Моника Маккарти - Дочь моего врага

Изумленная, она шумно выдохнула. Мгновение они просто не сводили взглядов друг с друга в мерцании свечи. Их тяжелое дыхание было доказательством того, что только что с ними происходило.

Иисусе! Что, черт возьми, случилось? Никогда в жизни он не терял головы.

Этот поцелуй, черт бы его побрал! Это был всего лишь поцелуй, которым он надеялся преподать ей урок. Он ничего не значил.

Артур был потрясен гораздо больше, чем был согласен признать. То, что он прикоснулся к Анне, было ошибкой. О чем он, черт возьми, думал?

Или он не думал вообще? Он просто был разгневан. Измучен. Ее поддразнивания и кокетство лишили его разума.

Но даже признавая свою глупость, кляня себя при виде ее припухших губ и раскрасневшихся щек, он думал только о том, чтобы повторить все снова.

И это потрясло его еще сильнее.

— Надеюсь, вам этого достаточно? — спросил он с досадой. — Теперь вы удовлетворили ваше любопытство, миледи?

Смущенная Анна недоуменно заморгала.

— Ч-Ч-что вы хотите сказать?

Артур с трудом перевел дыхание и попытался дышать ровно и глубоко, стараясь успокоиться и умерить яростное сердцебиение.

— Я хочу сказать, что вам следует поблагодарить этого щенка за то, что вы можете уйти отсюда, сохранив свою добродетель. — Он выдержал ее взгляд, и глаза его при этом были жесткими. — Но могу заверить вас, что, если вы будете продолжать свои игры, в следующий раз вам так не повезет.

Анна отшатнулась, будто он ее ударил.

— Как вы можете так говорить? Как можете так меня целовать и одновременно делать вид, будто ничего не произошло? Если вы ничего не чувствовали…

— То, что я чувствовал, называется похотью. Не стоит заблуждаться и считать это проявлением чего-то другого.

Он не мог и не должен был считать это чем-то другим.

Анна сделала шаг назад. В глазах ее заблестели слезы.

— Почему вы так поступаете? Почему намеренно проявляете такую жестокость?

Артур сжал кулаки, чтобы подавить почти непреодолимое желание утешить ее. Но он поступал так ради ее блага, ради них обоих, чтобы защитить ее от невыносимой и невозможной ситуации.

— Я всего лишь сделал вам предупреждение. Ваша маленькая игра закончена. Что бы вы здесь ни делали, теперь этому пришел конец.

Анна молча смотрела на него, надеясь увидеть то, что увидеть было невозможно.

— Заберите свою собаку, — сказал Артур необычно хриплым голосом. — И уходите.

Не сказав больше ни слова, Анна схватила Сквайра в охапку и убежала.

Едва она покинула казарму, как из ее глаз хлынули слезы боли и унижения. Она не могла допустить, чтобы Артур увидел, как жестоко уязвил ее. Уничтоженная не только его поцелуем, но и тем, что за ним последовало, тем, как он жестоко отверг ее, Анна нашла прибежище в своей спальне.

Ей повезло, что все ушли на вечернюю трапезу. Сейчас она была не в состоянии кого-либо видеть.

Господи! А ведь Артур был прав. Она была на волосок от… от несчастья.

Его поцелуй. Господи! Это было слишком прекрасно. И ей не хотелось, чтобы это кончалось. Желание сбило ее с ног, а противостоять ему она не смогла из-за недостатка опыта. Инстинкт победил осторожность, наслаждение отняло разум, первобытное побуждение соединиться с ним утопило все остальное, будто этого остального и не было. Она хотела Артура. Хотела, чтобы он прикасался к ней, целовал. Она ощутила томление в груди, а еще чувствовала, что когда он целовал ее, таинственное место между ног увлажнилось.

Артур мог воспользоваться ее невинностью, но она едва ли стада бы возражать. Она была рада отдаться ему!

Из глаз Анны покатились слезы. Господи, Да она бы вообще не стала протестовать!

При осознании этой ужасной правды сердце ее сжалось. Она хотела Артура. Достаточно сильно для того, чтобы совершить что-то непоправимое, немыслимое, что уже никогда нельзя было бы изменить.

Но дело не только в похоти. По крайней мере для нее. Когда Артур держал ее в объятиях и целовал, Анна была во власти эмоций. То, что она чувствовала к нему, было сильным… мощным… и чем-то совсем иным.

