Гэлен Фоули - Дочь пирата

Король долгую минуту смотрел на него сверху вниз.

— В это я верю, — объявил он, бросив Дариуса спиной на плиты. Упершись кулаками в бока, Лазар высился над ним, как гневный Иегова. Ногу он поставил Дариусу на грудь.

Сантьяго расхотелось драться. Он так устал, что даже плиты показались ему удобным ложем.

— Ответь мне на один вопрос, — угрожающе потребовал Лазар.

— Какой? — Дариус приподнял голову.

— Ты любишь ее?

Дариус снова уронил голову на прогретый солнцем камень.

— Так ты любишь ее? — переспросил король.

— А с какой стати, по-вашему, я отправился убивать Наполеона? Я хотел освободить ее!

— Ты понимал, что не вернешься оттуда живым!

— Понимал.

— И все же отправился в Милан.

— Да! Я люблю ее! Что вы хотите знать? Я люблю ее больше жизни.

Король скрестил руки на мощной груди и погладил подбородок, продолжая яростно сверлить взглядом поверженного зятя. — Право, меня тошнит от тебя, Сантьяго.

— Взаимно, сир.

— Сантьяго.

— Что?

— Если ты так сильно любишь мою дочь, что готов умереть за нее, какого черта ты не попросил у меня ее руки?

— Потому что вы сказали бы «нет», — устало отозвался Дариус.

— Неужели?

— Возможно, вы сказали бы «да» из чувства благодарности, в расплату за пулю, которую я получил вместо вас.

— Я — король. — Лазар покачал головой. — Ты гордый упрямый дурак, манифико[6]. Я сказал бы «да» и был бы счастлив. — Король снял ногу с груди Дариуса и подал ему руку, чтобы помочь встать.

Дариус настороженно смотрел на него. Слишком настороженно, чтобы шевельнуться.

— Вы сказали бы мне «да»? Мне?!

Лазар лишь мягко хмыкнул и грустно покачал головой. Рука его осталась протянутой.

— Вставай, сын.

— Ты поможешь мне все тут убрать? Правда? Да, конечно, ты же хороший котеночек, — нежно говорила принцесса пушистому белому котенку.

Тот, урча, подъедал остатки завтрака Дариуса, который Серафина швырнула о стену много часов назад.

День близился к закату. В желтой вилле и вокруг нее царила тишина.

Пока котенок пировал, принцесса грустно оттирала мокрой тряпкой стену и думала лишь о том, какое гадкое впечатление, наверное, произвела на Дариуса ее детская истерика. Он знал настоящий голод, а тут она бросает блюдо с хорошей едой через всю комнату, так что теперь та годится только для кошки…

«Испорченная балованная девчонка!» — подумала Серафина, полная презрения к себе.

Серафина понимала, что после всех своих нынешних признаний Дариус не захочет встречаться с ней. Но она не собиралась покидать его… Ни сейчас, ни потом… никогда! Он больше не останется в одиночестве. Ему не придется вновь одному сражаться с демонами своего прошлого. Принцесса любила в Дариусе и блестящего рыцаря, и маленького заброшенного мальчишку. Наконец-то Серафину хотели и нуждались в ней ради нее самой! Теперь у нее есть цель жизни — стать его спутницей и опорой.

Закончив с помощью котенка уборку погибшего завтрака, Серафина отправилась искать образок Богоматери, который Дариус в безумном порыве сорвал с себя.

Она нашла образок у двери и положила в карман, предвкушая, как снова наденет образок на Дариуса.

Взволнованная, скучающая, она ходила из комнаты в комнату, томясь одиночеством, ожидая возвращения Дариуса.

Внезапно она услышала топот копыт и крики пятерых ее охранников. Это не мог быть Дариус, потому что голоса звучали враждебно. Серафина вздрогнула, а глаза ее гневно сверкнули.

За окном звучала русская речь.

В парусиновой палатке неподалеку от места боя Дариус участвовал в роскошном ужине в честь героев — вместе с королем, кронпринцем и высшими офицерами. Все поздравляли его с женитьбой.

Вдруг оказалось, что все страшно за него рады! Дариус не знал, как сказать им, что уже почти разрушил свой брак.

Мысли Дариуса то и дело возвращались к жене, а между тем его сотрапезники обсуждали бой и соглашались в том, что защита Асенсьона организована лучше, чем ожидалось. Рэйф начал бахвалиться и кричать, что когда Вилльнев явится к острову, захватить адмирала будет проще простого. Лазар, однако, высказал мнение, что Вилльнев, зная хладнокровие и опыт Горацио Нельсона, едва ли прибудет сюда из Вест-Индии.

