Но это вовсе не так!

Мегги чуть отшатнулась, словно от удара, но постаралась взять себя в руки.

— Жаль. Я уверена, рано или поздно вы измените мнение, — обронила она. Ничего, все еще образуется. Она будет заниматься кошачьими бегами, а он — конскими скачками. Идеальный брак!

— Забавная картина — прыгающая кошка и Рори, — усмехнулся Джереми. — Сколько ему сейчас?

Мегги сама не заметила, как заснула, и видела во сне, что Клео побила Мистера Корка в состязаниях, длившихся не более трех секунд. Клео присела на задних лапах, оттолкнулась и двумя огромными прыжками оказалась за финишной чертой.

Еще один знак! Мегги была просто уверена в этом, когда проснулась в девять часов утра, переполненная таким возбуждением, что к горлу подкатывала тошнота. Никогда раньше она не испытывала подобного волнения и страха. Что же, если даже ее вырвет, значит, такова цена переживаний, и она с радостью ее заплатит. Да-да, сон о Клео — хороший знак. Два скачка, два грациозных летящих скачка, и Мегги заполучит его.

Джереми Стэнтон-Гревилл, барон Гревилл, владелец Кардинал-Хауса в Фауи, прибыл в городской дом Шербруков ровно в одиннадцать утра.

* * *

Дарби, которому едва исполнилось пятьдесят, вступил в должность дворецкого за полгода до описываемых событий и все еще не мог нарадоваться своему везению. Кроме того, остальные слуги наконец признали его власть. Он прекрасно сознавал, какое впечатляющее зрелище представляет своими размеренной скользящей походкой, величественной осанкой и поразительно хорошо отглаженными черными панталонами и белоснежной сорочкой.

Он знал Джереми еще девятилетним мальчиком, только что прибывшим в Англию с Ямайки. Что за красавцем он стал!

В свой последний приезд он еще был беззаботным молодым повесой, беспечным и неукротимым, только что вступившим в Клуб четырех коней, носившим цвета этого клуба и ежеминутно рискующим свернуть себе шею, упав с лошади.

Впервые с той минуты, как хозяин назначил его дворецким, Дарби широко улыбнулся, показав дыру на месте глазного зуба.

— Да это же Дарби, верно?

— Да, милорд.

— Господи Боже мой! Вижу, вы достойно управляете домом! Поздравляю. — И Джереми пожал руку дворецкому, отчего того едва не хватил удар.

— Ах, милорд, сколько лет, сколько зим! Похоже, мы не встречались с самого… когда же это? Да, с сентября восемьсот пятнадцатого, с торжеств по случаю окончательного падения Наполеона. Как поживаете?

— Прекрасно, Дарби, лучше некуда. Много путешествовал, добрался до самой Ямайки, проверил, как там моя плантация, а потом отправился в Балтимор.

— В Балтимор? Но зачем вам вдруг понадобился Балтимор? Джереми обернулся на звук голоса Мегги и ослепительно улыбнулся девушке.

— Здравствуй, Мегги! Да, я только что рассказывал Дарби, как провел несколько лет на Ямайке, на Камилл-Холл, моей плантации сахарного тростника, а потом погостил в Балтиморе у Джона Уиндема и его семьи. Джон разводит скаковых лошадей. В его конюшне имеется лучший во всей Америке жеребец-производитель. Я многому там научился.

— Думаю, вы и без того немало знали, Джереми. Недаром выросли на попечении моего дяди Райдера.

Джереми осторожно взял протянутую руку.

— Просто не поверите, но я немало усвоил насчет разведения скаковых лошадей и самих скачек. И теперь хочу устроить племенную ферму в своем доме в Фауи. Поэтому перед тем как начать, должен научиться всему, что только можно.

Одно лишь прикосновение руки, и Мегги едва не проглотила язык. И это она, всю свою жизнь проведшая в мужском обществе! Почему раньше нечто подобное ничуть ее не волновало? Правда, до сих пор до нее обычно дотрагивались родственники, и, согласитесь, в этом нет ничего возбуждающего. Джереми, хоть и родственник, но не совсем. В их жилах нет общей крови. И она не помнит, чтобы раньше он касался ее… разве что брал за руку при встрече и расставании. Она помнила только, как стоит рядом, уставясь на своего бога, готовая поклоняться ему с любого расстояния.

— Наверное, конские скачки приносят куда больше денег, чем кошачьи бега, — выдавила она, глядя на его руку, сжимавшую ее ладонь. Ей так не хотелось отпускать его. Джереми молчал, вскинув брови на добрый дюйм. Мегги, тихо охнув, неохотно разжала пальцы.

