— А ваша мама?

— Ее семья владеет поместьями на Севере. Это очень старинная семья, она прослеживает свое происхождение на столетия назад. Они считают себя ровней Невиллям и Перси, которые охраняли Север от шотландцев. У них хранятся портреты воинов, которые сражались в Войне Роз[8] и еще раньше против пиктов[9] и шотландцев. Они полагают, что мама вышла замуж за человека, строго говоря, стоящего ниже ее на социальной лестнице. На самом деле, она заботится об отце и обо мне, своем единственном сыне.

— Хорошо представляю ее. Суровая леди.

— Она хочет нам только самого лучшего. Все дело в том, что мы не всегда соглашаемся с этим, и тогда начинаются конфликты. Если бы она могла избавиться от убеждения, что ее кровь несколько более голубая, чем у моего отца, если бы могла понять, что каждый из нас вправе делать то, что он хочет, а не то, что она считает лучшим… она была бы чудесным человеком.

Я взглянула на часы и сказала:

— Спектакль подходит к концу.

Мы вышли на улицу, до театра было совсем недалеко. Прежде, чем мы расстались у дверей, он взял меня за руку и внимательно посмотрел на меня.

— Мы должны еще встретиться, — сказал он. — Мне было очень приятно провести с вами время. И я хотел бы узнать еще что-нибудь из истории театрального мира.

— А я с удовольствием услышала бы еще о римских реликвиях.

— Мы должны условиться, верно?

— Да.

— Когда будет следующее дневное представление?

— В субботу.

— Значит, до субботы?

— Мне это подходит.

С легким сердцем я направилась в гардеробную.


Там была Марта.

— Зал не слишком хорош, — сказала она, — никогда не любила дневные спектакли. Ничего похожего на вечерние. Не все билеты проданы. Дезире это не нравится. Больше всего она не любит играть перед полупустым залом.

— Он действительно полупустой?

— Нет, просто не совсем заполнен. Она такое сразу замечает. Наметанный глаз. Она более чувствительна к аудитории, чем большинство актеров.

Однако, вопреки расчетам Марты, мама была в хорошем настроении.

— Джеффри поскользнулся, когда обнимал меня, напевая «Я бы любил тебя до сих пор, если бы ты оставалась девушкой из магазина», он зацепился и оторвал мне пуговицу от платья.

— Он неуклюжий нищий, этот Джеффри, — заявила Марта, — я полагаю, что он выглядел совершеннейшим глупцом.

— Но не для них. Половина публики влюблена в его золотые волосы и лихие усы. Ну, поскользнулся, что особенного? Это только делает его человечнее. Они приходят, чтобы увидеть его, так же, как меня.

— Ладно, Ноэль пришла, чтобы вместе с нами поехать домой.

— Это очень мило, дорогая. Хорошо провела время?

— О, да, замечательно!

— Пора идти, — сказала Марта. — Не забывайте, что вечером снова спектакль.

— Ох, лучше не напоминай, — вздохнула мама.

У выхода ее поджидали несколько человек, жаждавших еще раз взглянуть на Дезире. Она обменялась с поклонниками улыбками и несколькими словами.

Томас помог ей сесть в экипаж, мы с Мартой заняли места рядом. Она весело помахала рукой поклонникам, а когда тронулись с места, откинулась на сиденье, полуприкрыв глаза.

— Купила что-нибудь? — спросила она меня.

— Нет, ничего.

Я чуть не проговорилась, что встретилась с Родериком Клэверхемом, но в последний момент удержалась. Я не поняла, как она отнеслась к тому, что я привела его в дом. Она все обратила в шутку, но мне показалось, что все же ситуация ее смутила. Свою жизнь она сделала свободной от условностей и предоставляла такую же свободу другим. Она жила, как ей нравилось, и я часто слышала, как она говорила: «Если никому не причиняешь вреда, что в этом дурного?»

Я перевела разговор на дневное представление, об этом она была готова говорить всегда. Потом мы свернули на дорогу, и лошадь навострила уши, что она всегда делала в этот момент, и сорвалась бы в галоп, если бы Томас не удержал ее.

Мама сказала:

— Она чует приближение дома, ну не замечательно ли?

Мы почти приблизились к дому, когда это случилось. Перед самым носом лошади дорогу перебежала девушка. Я не успела сообразить, что, собственно, произошло. Томас попытался свернуть в сторону, но, тем не менее, девушка упала на мостовую.

Томас осадил лошадь и спрыгнул с козел. Мама, Марта и я вышли из экипажа.

— Боже мой! — вскричала мама, — она разбилась!

— Она угодила прямо под копыто Рэнджера, — сказал Томас.

Он приподнял девушку.

— Она сильно пострадала? — озабоченно спросила мама.

— Не знаю, мадам, полагаю, что не очень.

— Подними ее скорее, — сказала мама, — надо вызвать доктора.

Томас отнес молодую женщину в дом и положил на кровать в одной из свободных спален.

Прибежали миссис Кримп и Кэрри.

— Что случилось? — закричала миссис Кримп. — Несчастный случай? Боже всемилостивейший! Что творится в мире!

— Миссис Кримп, нам нужен доктор, — заявила мама. — Томас, скорее привези доктора Грина. Бедная девушка, она такая бледная.

— Она выглядит так, что ее можно сбить с ног перышком, не нужно конного экипажа, — заметила миссис Кримп.

— Бедная девочка, повторила мама.

Она положила руку на лоб девушки и откинула волосы с ее лица.

— Такая молоденькая! — добавила она.

— Думаю, какое-нибудь горячее питье пойдет ей на пользу, — предложила я, — и побольше сахара.

Девушка открыла глаза и взглянула на Дезире. Я увидела на ее лице выражение, которое так часто замечала раньше, и испытала гордость, что даже при таких обстоятельствах мама произвела на нее впечатление.

И тут я узнала ее. Это была та девушка, которую я видела возле дома, когда мы возвращались из театра после премьеры.

Значит… она приходила, чтобы увидеть Дезире. Похоже, она была одной из тех девушек, что обожают знаменитых актрис и мечтают стать такими же, как они.

— Похоже, это одна из твоих почитательниц, — сказала я Дезире, — я уже видела ее раньше… возле дома… она поджидала тебя.

Даже в такой момент маме льстило обожание публики.

Принесли горячий чай, и мама держала чашку, пока девушка пила.

— Так-то лучше, — сказала мама. — Скоро придет доктор. Он посмотрит, есть ли какие-нибудь повреждения.

Девушка чуть приподнялась, и мама сказала успокаивающе:

— Лежите. Вам надо отдохнуть здесь, пока вы не будете в состоянии уйти. Вы получили основательную встряску.

— Я… со мной все в порядке, — пробормотала девушка.

— Не совсем… во всяком случае, вам еще рано вставать. Вы останетесь здесь до тех пор, пока мы не позволим вам уйти. Вы не хотите послать записку кому-нибудь… кто будет волноваться о вас.

Она покачала головой и невыразительным голосом, который сразу выдал состояние ее дел, сказала:

— Нет… У меня никого нет.

Ее губы задрожали, и я увидела, как в глазах мамы засветилось глубокое сочувствие:

— Как вас зовут? — спросила она.

— Лайза Финнелл.

— Вот что, Лайза Финнелл, ты останешься здесь по крайней мере на эту ночь, — ответила мама. — Но сначала мы дождемся доктора.

— Не думаю, что у нее серьезные повреждения, — сказала Марта. — Это шок, вот что это такое. А у вас сегодня вечером спектакль. Вы знаете, как сказываются эти дневные представления.

Девушка с интересом прислушалась. Я пришла к выводу, что она пострадала не так уж сильно.

Когда пришел доктор, он подтвердил это.

— Она получила лишь несколько царапин, — сказал он после осмотра. — Конечно, она в шоке. Через день или два все будет в полном порядке.

— Я предложила ей остаться здесь на ночь, — сказала мама.

— Хорошая идея. А что ее семья?

— Похоже, у нее никого нет.

— Что ж, в таком случае, самое лучшее для нее, это остаться. Я пропишу ей успокоительное, чтобы она хорошо спала всю ночь.

— А теперь, — заявила Марта, — нам самим надо отдохнуть, иначе мы разочаруем наших зрителей. Они придут, чтобы увидеть мадам Дезире, а не ее дублершу Джанет Дэр.

— Бедная Джанет, — сказала мама, — ей так хочется получить шанс, чтобы показать, на что она способна.

— Все знают, что она может делать, и это недостаточно хорошо.

После того как мама уехала в театр, я прошла к нашей гостье и остановилась возле ее постели.

— Вы так добры ко мне, — сказала девушка.

— Это единственное, что мы можем сделать. А как все произошло?