Наконец Дариус убедил принца признаться отцу и рассказать ему о Джулии и туннелях.

Лазар все еще кричал на своего отпрыска, когда Дариус, посмеиваясь, распрощался с ними. Ему хотелось побыть наедине со своей печалью, представить, как он войдет в опустевшую желтую виллу.

Настроение Дариуса не улучшила долгая поездка домой на одолженном жеребце. Дариус был мрачен и рассеян. Он устал от событий дня, слишком сытно поел и теперь направлялся домой не спеша, ибо страшился, что на вилле никого не застанет.

Жаркий день к вечеру стал прохладнее. Дариус приближался к желтой вилле, и в нем нарастало тревожное ожидание: застанет ли он там свою жену?

Перспектива возврата к старой жизни, без Серафины, казалась невыносимо беспросветной. Но решит ли она остаться или уехать, он примет ее выбор стоически.

Солнечное сияние гасло. Небо на западе тускнело. Сумерки сгущались. В полном изнеможении Дариус въехал в высокие кованые ворота, провел коня в конюшню, и сердце его упало. Нигде ни души. Ни огонька в окнах.

Все уехали.

Сунув руки в карманы, Дариус вышел на мощенный булыжником двор и посмотрел на купленный им дом. Господи, как же туда войти? Это невыносимо!

«Нет, — сказал он себе. — Все идет как надо. В сущности, я не заслужил Серафину. Она для меня слишком высокого происхождения, слишком красивая, слишком чистая. Ей будет лучше без испанского безумца».

Резким движением Дариус встряхнулся, заставляя себя войти в пустой дом. Медленно он одолел ступеньки крыльца и распахнул входную дверь.

Ступив через порог в полутемный холл, он услышал стук одновременно со вспышкой боли в голове.

Слишком поздно до него дошло, кто пришел сдержать обещание.

Последовал еще один удар.

Слава Богу, что она уехала!

«Наконец-то, — успел подумать Дариус, погружаясь в небытие, — нашелся кто-то, способный меня убить. Кто-то очень умелый».

У нее была возможность проскользнуть в заднюю дверь и убежать через подземный ход в туннели, которые выведут в безопасное убежище. Но, услышав крики и выстрелы и поняв, что охранявших ее солдат убили, Серафина оставила мысль о бегстве.

Скоро вернется домой Дариус. Она понимала, что им нужен именно он. Кто-то должен его предупредить.

Поэтому она осталась.

С трудом забравшись в похожий на фоб тайник под ковром в розовой спаленке, принцесса притихла. Там было темно, тесно и пыльно, и как удалось ей не вскрикнуть и не чихнуть, пока обыскивали ее комнату, она и не поняла сама.

Тяжелые русские сапоги прошлись почти по ее спине. Серафина ощутила, как задрожал над ней деревянный пол. Два человека разговаривали наверху, осматривая комнату, затем ушли, и все стихло.

Она понимала, что Анатоль наверняка где-то в доме, нутром ощущала его леденящее присутствие.

Принцесса молилась лишь о том, чтобы Дариус задержался. Однако она размышляла и о том, что делать, если он все-таки приедет. Серафина прикидывала, какое оружие есть в ее распоряжении, и спрашивала себя, как поступил бы в этой ситуации ее безжалостный хитроумный муж. Ответ она знала заранее: он сделал бы все, что необходимо.

Если бы только Дариус как-то дал знать о своем прибытии… шумом… чем-то еще. Тогда Серафина закричала бы чтобы предупредить его. Однако она сообразила, что он появился, лишь когда послышались звуки борьбы. Они уже схватили его.

Тихо-тихо Серафина выбралась из своего укрытия и быстро подготовилась к своей дерзкой самоубийственной миссии. Сердце ее билось у самого горла. Руки дрожали. Она просила Бога, чтобы ее решение не привело к смерти их обоих.

Осторожно пробираясь вдоль стенки в холл, а потом бесшумно спускаясь по лестнице, Серафина слышала, как издевается над ними Дариус, как дразнит их во время допроса… или пыток… Она не хотела сейчас об этом задумываться.

Голоса доносились из библиотеки. Принцесса не понимала ни слова из их спора, потому что он велся на русском, но тон… вызывающий тон Дариуса не оставлял у нее сомнений: его приперли к стенке, и он это знал.

«Я иду на помощь», — мысленно сказала ему Серафина.

«Дариус».

Голова гудела, челюсть ломило от боли, в глазах потемнело, и все кружилось… Может, этим объяснялся милый щекочущий шепот, который — он готов был в этом поклясться — звучал в его голове. Ее голос!

