарда. Лиля уже хотела было отдохнуть и всецело предаться общественной деятельности, но Георгий Николаевич теребил ее:

– Ты не представляешь, какие у тебя продажи!

Лиля смеялась, говорила, что устала, но послушно садилась за письменной стол. «Еще одна книжка, и все, хватит! Сколько можно! Надо бы делом заняться – провести общественные чтения», – думала она и не подозревала, что в издательстве, где командует муж, полное расстройство финансов. Узнала она об этом случайно – из разговора с бухгалтером.

– Георгий, – строго спросила Лиля этим же вечером, – что там происходит в издательстве? Почему такая ситуация с платежами? И почему я об этом узнаю случайно?

Георгий Николаевич обомлел от страха – он рассчитывал как-то перекрутиться, хотя сам не знал как. Прирожденный газетчик оказался очень нетребовательным коммерсантом – он доверял старым друзьям, прощал долги, закрывал глаза на несвоевременные платежи и верил на слово. Результат в виде хаоса и почти банкротства на фоне огромных тиражей не заставил себя ждать.

– Ты понимаешь, я думал, что вот-вот… – Георгий Николаевич имел вид одновременно задиристый и жалкий. Лиля плюнула на недописанный роман, на позиционные разногласия внутри учрежденного ею движения и кинулась исправлять ситуацию.

Лиля принялась искать директора по маркетингу.

– Зачем он нам? Что за новомодные штучки?! Всю жизнь работали без директоров по маркетингу, – как-то спросил Георгий Николаевич. Лиля, листающая резюме кандидатов на эту должность, посмотрела на него тем самым взглядом, каким смотрела давным-давно, когда они работали в одной редакции в Риге…

В Москву Лиля Сумарокова приехала из небольшой европейской страны, куда ее мужа отправили в долгую командировку. Георгий Николаевич никогда не вспоминал, что случилось, никогда не задавал вопросов, никогда, даже намеком не позволил усомниться в своей жене. Что он переживал, что он думал – Лиля так никогда и не узнала. Она была очень благодарна ему за такое отношение и безоговорочно приняла одно-единственное условие – никогда и ни при каких обстоятельствах не встречаться с Вадимом Костиным. Лиля, человек слова, прекрасно понимала, что в Москве, пусть и большом городе, очень высока вероятность пересечься с Костиным – все-таки круг общения у них один. «Ничего, даже если увижу, не поздороваюсь!»


Но чем больше проходило времени, тем чаще Лиля обращалась в прошлое. Иногда ей казалось, что вернуть его не составляет труда. Так иногда смотришь на свою фотографию десятилетней давности и думаешь: «Вот сделаю сейчас такую же прическу, и этих десяти лет как не бывало!» В такие минуты Лиля искала телефоны старых друзей, планировала встречи, но здравый смысл приводил ее в чувство – вернуть молодость, прошедшую на узких улочках старого города, невозможно. Тогда Лиля начинала думать о Вадиме Костине – в воспоминаниях день за днем она проживала их роман, и ей казалось, что она совершила ужасную ошибку, не согласившись тогда стать его женой. «Может, не было бы той трагедии, которая случилась, не было бы этой книги!» Лиля на миг забывала о муже. Сейчас ей приятно было разбираться в своих чувствах. Сейчас выходило все очень красиво и не пошло. И упрекать ей себя не в чем, ну, кроме расточительности – такими мужчинами, как Вадим, не бросаются. Подумав об этом, она тут же про себя возмущенно фыркала: «Не хватало еще за него держаться!» Одним словом, прошлое Лилю не отпускало. Очень часто она представляла их встречу, на каком-нибудь официальном мероприятии, где встречаются известные, уважаемые люди, добившиеся успеха и славы. И опять в этих воображаемых картинах они были по-прежнему молодыми, стройными и влюбленными. В глубине души тот ее роман, единственный за всю ее семейную жизнь, оставил в ней след. Она Костина любила совсем иначе, чем мужа, – это была любовь-игра. «А мужа любить, – размышляла постаревшая Лиля, – это работа! Вот что делать с его головотяпством? Теперь же за должниками издательства не набегаешься!» Она вздохнула и стала по второму разу просматривать резюме кандидатов на место директора по маркетингу. Из всех этих листочков, где люди, желающие получить место, старались описать себя как можно лучше, выделялся один. Это было резюме молодой женщины, с весьма приличным послужным списком, в конце которого черным по белому было напечатано: «Осуждена условно». Лиля два раза прочла это резюме, и чувство противоречия («ей везде отказывают, а я с ней встречусь») заставило ее набрать указанный номер телефона.


Берта вошла в издательство без пяти минут два, ровно за пять минут до начала собеседования. Она не хотела ждать долго, но и опаздывать было непозволительно. Пройдя пост охраны, она задержалась у большого зеркала – не хотелось быть растрепанной. Берта добиралась на метро – машины у нее давно не было. Нельзя сказать, что она как-то переживала по этому поводу. Ее волновали другие проблемы. Но для начала необходимо было устроиться на нормальную работу. Поднявшись на второй этаж, она нашла нужный кабинет и постучалась. Никто долго не отвечал, но потом вдруг дверь распахнулась, и на пороге показалась полная дама в темных широких бархатных брюках и в такой же бархатной блузке. Всем своим видом она напоминала художницу, которая лишь на минуту выпустила из рук палитру. Берта невольно улыбнулась – взгляд встретившей ее дамы был совершенно птичий. Быстрый, умный и внимательный.