— А твой отец приехал? — осведомился Джереми. Девушка покачала головой, шагнула к нему, но тут же опомнилась и остановилась. Где ее рассудок? Исчез, испарился, покинул ее. Стоило увидеть его, услышать, понаблюдать, как он жестикулирует, и разум быстренько избавил ее от своего присутствия.

— Нет, отец и Мэри Роуз не смогли пока оставить Гленклоуз-он-Роуэн. Может, недели через две они приедут и увидят меня во всем блеске новых нарядов. Кстати, дядя Дуглас и тетя Алекс в гостиной. Я… э… услышала ваш разговор с Дарби и решила сама отвести вас к ним.

«Неубедительно, Мегги, крайне неубедительно», — подумала она, заметив, как недоуменно моргнул Дарби. Остается надеяться, что он догадается держать рот на замке. Дарби крайне серьезно относился к своим обязанностям, а тут она ни с того ни с сего вылезла и вмешивается! Впрочем, кому какое дело?

Она снова схватила Джереми за руку и потянула за собой.

— Сюда.

— Ты выросла, Мегги, — заметил он своим прекрасным бархатистым голосом, — и превратилась в принцессу.

Мегги застыла на месте.

— Спасибо. Вы тоже стали очень высоким и красивым. Хотя в моей памяти всегда таким и оставались. Думаю, когда мы в последний раз виделись, вам было двадцать три или двадцать четыре.

— Что-то в этом роде.

Его темно-карие глаза лукаво искрились, словно он был уверен, что она ему льстит… как родственница родственнику. Черт… ад проклятый!

— Джереми, я рада, что вы здесь. — «Похоже на перст судьбы», — хотела добавить она, но промолчала. В этот момент на пороге появился дядя Дуглас, хлопнул Джереми по спине и повел здороваться с тетей Алекс. Мегги не тронулась с места, пока не услышала смущенный кашель Дарби.

— Мисс Мегги, что-то не так?

Девушка медленно обернулась.

— Да, Дарби, к сожалению, и мне нужно понять, что с этим делать.

— Он стал настоящим мужчиной. Верно?

Мегги кивнула.

«Не просто настоящим. Он был необыкновенным, еще когда мне только исполнилось тринадцать. Теперь он здесь, и предназначен мне. Мне одной. Спасибо тебе, Господи».

— Мегги! — окликнул дядя Дуглас. — Попроси Дарби принести нам чаю с пирожными!

— Сию минуту, мисс Мегги, — пообещал Дарби, слегка поклонился и исчез в глубине большого дома.

Не успела Мегги переступить порог, как до нее донесся звонкий голос Алекс:

— Неужели вы не знали, Джереми, какая превосходная наездница наша Мегги? А, вот и ты, любовь моя. Иди, садись рядом и послушай, что рассказывает Джереми.

— Когда мы в последний раз встречались, Мегги, тебе было всего тринадцать, и ты повсюду таскала за собой малыша Алека, обучая его названиям цветов. Я спросил у тебя название какого-то розового бутона, и ты растерялась, ответила, что не помнишь, а потому изобрела его сама, и не одно, а несколько, так что Алек даже не сумел повторить все. Если я не ошибаюсь, он даже срыгнул.

Мегги широко улыбнулась.

— Я пообещала отцу и Мэри Роуз, что, если у них будут еще дети, я сама научу их всему. Но названия цветов мне никак не давались, ни тогда, ни сейчас. По мне роза есть роза, а все остальное — набор различных запахов. Алеку уже семь, представляете? А Рори — четыре.

— С удовольствием жду встречи с твоей семьей.

— Сколько ты пробудешь в Лондоне, Джереми? — осведомился Дуглас.

— Видите ли, дядя Дуглас, я приехал сюда по весьма важному поводу. Пока еще побуду в столице, а потом вернусь домой, в Фауи.

Мегги выпрямилась. Слова так и сыпались с языка, потому что она, похоже, никак не могла сдержаться.

— Ну же, Джереми, не молчите! Признайтесь, вы приехали специально, узнав о моем первом сезоне?

«Ты приехал, потому что не мог иначе? Нечто непонятно сильное привело тебя сюда, и теперь, увидев меня, ты понял, что именно».

Но вид у Джереми сделался абсолютно непонимающим, правда, только на мгновение.

— Не только о твоем сезоне, Мегги.

Он немного помедлил, открыл рот, взглянул на тетку с дядей, словно собираясь добавить что-то, но в этот момент Дарби объявил с порога:

— Милорд, кухарка послала вам свои любимые лимонные пирожные. Уведомила меня, что лорд Стэнтон-Гревилл также любит их больше всех остальных.

— Совершенно верно, — кивнул Джереми. Беседа как-то не заладилась, и Алекс принялась разливать чай и передала по кругу блюдо с пирожными.