— Это моя вина. Я была так беспечна и нетерпелива. Просто не сообразила, что экипаж еще движется. Я так восторгаюсь Дезире. «Графиню Мауд» я смотрела три раза… с галерки, конечно. Большего не могу себе позволить. Дезире чудесна!

— Так думает множество людей.

— Я знаю. Она ведь на вершине, не так ли? А вы ее дочь…

— Расскажите о себе. Чем вы занимаетесь?

— Сейчас ничем.

— Вы хотели бы стать актрисой? — высказала я предположение.

— Вы угадали.

— Этого хотят очень многие. Знаете, многие люди, видевшие маму на сцене, думают, что у нее чудесная жизнь. На самом деле это чудовищная, тяжелая работа. Поймите, это все нелегко.

— Я понимаю. Но я всегда хотела быть на сцене.

Я посмотрела на нее с сожалением.

— Я могу играть, петь, танцевать, — сказала она убежденно, — уверяю вас, я могу делать все это.

— Вы уже пробовали свои силы?

— В любительской драме. Я была ведущей актрисой в нашей труппе.

— Это совсем другое, — сказала я мягко. — Сколько вам лет? Простите, что расспрашиваю, словно театральный агент.

— Мне бы так хотелось, чтобы вы были им. Я понимаю, что, благодаря матери, вы много знаете о театре. Мне семнадцать, и я чувствую, что больше нельзя терять времени.

— Давно вы в Лондоне?

— Три месяца.

— И чем занимались?

— Пыталась найти агента. Они не проявили интереса. Они даже не позволили мне показать, что я умею делать, ведь у меня нет опыта.

— Откуда вы приехали?

— Из местечка, которое называется Уаддингтон. Это всего лишь маленькая деревня. Никто о ней и не слышал, кроме тех, кто там живет. Это недалеко от Херфорда. Там у меня не было никаких шансов. Все, что я могла, это петь в церковном хоре.

— Понимаю.

— Когда я увидела вашу маму в «Графине Мауд», я захотела стать такой, как она. Я прямо-таки ощущала, как она покоряет аудиторию.

— Итак, вы оставили это место, неподалеку от Херфорда. А что ваша семья?

— У меня нет ни семьи… ни дома. Мой отец арендовал маленькую ферму, и мы жили довольно сносно, пока он не умер. Мама моя умерла, когда мне было пять лет, и я ее почти не помню. Я хозяйничала по дому и немного помогала на ферме.

— Значит, вы в Лондоне уже три месяца и находитесь в том же положении, в каком приехали?

— Только стала много беднее.

— Боюсь, что в вашей истории нет ничего необычного. Так много людей приезжает покорять Лондон, и лишь немногие добиваются успеха.

— Я знаю. Но буду и дальше пытаться.

— Понимаю, что вы чувствуете, — сказала я, — но сейчас вам надо отдыхать. Думаю, вам следует принять успокоительное и поспать. Но сначала вы должны поесть. После еды вам самой захочется заснуть.

— Вы так добры!

Я оставила ее и прошла на кухню. Все захотели услышать, что случилось, и жадно выслушали мой рассказ.

— Мисс Дэйзи Рэй так добра, — сказала миссис Кримп, — представляю, в каком она была состоянии, когда ее экипаж сбил эту бедняжку.

— Можете быть уверены, — ответила я, — что она сделает все, что в ее силах, чтобы помочь ей. Отнесите ей что-нибудь поесть.

— Я отнесу ей немного супа, — вызвалась Джейн.

Я вернулась к Лайзе Финнелл и сказала, что сейчас принесут еду. И тут же вошла Джейн. Она с интересом рассматривала Лайзу. Ей хотелось поболтать. У них было что-то общее: у обеих перехватывало дыхание от мысли, что можно добиться такой славы, какая была у Дезире.

— Здесь все так добры, — сказала Лайза Финнелл.

— Это все благодаря мисс Дэйзи Рэй, — заметила Джейн, — она всегда такая.

Джейн ушла, и Лайза Финнелл с наслаждением съела все, что принесла Джейн. Я подумала, ела ли она до сих пор досыта. Я представила, как она старалась перебиться на свои деньги — потому что была уверена, что их у нее не так много. Наверное, она постоянно размышляла, на сколько их еще хватит, с надеждой и отчаянием, сменяющими друг друга. Бедная девушка!

Я дала ей успокоительное.

— Это поможет вам заснуть. Утром вы будете чувствовать себя лучше.