И все же этот поцелуй, значивший для нее так много, для него оказался всего лишь жестоким уроком, способом охладить ее пыл и заставить перестать следить за ним.

Это обвинение было очень унизительным, но ведь Артур был прав. Она охотилась за ним, гонялась, причем не только по просьбе отца. Ее интерес к Артуру был сугубо личным.

Жестокий урок Артура сработал. На следующее утро, высушив слезы, если и не излечившись от боли, Анна пришла доложить отцу о своих изысканиях. Сэр Артур Кемпбелл был именно тем, кем казался: способным, честолюбивым рыцарем, все помыслы которого были обращены к грядущим битвам. И любые сомнения, касавшиеся его возможных тайн, она полностью отмела.

Удовлетворенный ее оценкой, отец дал ей приказ прекратить наблюдать за ним. Ее внимание к молодому рыцарю было замечено другими, и отец не хотел возбудить подозрения сэра Артура.

Анна не стала ему сообщать, что он несколько запоздал со своими указаниями.

Освобожденная от своих обязанностей, весь день она оставалась в своей комнате. Хотя больше всего Анна любила находиться в кругу своей семьи и в зале, полном членов клана, сегодня выдался редкий случай, когда она предпочла уединение. К тому же она опасалась, что ее плохое настроение привлечет нежелательное внимание матери и сестер. Более того, она все еще чувствовала себя уязвимой и опасалась столкнуться с Артуром после их поцелуев.

Возможно, с ее стороны это было трусостью, но она нуждалась в передышке, чтобы подумать обо всем. В уме она снова и снова проигрывала случившееся и все больше убеждалась в том, что не ошиблась. Артур не мог ее целовать так, если ничего к ней не чувствовал. Он хотел заставить ее думать, что за поцелуем ничего нет, кроме грубого желания, кроме похоти, но в сердце своем она знала, что он лгал.

Почему он хотел оттолкнуть ее? Его холодные и жестокие слова были намеренными и рассчитанными на определенную реакцию. Но он не был бесчувственным. Скорее наоборот.

Никогда прежде Анну не привлекали воины, но в случае с Артуром происходило нечто прямо противоположное. Его закаленное в боях тело олицетворяло то, что она ненавидела: мощь, силу, войну, разрушение. Но в его объятиях она чувствовала себя в безопасности и совсем забывала о войне и битвах.

А его рисунок? Это было самым удивительным. То, что рука, которая так ловко владела мечом и копьем, могла так прекрасно рисовать…

Артур Кемпбелл нетипичный воин. В нем есть нечто большее. Она почувствовала это с самого начала. Не то, что он скрывал, но какую-то необычную напряженность, какое-то беспокойство, бурлящее под внешней безмятежностью, все это выделяло его из других.

Возможно, этот намек на одиночество и печаль и привлекали ее к нему. Даже со своим братом и другими воинами он казался вполне удовлетворенным своей отчужденностью.

Но каждый в ком-нибудь нуждается. Никому не хочется быть одному.

Анна почувствовала слабый проблеск надежды в своей боли. Она обняла и прижала к груди щенка, свернувшегося клубочком у нее на коленях, и поцеловала его головку, покрытую мягкой шерстью.

Может, как и Сквайр, он всего лишь нуждался, чтобы кто-нибудь дал ему шанс. Кто-нибудь, способный дать ему немного тепла.

К следующему утру Анна почувствовала себя гораздо лучше, почти самой собой. За завтраком она села на привычное место на помосте рядом с братом Аланом.

Каждый раз, когда кто-нибудь входил в комнату, сердце ее делало скачок. Она очень хотела увидеть Артура. Ей не терпелось убедиться в своей правоте. Она должна понять, равнодушен ли он к ней или только хочет таким казаться.

По мере продолжения трапезы Анна все больше волновалась, потому что Артур не появлялся. Когда собрались его братья и остальные Кемпбеллы, ее сердце, яростно бившееся в груди, вдруг болезненно сжалось.

К несчастью, ее странное поведение не осталось незамеченным.

— Его здесь нет, — сказал Алан, положив ей руку на плечо.

Анна вздрогнула и отвела взгляд от двери.

— Кого нет?

Но жаркий румянец, заливший щеки, выдал ее.

Брат нежно сжал ее руку.

— Кемпбелла.

По-видимому, его догадка была правильной.

Анна изобразила бледную улыбку, не позаботившись притвориться равнодушной. Ее интерес к этому рыцарю не прошел незамеченным.