— Восхитительно! — воскликнул Джереми. — Кстати, Мегги, как поживает Оливер в своем Киддрамми? Я вот уже с полгода не получаю от него писем.

— Наверное, потому, что он слишком счастлив, — с усмешкой объяснила Мегги. — Видели бы вы, как он перепархивает через овцеубийц, которых еще не сумели заровнять: помните эти глубокие овраги, куда вечно падают овцы? Эти животные настолько глупы, что даже не замечают опасности! Знаете, он за эти годы сумел засыпать немало таких провалов. О да, Оливер ужасно счастлив. Так и слышу, как он насвистывает, считая овец коров и коз, и отдает приказы относительно очередного переустройства, вижу его сияющую улыбку, которой он приветствует всех и каждого в деревне. — Она замолчала, давая окружающим возможность посмеяться, и продолжила:

— Кроме того, в прошлом месяце он признался, что готов жениться.

— Господи милостивый! — ахнул Джереми, подавившись пирожным. — Оливер — и жениться?! А я думал, что его вполне устраивает холостяцкая жизнь!

— Кажется, ему уже тридцать, — заметил Дуглас. — На меня надели ошейник в двадцать восемь. Оливер уже почти старая дева, и я много раз твердил ему, что он вполне созрел.

— Точно, — подтвердил Джереми, расплываясь в дурацкой улыбке. — Я тоже созрел. Возможно, так предопределено судьбой.

— Прекрасная мысль, — обрадовалась Мегги, почти готовая броситься ему на шею.

— По-моему, Дуглас не был особенно зрелым, — бросила Алекс, приветственно поднимая свою чашку.

— При одной мысли об этом ужасно хочется бренди. Джереми, присоединишься ко мне?

— Нет, спасибо, дядя Дуглас. Мне нужно идти. Я просто мечтал увидеть вас, убедиться, что все в порядке, и теперь я доволен. И ужасно рад, что малышка Мегги выросла.

Он поднялся, обнял Алекс, потряс руку Дугласа и шагнул к Мегги. Ей ужасно хотелось поцеловать его, повалить на пол, и целовать, пока у него не помутится в голове. Хотелось, чтобы он стонал… так, как стонали отец и Мэри Роуз, когда считали, что рядом никого нет.

Джереми взял ее руку, немного помедлил… чертова родственная приязнь, ничего более.

— Желаю тебе самого успешного сезона, дорогая.

И в этот момент Мегги как нельзя яснее поняла, что Джереми не испытывает к ней и сотой доли тех чувств, что питает к нему она. Что же, ведь до сих пор он знал всего лишь тринадцатилетнюю девчонку, и ее просто трясет от обиды. Тогда он уже был взрослым. И увидел ее впервые за много лет всего пятнадцать часов назад. Нужно дать ему чуть больше времени, произвести такое впечатление, чтобы он по уши влюбился и забыл обо всем.

— Дядя Дуглас и тетя Алекс, — с ангельски-бесхитростной улыбкой произнесла она, — теперь уже не встают засветло, как бывало прежде (бессовестная ложь, но родственники ей простят), — а я так люблю прогулки верхом на рассвете, когда в парке никого нет. Мне так хотелось бы проехаться с вами, Джереми! Не могли бы вы заехать за мной в семь утра? Или для вас это чересчур рано?

— С огромным удовольствием, — объявил Джереми без колебаний. — Буду счастлив своими глазами увидеть знаменитую всадницу во всем блеске. До завтра, Мегги.

Он стиснул ее руку и исчез. Она слышала, как он сказал что-то Дарби. Входная дверь захлопнулась.

— Он пробыл у нас всего четверть часа, — сообщила Мегги тетке и дяде, после чего, напевая, покинула комнату.

— Мне это не нравится, Алекс, — буркнул Дуглас, опрокидывая стаканчик бренди. — Совсем не нравится. Он слишком стар для нее. Мало того, не думаю, что он вообще ее увидел… понимаешь, о чем я?

— Интересно, — ответила Алекс, кивнув, — что он собирался сказать нам, перед тем как вошел Дарби?

— Не знаю. А может, и знать не хочу. Надеюсь, речь шла о его новом жеребце-производителе. Я слышал, что он ведет дела с Маркусом Уиндемом. Вот человек, с которым я с радостью выпил бы.

Черные брови неожиданно взлетели вверх.

— Когда это мы стали слишком старыми, чтобы ездить по утрам?! Ладно, так и быть, завтра утром останемся дома. В конце концов, мы добрались до постели почти в три утра.

Жена поднялась и подошла к нему. Сегодня она надела прелестное платье из мягкого розового шелка, как он заметил, вырезанное так низко, что почти вся великолепная грудь была на виду. Алекс коснулась его рукава и, улыбаясь одними глазами, прошептала: