Наталья Павлищева - Дочь Роксоланы. Наследие любви

Еще Ибрагим-паша в его бытность Великим визирем советовал Повелителю ходить переодетым по Стамбулу, чтобы увидеть настоящую шумную жизнь города. Но Сулейман посчитал это ниже своего достоинства. Сам Ибрагим Фрэнк так поступал, это помогало немного лучше знать и город, и империю. Для Сулеймана было достаточно докладов советников.

Михримах воспитана отцом и тоже не считает нужным заглядывать за ворота Сераля кроме как для охоты или развлечения. Там, за воротами, для Михримах незнакомый и нежеланный мир.

– Султанша, не желаете сами съездить на рынок?

– Зачем?

– Посмотреть украшения.

– Фи! – пожала плечами Михримах. – Мне принесут их сюда. Сегодня придет Абдулла с браслетами, он обещал.

– Абдулла принесет только то, что посчитает нужным. А на рынке вы посмотрите браслеты, изготовленные другими мастерами.

– Мне нравится то, что делает этот мастер.

– Мне тоже, но лучше, если вы увидите и другие. Хотя бы для сравнения.

Всегдашнее спокойствие Рустема-паши очень нравилось Повелителю, но буквально выводило из себя Михримах, которая предпочитала, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней, и терпеть не могла чьего-то превосходства в любом вопросе или споре. В мире существовали всего двое, кому она могла уступить, – султан и Роксолана. Иногда уступала Мехмеду, но только иногда. Рустем в число этих избранных не входил, ему полагалось быть на ступеньку ниже, и то, что он муж, положения не меняло. Толковых бывших рабов в империи много, а вот принцесса одна. Разие, рожденная Михримах, не в счет, она не способна конкурировать с дочерью Хуррем!

– Разве вам, султанша, не любопытно?

Любопытство – не последняя черта в характере Михримах, но не возразить мужу она просто не могла.

– Но там толпа чужих людей!

– Я буду рядом. Никто не посмеет вас обидеть или доставить неудобство. Мы не будем ходить по рядам, где торгуют чем попало, а в лавках с украшениями не бывает случайных людей.

– Не знаю… Я подумаю.

– Хорошо, только дайте мне знать заранее.

– Зачем?

– Чтобы я в этот день не уехал из Стамбула. Отпускать вас одну в Бедестан действительно опасно.

Юная супруга не сказала ни да, ни нет, но Рустем уже знал, что поедет, и не стал никуда уезжать из города, прекрасно понимая, что Михримах из строптивости отправится в Бедестан сама.

Так и случилось уже на следующий день. Не выбрав ничего из предложенного Абдуллой («такой у меня есть и такой тоже!), Михримах собралась на рынок, не предупреждая мужа.

– Паша, султанша решила съездить в Бедестан.

– Хорошо, Керим, распорядись, как следует. Я пойду незаметно для нее.

Евнух Михримах Касим-ага растерянно разводил руками:

– Госпожа, вас следует сопровождать хорошей охране.

– Ни к чему. Пусть будет обычная, с которой я езжу в гости.

Это был совсем иной мир.

Михримах часто ездила куда-то с отцом, иногда с матерью, иногда с Эсмехан. Но с женщинами они переезжали из одного дворца в другой, почти не встречая жителей, для них освобождали дорогу, убирая с пути любые препятствия и любопытных тоже. Отца же сопровождали толпы придворных и народа, но вокруг стояла тишина. Когда появлялся султан, замирало все. Только восторженный шепот, только дальние (рядом с Повелителем это запрещалось делать, чтобы не испугать его лошадь) выкрики, славящие правителя.

Вокруг Повелителя могло пахнуть цветами из сада, во время походов – конским потом и порохом, но только не запахами обыденной жизни большого города. Потому Михримах не было знакомо то, с чем она столкнулась. Раньше, чем гомон большого рынка, она учуяла запах. Ветерок принес многочисленные, далеко не всегда приятные ароматы. Помимо запахов пищи чуткие ноздри Михримах щекотала обыкновенная вонь людского и лошадиного пота, прогорклого жира, кож и выделки тканей…

Потом султаншу окружили звуки. И это тоже не мелодия оркестра или нежный напев. Люди кричали, лошади ржали, что-то скрипело, тарахтело и громыхало. Но упрямая принцесса вышла из кареты и отправилась прямо в толчею рыночных рядов.

Несчастный Касим-ага не знал, как быть, кричать ли «Дестур!» (внимание), предупреждая, что идет султанша, как это делалось при появлении Повелителя? Он, пожалуй, закричал бы, опасаясь, что Михримах Султан затолкают, но увидел рядом Рустема-пашу, который приложил палец к губам:

– Пусть султанша немного побродит одна.

У евнуха отлегло от сердца. Если муж сам приглядывает за своей строптивой женой, то так тому и быть, мешать не следует.

Рустем действительно шел практически позади Михримах, хотя султанша этого не замечала, охваченная беспокойством, а потом и ужасом. Она не сообразила спросить, где находятся лавки ювелиров, мало того, не приказала пронести себя на носилках в Бедестан – крытый рынок, где каждая лавка отдельно, а сунулась прямо в гущу рядов, где торговали всем подряд и совсем не предназначенным для султанской дочери.

К бедолаге, завидев богатый наряд и почуяв деньги, немедленно пристали несколько торговцев, буквально навязывая свой товар, далекий от ее утонченного вкуса, совали в руки плоды, какую-то одежду, безделушки. Сопровождавшие Михримах евнухи едва успевали отбиваться.

Михримах почувствовала, что от жары, вони и особенно гвалта и бестолкового многолюдства начинает кружиться голова. Она растерянно огляделась вокруг, желая уже только одного – найти дорогу обратно к своей карете, как вдруг услышала рядом голос мужа:

– Султанша, лавки ювелиров внутри рынка, это там. Пойдемте, я покажу.

Михримах даже забыла возмутиться, схватила Рустема за рукав:

– Что здесь творится?!

– Здесь как обычно, просто вы зашли в ряды, куда состоятельные люди не ходят. Пойдемте внутрь, там прохладно, тихо и нет вони.

Внутри действительно было прохладно и тихо, относительно тихо, но по сравнению с уличной торговлей показалось, что очень. К ним тут же подскочил торговец:

– Рустем-паша, что вас интересует?

Глаз торговца любопытно косил на закутанную в ткани женскую фигуру, но спрашивать, кто это, не следовало. Рустем объяснил сам:

– Хадим-ага, султанша желала бы посмотреть на ваши изделия. Чтобы сравнить с теми, что предлагают ей в Серале.

Ювелир не просто согнулся вдвое; он разостлался под ногами Михримах так, что если бы на полу была лужа, замочить ноги не удалось. Уже через десяток секунд она сидела в уютной внутренней комнате лавки перед разложенными на столике подносами со всевозможными браслетами, а сам Хадим-ага поспешно выкладывал новые украшения.

Еще через пять минут перед Михримах лежало все лучшее, собранное в ювелирных лавках Бедестана, славившегося разнообразием своих украшений. У султанши разбегались глаза, она уже поняла, насколько была обделена, пока носила лишь созданное одним ювелиром. Раньше много украшений создавал отец, но со временем глаза Повелителя несколько устали и он предпочел не портить зрение, почти забросив ювелирное дело.

Выбрать было из чего. Понимая, что скоро голова начнет кружиться не от шума или жары, а от изобилия драгоценностей, Михримах покачала головой:

– Только браслеты.

Как по мановению руки феи, все остальное исчезло. И все равно выбрать было трудно, хотелось взять если не все, то очень многое. Выручил снова Рустем, он тихонько посоветовал:

– Султанша, выберите сегодня несколько под определенное колье и еще в подарок кому-то. Если вам понравится, мы еще приедем к Хадиму-аге.

Она вспомнила свое колье в рубинами, достойных браслетов к которому не было, и кивнула:

– Да, конечно.

Михримах быстро выбрала парные красивые браслеты, изящный браслет в подарок Эсмехан и вдруг задумалась о том, как будет платить. Абдулла приносил все во дворец, там расплачивался Касим-ага, а здесь как принято?

Рустем видно уловил ее сомнение, кивнул:

– Я распоряжусь, чтобы оплатили. Еще что-то? Не хотите ли сладостей? Здесь есть хорошие сладости, можем взять с собой…

Из лавки они отправились не туда, откуда пришли, а в другую сторону.

– Я больше ничего не хочу, Рустем-паша. Предпочла бы домой.

Рустем кивнул:

– Как пожелаете, султанша. Мы едем домой, только выйдем с другой стороны, там тише и карета уже там.

Он успел распорядиться, чтобы карету перевезли к другому выходу, тому, куда и следовало подъехать с самого начала. Здесь не было толпы, не кричали и не хватали за платье, предлагая какую-то снедь…

В тот же день Михримах рассказывала матери о своем посещении Бедестана. Хуррем Султан удивлялась:

– Но почему ты подъехала к рынку с другой стороны? Рустем-паша, как вы позволили Михримах Султан идти туда?

Рустем только усмехнулся:

– Я чуть задержался, а Михримах Султан решила, что я уехал без нее, и отправилась сама. Но я быстро догнал супругу. Зато она посмотрела другой Бедестан. Все обошлось хорошо.

Роксолана мгновенно все поняла и с улыбкой поинтересовалась у дочери:

– Поедешь еще?

Михримах, не задумываясь, фыркнула:

– В этот кошмар? Ни за что!

И встретилась взглядом с мужем. На мгновение, всего на мгновение в его глазах мелькнуло настоящее презрение, но Рустем-паша всегда умел держать себя в руках, он никому не давал спуска, отвечая остротами, хотя Михримах не высмеивал никогда, предпочитая уходить от разговора. Вот и теперь лишь усмехнулся, больше не глядя на нее:

– В Бедестане слишком жарко и шумно для султанши.

Роксолана перевела взгляд с дочери на зятя и обратно. И как он терпит ее капризы?

Когда Михримах ушла к Эсмехан делиться подарком, Роксолана поинтересовалась у зятя:

– Почему вы не приструните свою супругу, Рустем-паша? Я ожидала, что вы легко справитесь с Михримах Султан.

Тот склонил голову:

– Мне не нужна война в собственном доме, султанша.

– Но она же строптива!

– Когда-нибудь Михримах Султан надоест капризничать.

Роксолана только покачала головой:

– Дай Аллах вам терпения…

Конечно, Михримах сказала, что больше не появится в Бедестане, только из строптивости. Вернее, она была в ужасе от толчеи и шума вокруг, когда её зазывали к своим столам и лоткам торговцы, от запахов и даже вони, сопровождающей любое скопление людей и смешанную торговлю. Как ни чистили и мыли торговые места специально выделенные слуги, да и сами продавцы, выветрить, например, запах свежевыделанных кож не удавалось даже ветрам с Галаты или Мраморного моря.

Для носика Михримах был вполне привычен запах кожи седел или конского пота, она не чуралась даже вони навозных куч, но вот людские немытые тела…

Но внутри рынка, где лавки ювелиров и других торговцев дорогим товаром, которые, оплатив дорогую аренду, могут позволить себе не выстаивать на солнце, а степенно беседовать с богатыми покупателями в соответствующих условиях, совсем иное дело. Там прохладно, тихо и пахло благовониями и цветами.

Бедестан манил Михримах против её воли, причем те самые дурно пахнущие для носика султанши ряды. Так бывает у детей, когда им страшно и очень хочется сделать что-то недозволенное. Как ни была своенравна принцесса, она понимала, что отправляться туда самостоятельно не стоит. Но как просить мужа после собственного презрительного заявления?

Рустем с интересом наблюдал за колебаниями жены. Он все понял: любопытную Михримах тянуло на рынок, но как осуществить это, она не знала. Паша дал супруге немного помучиться и однажды вечером предложил:

– Султанша, вы не хотите посмотреть новые украшения у Хадима-аги?

Стараясь, чтобы ответ звучал как можно менее заинтересованно, Михримах протянула:

– А у него есть что-то новое?

– Есть. Мы могли бы съездить туда, но если вам страшно от одного воспоминания о Бедестане, то я прикажу ему принести украшения сюда.

– Нет-нет, рядом с вами мне нестрашно.

Рустем сумел спрятать улыбку. Какой она все-таки ребенок! Ему очень хотелось поцеловать Михримах хотя бы просто в голову, прижать к себе, погладить по волосам, по плечам. Но он боялся спугнуть строптивицу, а еще боялся, что не сдержится.

Неудачный первый опыт вынашивания ребенка осложнил отношения; паша понимал: чтобы эта девочка раскрылась, принадлежала ему не только телом, но и душой, нужно действовать очень осторожно и терпеливо. Рустем был готов терпеть, чтобы Михримах ни на мгновение не пожалела о том, что стала его женой.

Повелитель сказал, что нужно ласковое слово. У них получилось немного иначе, но так обычно и бывает. Чтобы приручить дикую лошадь, её сначала захватывают арканом и стреноживают. Но потом нужно терпение и ласка. Если хочешь, чтобы покоренная лошадь стала ручной, нужно доказать ей, что ты не враг, что любишь её и будешь заботиться.

Люди чем-то похожи…

Михримах, став женой, покорилась твердой руке и доверилась мужу, но теперь ему пришлось начинать все сначала. Не его и не её вина, того, что случилось, не изменишь. Рустем не винил Михримах в произнесенных жестоких словах и верил, что у них все будет хорошо, он был готов бережно восстанавливать и её доверие, и вдруг рухнувшее счастье.