— Хорошенькая, а уж волосы… в жизни ничего подобного не видел! И совсем не такая большая, как его сиятельство. Может, походите по моей спине, когда ее опять сведет?

— Буду счастлива походить по вашей спине, Барнакл, — пообещала Мегги.

Старик кивнул, откинул голову и пронзительно завопил:

— Эннис! Тащи сюда свою тощую задницу и сильную спину!

Мегги была уверена, что видит, как уголок губ Томаса дернулся. Но он молчал. Барнакл с трудом потащился к входной двери.

— Судя по его виду, он просто умирает от боли, — заметила Мегги. — Бедняга очень плох?

— Не так, как кажется.

— Но он вот-вот взвоет! Я слышала его стоны. Я еще никогда не сталкивалась с чем-то подобным.

— Очень немногие люди сталкивались с чем-то подобным. Я как-то видел, как он упражняется перед зеркалом, разыгрывая человека, готового вот-вот свалиться без чувств. Он едва не поймал меня, потому что я засмеялся. Не смог сдержаться. Не сомневаюсь, что спина его беспокоит, но в основном это чистое притворство. Он проделывает это с тех пор, как меня еще на свете не было. Старый мошенник, вероятно, переживет всех нас, хотя его спина согнута подковой.

— Зато эффект он производит чрезвычайный, — хмыкнула Мегги.

— Слышу в твоем голосе неподдельное уважение.

— Так и есть. Изумительный старичок. Ты действительно ходил по его спине?

— Когда бы маленьким. Теперь твоя очередь. Он будет стонать, охать, искренне наслаждаться каждым мгновением и непрерывно жаловаться.

— Да, необычный дворецкий. Интересно, что ты скажешь, увидев Холлиса, мажордома дяди Дугласа? Он куда величественнее самого короля.

— Для этого много не требуется.

— Барнакл, — улыбнулась Мегги. — Что за странное имя!

— Ты еще и тысячной доли всех здешних странностей не увидела.

— Томас, почему твоя мать не захотела приехать на свадьбу? Если не считать ее своенравия, разумеется.

Томас взглянул ей в глаза и тихо признался:

— Она не хотела, чтобы я женился.

— На мне?

— Ни на ком. Считает меня чересчур молодым. Но она со временем тебя полюбит. Вот увидишь. Да и как не полюбить тебя?

— Может, ей не нравится, что мой отец — викарий? По ее мнению, я недостаточно знатна для графа?

— Нет, — с циничной ухмылкой бросил Томас, — просто не желает расставаться с браздами правления.

— Но, если так, я могу не…

— Мегги, ты моя жена, графиня Ланкастер, хозяйка Пендрагона. Твой долг и обязанность — заботиться о нем. Не забывай, что сказал твой дядя по этому поводу.

— Не забуду, — прошептала Мегги, оглядывая вестибюль. Ужасным его никак не назовешь. Холодно и мрачно, как в гостиной, но есть некое величие в этом помещении, взмывавшем на три этажа к почерневшим потолочным балкам. С этой огромной высоты свисала гигантская деревянная люстра. Мегги надеялась что веревка, державшая ее, достаточно крепка. Интересно, когда в последний раз проверяли и чистили люстру? Возможно, в те времена, когда замок вновь отстроили после пожара.

Она опустила глаза и нашла, что черно-белые изразцы — настоящее произведение искусства. Правда, следует их хорошенько отмыть, и, вероятно не один раз. Но даже грязь не скрывала их красоты.

По одной стене стояли доспехи, а над ними висело с полдюжины настенных канделябров. Все вместе они выглядели так, словно их не чистили и не полировали лет сто.

Но Томас, казалось, ничего не замечал.

— Доспехи фламандские, — пояснил он, небрежно взмахнув рукой. — Мой дядя купил их у виконта в Суррее. Тот потерял все деньги и был вынужден с ними расстаться. — И, показав на широкую дубовую лестницу, по которой мог бы промаршировать целый батальон, добавил:

— Дом очень старый. Первоначальное здание было выстроено в четырнадцатом веке. Потом к нему прибавлялись новые постройки. Все это было сожжено Кромвелем, а затем создано заново. И двоюродный дедушка, и дядя оставили все в прежнем виде. Правда, здесь гуляют сквозняки, но теперь, когда на меня неожиданно свалились деньги, на которые рассчитывать не приходилось, я закончу необходимый ремонт.

— Ты поэтому женился на мне, Томас? Ради приданого?

— Совершенно верно. Это единственная причина.

— Хорошо. Я надеюсь, этого окажется достаточно для всего, что ты задумал.