«Мой Дариус, я здесь, с тобой».

Иллюзия утешала, и он лишь насупился, когда над ним нависли двое самых здоровенных русских великанов, каких доводилось ему видеть. Два огромных блондина, выбранных генералом Туриновым. У Дариуса хватило бы дерзости поиздеваться над русским князем по поводу того, что тот по бедности привез с собой лишь двоих, если б не тот факт, что он, а не они, был привязан к стулу. Туринов маячил перед ним, вперив в него свирепый взгляд ледяных голубых глаз.

— Итак, Сантьяго, ты думал, что я позволю тебе выставить меня болваном перед всем миром? А теперь я еще узнал, что ты написал обо мне моему кузену-царю. — Генерал чуть кивнул в его сторону и отступил назад.

Один из гигантов начал снова обрабатывать пленника. Дариус стиснул зубы, чтобы не закричать. Ожидая окончания этого круга «переговоров», Дариус лишь гневно смотрел прямо перед собой, выше мощных ляжек гиганта, силой воли заставляя себя стоически переносить удары. Именно в этот миг на пороге возникло прекрасное видение. Для него — второе за день.

Увидев ее, Дариус перестал ощущать боль. «А-ах!» Тело его так обмякло на стуле, словно Серафина явилась нежно обнять его и велеть этим мерзавцам удалиться. Как прекрасно, что она лишь галлюцинация, порожденная несколькими ударами по голове.

«Ангел!»

Дариус улыбнулся ей, довольный и слегка шокированный видом, в котором решила объявиться его богиня для своего интимного визита к нему. Если днем на ступенях лестницы она выглядела невинным светлым ангелом, то сюда пришла Серафина, которую он осмеливался воображать себе лишь в жарких ночных мечтах.

На ней был совершенно непристойный полупрозрачный пеньюар темно-алого цвета, с длинными струящимися пышными рукавами и очень низким вырезом, почти целиком обнажавшим сливочно-белую грудь. Черные локоны принцессы водопадом струились по плечам. В руке опасно раскачивался хрустальный бокал.

Это была роковая обольстительница во всем своем эротическом великолепии, роскошная сирена, плод его воспаленного воображения… тигрица, которую Дариус выпустил на волю нынче днем во время их невероятного последнего свидания.

Дариус наблюдал, как ее стройное, манящее округлыми изгибами тело лениво замерло в дверях. Серафина приняла соблазнительную позу.

— Э-хм! — кашлянула она, и голос ее прозвучал на редкость реально.

Все трое русских разом обернулись.

— Что вы делаете в моем доме? — холодно осведомилась она, надменно подняв тонкие черные брови.

Между тем кончики ее изящных пальчиков начали дразнящую игру, теребя кружева, обрамляющие декольте пеньюара.

— О Господи! — простонал Дариус.

Один из гигантов, заикаясь, попытался что-то произнести. Глаза Анатоля изумленно расширились.

Излучая необычайную чувственность, которую, по предположению Дариуса, Серафина могла усвоить, лишь годами наблюдая придворных дам, принцесса принялась за дело, прежде чем кто-либо из русских, этих тупых мужланов, сумел очухаться.

Она разила наповал.

Походка ее была просто зазывным предательством: принцесса заструилась к ним. Алый шелк, как марево, колыхался вокруг ее длинных ножек, бледное лицо застыло мраморной маской изысканно холодной красоты.

— А-а, я вижу, вы отыскали моего гулящего муженька. Дариус с ужасом увидел, как беспечно и легко Серафина оттолкнула со своего пути белокурых русских гигантов, словно это были большие и глупые пахотные лошади, и подошла к нему. Изящно выгнув руку, она раскачивала перед его лицом, как маятник, образок с изображением Богоматери.

— Откуда это взялось, а? Нет, не трудись объяснять. Я до смерти устала от твоего вранья.

С насмешливой улыбкой принцесса накинула цепочку ему на шею, причем рука ее тайной лаской коснулась его затылка, явно стремясь успокоить. Когда Серафина отступила, Дариус с растерянной мольбой посмотрел ей в глаза: «Уходи! Беги отсюда! Ты что, хочешь погибнуть?»

Туринов рассмеялся.

«Он не купился на твою игру», — попытался сказать ей Дариус без слов, глазами. Но увидел, что Серафина только начинает свой спектакль.

Гиганты безмолвно уставились на его жену, а та повернулась к Туринову и, сложив руки под грудью, бесстыдно выставила ее ему на обозрение.

— Что вы собираетесь с ним делать? — скучающе осведомилась она.