– Здравствуйте! Проходите. Мой секретарь куда-то делась, верно, кофе пьет внизу. Но ничего, мы и без нее справимся, – дама посторонилась, впустив в кабинет Берту. Берта поздоровалась, прошла в большую квадратную комнату и остановилась посередине.

– Кофе или чай? – дама вопросительно взглянула на Берту.

– Спасибо, ни то ни другое.

– Отчего? Я все равно налью вам кофе, а вы посидите и решите, пить вам его или нет.

Дама, несмотря на свою полноту, двигалась легко, почти стремительно. Включила кофеварку, поставила на стол сахарницу, печенье и чашки.

– Давайте приступайте, а то остынет. Кстати, меня зовут Лиля. Отчество у меня, разумеется, тоже есть, но я предпочитаю – Лиля.

– Спасибо. Вы не волнуйтесь, я не голодаю, – Берта улыбнулась.

Лиля покачала головой:

– Все равно, когда читаешь, что человек осужден, хочется его поддержать, пусть даже крепким кофе. Скажите, почему вы упомянули, что осуждены условно? Ведь в документах у вас это никак не отображено?

– Как-нибудь вы все равно узнали бы. Но вы первый руководитель, который пригласил меня на собеседование.

– Это совпадение, думаю, просто я успела раньше других, – великодушно сказала Лиля. Она пила кофе с печеньем так аппетитно, что Берта непроизвольно протянула руку к чашке, стоящей напротив.

– Вот это правильно, так удобней разговаривать, – одобрительно кивнула Лиля и добавила: – Ваше лицо мне очень знакомо. Мы, наверное, встречались раньше?

– Вряд ли, но мое лицо вы могли видеть на больших рекламных щитах, в газетах и по телевизору, – с этими словами Берта вытащила из сумки газету. Лиля, отставив чашку, развернула ее.

– Да, точно, это вы. Так вам дали условный срок?

– К удивлению многих. Все ведь так жаждали моей крови. Можно подумать, я украла у каждого человека по миллиону.

– Но вы обманули многих, продав их собственность.

– Это было сделано для того, чтобы продолжить строительство и сдать объект в намеченные сроки. Я бы все вернула, для этого была даже разработана специальная схема. Все были бы с квартирами. Просто время сыграло против нас.

– Ходили слухи, что вас, что называется, заложили… Кто-то рассказал о ваших махинациях. Вы уж извините, что так говорю.

– Да, я даже знаю, кто это… Но что делать?!

– Вам же хотели очень серьезный срок дать, но дали условный.

– Это еще одна загадка в моем деле. Но, с другой стороны, я погасила все задолженности. У меня конфисковали все. Осталась квартира отца. Ее не имели права отобрать. Поэтому суд и смягчил так сильно наказание, но многие в такой ситуации отсидели бы реальные сроки.

– Думаете, кто-то заступился за вас?

– Хочется думать, и еще хочется узнать, кто это был. Со мной сейчас разорвали отношения все, кто раньше дружил и старался подружиться.

– Ну, это меня не удивляет… Человечество непостоянно и в своей любви, и в своей ненависти. Вам жалко ваш недостроенный дом?

– Ужасно. У меня мечта – достроить… В моей теперешней ситуации это звучит смешно. Но кто знает, как повернется жизнь?!

– Да, действительно, чем черт не шутит. Одним словом, я принимаю вас на работу. Оклад будете получать максимально большой, принятый у нас в издательстве. Завтра выходите на работу.

– А как же собеседование? – Берта удивленно посмотрела на Лилю.

– Вы его прошли успешно. Если бы вы ответили, что не хотите достроить свой дом, я бы вас не взяла. До завтра. У нас тут такое творится – работы непочатый край.


Впервые в жизни Берта поняла, что маленькая вязаная салфеточка может в корне поменять жизнь. В тот момент, когда она встретила старушку, продававшую свое вязание у метро, у нее в кармане лежало совсем немного денег, дома, вернее в квартире, которую она только что сняла, лежал килограмм картошки, кусочек венгерского шпика и пакетик с изюмом в шоколаде. Вчера она отдала почти все деньги хозяйке, а потому картошку планировала сварить в мундире и съесть ее с кусочками шпика. На десерт полагался изюм в шоколаде и чай. Берта совершенно не переживала по поводу еды, дешевой одежды и отсутствия дорогих жизненных мелочей. Она спокойно обходилась без вещей, уже ставших привычными. Берта даже не приняла помощь от Сани, который раз за разом присылал ей деньги, звонил, звал приехать к нему, жить в одном доме.

– Послушай, это тебя ни к чему не обязывает. Мы можем даже не встречаться. Переведешь дух, отдохнешь, осмотришься. И отцу будет легче.

Берта была благодарна Сане за заботу. Еще во время следствия он увез отца к себе, поселил в маленьком гостевом доме, чтобы тот не чувствовал себя обязанным и скованным. Саня не оставлял его надолго в одиночестве, постепенно привлекая к своим делам. В самые тревожные дни, когда решалась судьба Берты, они были вдвоем. Берта запретила приезжать им в Москву.

– Ты пойми, для меня будет ужасно видеть здесь отца. Если ты хочешь как-то мне помочь – будь с ним там. Это действительно мне надо.

Саня смотрел на Берту такими глазами, что у нее сжалось сердце – Саня ее любил до сих пор, и для него случившееся было такой же трагедией, как и для ее отца. Берта помнила тот день, когда провожала их – отец был растерян, невнимателен, он толком не понимал, что и как надо сейчас делать. В его сознании была только одна мысль – его дочь кто-то оклеветал. Именно оклеветал, поскольку не могла Берта, воспитанная им, совершить то, в чем ее обвиняют.