— Я только хотела попросить его оказать мне услугу. Сквайр все утро хандрил и скулил, и я думала уговорить сэра Артура взять пса с собой, когда он поедет сегодня верхом.

Алан посмотрел на нее так, что она поняла: ее неубедительное объяснение не обмануло его.

—Ты можешь найти для этой цели кого-нибудь другого.

Голос Анны дрогнул.

— Что ты хочешь сказать?

Она пыталась овладеть собой, но уже догадалась, что имел в виду Алан.

— Кемпбелл отбыл с Юэном патрулировать южные границы между замками Глассери и Дантрун. Отец подозревает, что Макдональды опять что-то замышляют. Возможно, его здесь не будет несколько дней, а вероятно, и недель.

Уехал. Он уехал. Как он мог уехать, не сказав ей ни слова, после всего, что они испытали вместе?

Сердце сжимало все сильнее и сильнее, так, что стало казаться, что оно вот-вот разорвется.

— Понимаю, — ответила Анна шепотом.

Господи, как же глупо она себя ведет!

Глаза Алана, устремленные на нее, прищурились.

— Что-то случилось? Он что-нибудь сделал?

Она яростно тряхнула головой.

— Ничего. Ничего не случилось. Ничего существенного.

Она высвободила руку из ладони брата. Ей хотелось свернуться клубочком или исчезнуть совсем. Но она не могла этого сделать.

— Что он для тебя, Анни, любовь моя? Ты к нему неравнодушна? Я полагал, что ты просто оказываешь услугу отцу.

Она и не знала, что Алану известно о ее необычном задании, но, впрочем, это открытие ее не особенно удивило. По мере того как старел их дед и хворал отец, Алан брал на себя все большую и большую ответственность. Она гадала о том, как много ему было известно. Она подозревала, что не все, а иначе он не был бы так спокоен.

— Я этим и занималась, — заверила она брата. — И он для меня ничего не значит, — сказала она, веря, что в этот момент так и думает.

Ее первое впечатление было правильным: Артур Кемпбелл — человек, всегда готовый удалиться. Она никогда не имела бы с ним спокойной жизни, о которой мечтала.

— Ты неважно выглядишь. Что с тобой творится?

Артур старался сдерживать раздражение и не показывать его, но Максорли обладал сверхъестественной способностью задеть самое чувствительное место. Да ничего с ним не творится, черт возьми!

Однако за те десять дней, что он провел вдали от замка Данстаффнэйдж, он не знал ни одной ночи покоя. В его сны постоянно вторгалась девушка с огромными синими глазами и золотистыми, как мед, волосами. Девушка, образ которой продолжал преследовать его.

Анна всегда казалась такой счастливой. И именно это в первую очередь и привлекло Артура в ней, Но он сделал ее печальной. Сказать по правде, когда он так жестоко остудил ее пыл, она выглядела сокрушенной. Он надеялся, что Анна больше не питает к нему нежных чувств. Потому что это было бы глупо. Очень глупо.

Артур стиснул зубы. Похоже, Анна вторгалась не только в его сны, но и в мысли. Она стала его наваждением.

Артур не понимал, почему не может перестать думать о ней. Он уехал, что делал всегда, как только замечал, что женщина начинала питать на его счет какие-то надежды, но на этот раз лекарство не сработало. И это держало его в постоянном раздражении.

— Приятно тебя видеть, Ястреб.

Артур внимательно оглядывал в лунном свете крупного островитянина, отмечая про себя на его лице под черными отметинами, нанесенными углем, морщины, следы усталости и напряжения. В дополнение к черненым латам и темному пледу воины Хайлендской гвардии имели обыкновение чернить углем лица, что помогало им ночью слиться с темнотой и бесшумно и незаметно двигаться среди теней.

— Не задать ли мне такой же вопрос тебе?

Человек, стоявший рядом с Эриком Ястребом Максорли, издал резкий звук, напоминающий смех, но в этом смехе скорее слышалось презрение, чем веселье.

—Жена Ястреба держит его за причиндалы. Она вот-вот должна родить, и теперь он подпрыгивает от каждого звука, думая, что это прибыл чертов гонец. — Лахлан Макруайри, известный среди Хайлендской гвардии под воинским прозвищем Аспид, с отвращением покачал головой: — Это чертовски умилительно!

Ястреб усмехнулся:

— Моя жена может делать с моими причиндалами все, что угодно, когда ей заблагорассудится. Посмотрим, что будет с тобой, когда ты женишься.