— Ты просто поражаешь меня, Мегги. Вернее, образ твоих мыслей меня поражает. Нет, я женился на тебе не ради чертова приданого. Забудь эти глупости.

— Я никогда так не думала, — заверила Мегги, уставясь на его губы. Он шагнул к ней, но отступил и показал на очень старые картины, висевшие над лестницей.

— Это твои предки? Или Кавана? — поинтересовалась Мегги.

— Дядя утверждал, что это все Малкомы. Правда, они такие древние, что никому в голову не приходит их разглядывать. В хозяйской спальне есть портреты Малкомов. Жалкая свора. Пара распутников, гнусный негодяй, повеса и почтенный член палаты лордов.

— Теперь, став графом, ты совершишь нечто выдающееся. Я это точно знаю. У тебя есть стойкое чувство долга, ты умен и не имеешь особых пороков.

— Ты действительно этому веришь? — растерялся Томас, останавливаясь на ступеньке и глядя на нее сверху вниз.

«Веришь, что я умнее чертова Джереми? И что мое чувство долга выше?»

— О, разумеется! Я твоя жена и должна знать все качества твоего характера, как хорошие, так и плохие. Значит, дядя был младшим братом твоего отца?

— Да. Он сколотил себе состояние торговлей, о чем моя мать не любит говорить. Но человеком он был прозорливым и осмотрительным. Я согласен с его мнением: делать деньги собственными мозгами не такая уж плохая вещь, а в моем случае это было необходимо, потому что богатств у нас не имелось.

Мегги рассматривала перила, отчаянно нуждавшиеся в полировке.

— Видишь ли, мне никогда не приходилось думать о деньгах или их отсутствии. Дядя Дуглас — прекрасный финансист, и все родные доверяют ему свои накопления. Он сумел набить фамильные сундуки. По крайней мере, так говорил его управляющий.

— Откуда тебе, женщине, знать о таком?

— Я не говорила тебе, что ужасно люблю подслушивать? — без малейших угрызений совести сообщила Мегги. — Иногда мой отец приходил ко мне, если подозревал что-то и требовалось подтвердить его подозрения. Жаль, что я не успела подслушать, когда Джереми и мой отец… ах, о чем это я? Не важно.

Ах, почему Джереми здесь нет? Томас схватил бы его, поднял над головой и швырнул с лестницы на мраморный пол. А потом растоптал бы ногами. И с наслаждением слушал бы, как трещит его челюсть под каблуками.

— Откуда у тебя появилось столь неукротимое стремление подслушивать? — выдавил он.

— Унаследовала от тети Синджен, — беспечно ответила ничего не подозревавшая Мегги. — Боюсь, эту привычку уже не искоренить, милорд.

— Учту. И постараюсь быть весьма осмотрительным в словах, когда ты рядом.

— Очень мудро. Так вот, дядя Райдер унаследовал огромное состояние от моего двоюродного дедушки Брендона, не говоря уже о плантации сахарного тростника на Ямайке. Отец благодаря дяде Дугласу, который всегда занимался его финансами, тоже разбогател, а когда дальний родственник завещал ему Килдрамми, денег стало еще больше. Правда, он никогда не говорит об этом. И по-моему, не думает. Так что если ты женился на мне, желая заключить выгодную сделку, то уж никак не промахнулся.

— Спасибо. Ты права. Я получил куда больше, чем ожидал.

— И сколько я стою?

Томас снова остановился, пристально посмотрел на нее и напомнил:

— О таких вещах не говорят в присутствии дам, неужели не знаешь?

— Совсем не знаю. Меня купили. По-моему, всегда справедливо знать свою цену.

— Тебя никто не покупал.

— Отец заплатил за меня. Значит, меня купили. Ну же, выкладывай. Сколько, Томас?

— Черт возьми. Десять тысяч.

Ему хотелось лягнуть себя за глупость и болтливость. Но он выгнул бровь и принял, как ему казалось, надменный, независимый вид.

— Воображаешь, будто стоишь десять тысяч фунтов?

Мегги тяжело вздохнула.

— Всю свою жизнь я прожила, не зная ни голода, ни нужды. Если я видела отрез ткани, который мне нравился, просто приказывала послать его на дом. Мой отец потратил громадную сумму на мой лондонский сезон, а я даже не подумала об этом. И не попыталась найти мужа. После Джереми…

Ее голос упал, как камешек с обрыва.

Глава 21

— Что ты хочешь сказать этим «после Джереми»? — осведомился он, старательно выговаривая каждую букву.

— А… это так, абсолютно случайно. Не имеет значения. Всего лишь еще один чертов почти кузен, ничего больше. Беда в том, Томас, что я презренна и ничтожна и не понимала этого до последней минуты. Нет, если быть честной, я не стою и четверти того, что за меня отдали. Думаю, ты приобрел кота в мешке.

— Нет, — возразил Томас. — Я приобрел особу из рода Шербруков с прекрасными голубыми глазами, которые она передаст нашим детям.

— Да, постараюсь. Мне ужасно жаль, Томас.

— Чего тебе жаль? — буркнул он.

— Мне жаль, что ты был так беден после того, как твой отец развелся с твоей матерью.

— О нет, я не голодал и не нуждался. Последние двадцать лет дела дяди шли неважно, но он великодушно приютил нас с матерью. Он был прекрасным человеком. Однако должен сказать: очень обидно, когда, зная, что от тебя зависят люди, приходится изворачиваться, интриговать, строить планы и общаться с весьма неприятными людьми только ради того, чтобы иметь достаточно денег на самое необходимое. Но ситуация изменилась два года назад, когда из Китая в Геную прибыл мой первый корабль.

Он взял ее за руку и повел наверх. Ступеньки, устланные древним, донельзя изношенным турецким ковром, потрескивали под ногами.

— Интересно, сколько людей ходили по этому ковру? Томас на мгновение задумался.

— Знаешь, я тоже задавал себе этот вопрос. Лет в тринадцать я решил, что здесь в свое время обитали несколько армий, в общей сложности тысяч пять человек.

— Вполне вероятно.

— Только Кромвель приходил дважды. В первый раз неудачно, а во второй — взял замок.

— Кстати, я не сказала тебе, что моя тетя Синджен — богатая наследница. Вероятно, одна из самых богатых в Англии. Она вышла за шотландского графа, который был беден как церковная мышь и жил в замке, представлявшем собой сплошные руины. Она спасла его. Может, и я чуть-чуть тебя спасаю? Считай меня одним из своих судов, нагруженным редкостными товарами и входящим в порт назначения.

— Ты — больше, чем одно судно. При мысли о твоих товарах у меня слюнки текут, — сообщил Томас с залихватской ухмылкой.

— Мне нравится, как это звучит. А насчет твоих товаров… Он впился губами в ее губы, но тут же выпрямился.

— Мой отец тоже был очень богат, так что вместе вы меня облагодетельствовали. Наших денег хватит на многие поколения вперед.

В самом конце длинного, полутемного, очень широкого коридора устланного еще одним поношенным турецким ковром, под которым скрипели дубовые планки пола, находилась хозяйская спальня, вернее, покои. Сама спальня была настолько унылой и безликой, что Мегги пришлось крепче сжать губы, чтобы не дать воли разочарованию. Впрочем, чему удивляться после того, что она уже успела увидеть?

Просторная комната была обставлена тяжелой старой мебелью. Окна закрыты дырявыми занавесями. На полу ни единого коврика. В самом центре красовалась монументальная кровать, стоявшая на трехфутовом возвышении. Зрелище еще более угнетающее, чем гостиная.

— Очень большая комната, — выдавила наконец Мегги. — Столько свободного пространства.

— Вон там — гардеробная с удобной медной ванной, а за ней — еще одна спальня. Думаю, ты вполне можешь там обосноваться.

Гардеробная была маленькой, темной и провоняла камфорными шариками. А вот вторая спальня оказалась приятным сюрпризом. Открыв дверь, Мегги ошеломленно моргнула, ослепленная ярким солнцем. Куда подевался шторм? Она могла бы поклясться, что он по-прежнему бушует за окнами, если учесть сырость и почти полное отсутствие освещения в тех комнатах, которые она видела до сих пор. Но эта комната была белой, чисто белой, ни мазка другого цвета, и Мегги захотелось раскинуть руки и закружиться.

Она вышла на середину комнаты и уставилась на пушистый белый ковер, закрывавший почти весь пол целиком.

— О небо!

— Ты такого не ожидала? Эта комната, как ты уже поняла, называется достаточно оригинально — Белой.

— А мне ужасно нравится, Томас.

Она помедлила, не зная, как заговорить о том, что ее мучило, и Томас посоветовал:

— Просто выложи, что у тебя на душе.

— У моего отца и Мэри Роуз одна спальня. И у всех моих дядей и их жен тоже. Я видела, как дядя Колии перебрасывает тетю Синджен через плечо и несет в свою спальню, и всегда считала, что иначе и быть не может. Как по-твоему, нельзя ли и нам жить вместе?

— Ты хочешь делить со мной спальню? — медленно переспросил он, ругая себя дураком за непрошено разгоравшийся в душе огонек надежды.