Мэг нахмурилась. Так Чарльз догадывался? Но как? Если бы только она могла узнать, где он сейчас! Ей тяжела была сама мысль о том, что он где-то страдает – одинокий, растерянный.

Магда вместе с ней ходила выбирать мебель. Перестановка и ремонт явно радовали ее, хотя она и не переставала твердить, что улицы Лондона – неподходящее место для маленькой Ковак и уж лучше бы она посидела с ней дома, пока Мэг занимается покупками. Но Мэг серьезно сказала:

– Я хочу, чтобы получился сюрприз для мистера Ковака. А вы, как и он, из Венгрии, поэтому я и полагаюсь на ваш вкус, Магда.

Польщенная, Магда легко сдалась. Мэг хотелось, чтобы полки были белыми. Но Магда авторитетно заявила, что о белом цвете не может идти и речи.

– Только розовое дерево. У Коваков всегда был палисандр, – утверждала она безапелляционно.

Мэг кивнула. Палисандр хорошо будет сочетаться с белыми потолками и светлыми обоями.

– Еще нам нужен манеж для Эми, – напомнила Магда. – Раз она начала ползать, за ней теперь не уследишь.

Они выбрали манеж, на сей раз с помощью Эми. Радостно было видеть, как довольна Магда. Внезапно Мэг поняла, почему так старалась помочь венгерским беженцам тетя Мэгги.

Вслух она произнесла:

– Вы, должно быть, как и я, соскучились по мистеру Коваку. Вы были так добры.

Магда вспыхнула:

– Это вы… я-то стара уже, да и не родня вам. Это было нелегко.

– Да. Для нас обеих.

– А мистер Ковак скоро закончит свою книгу? Мэг не помнила, чтобы при Магде упоминалось о книге.

Она честно ответила:

– Не знаю.

– Наверное, ради этого дня он вернется домой? И вновь Мэг отозвалась:

– Я не знаю.

– Обязательно вернется! И тогда я снова приготовлю гуляш, хорошо? Особенный, праздничный обед!

– Да… – Мэг с трудом вкатила коляску на обочину тротуара. – Но я не уверена… он точно не сказал, когда…

Магда понимающе кивнула.

– Он решил на время отрезать себя от всего… Но в такой особый день… вы могли бы съездить в дом и привезти его. На такси.

– В дом?

– В ваш дом. Где он пишет книгу.

Мэг изо всех сил вцепилась в ручку коляски. Она произнесла:

– Он сказал вам… сказал, чтобы его не беспокоили?

– Да.

– Понятно.

Они вошли в холл, и она занялась укладыванием Эми. Позже, перед уходом Магды, она сказала:

– Я подумаю над вашим предложением. Может, во вторник я и съезжу за ним. Спасибо огромное, Магда. Я признательна вам… за все.

Магда улыбнулась ей, она только что не сияла.

Миранде с трудом верилось, что ее не было дома всего три недели. Столько всего случилось за это время; она поняла, что Питер действительно болен. После случая с Мередитом он относился к ней по-отечески. С одной стороны, она была ему благодарна за это, но, с другой стороны, испытывала неприязнь. Он встретил ее в Пензансе и прочувственно приветствовал.

– Дорогая моя, извини, что я не смог в тот раз приехать за тобой на машине. Это не очень неудобно?

Она уже почти забыла об этом. Ей пришлось поцеловать его в щеку – губы он не подставил.

– Это совсем неважно. Оливер и Марджори оба были на машинах.

Она разглядывала его на пути от вокзала домой. На его губах застыла смущенная улыбка, глаза были устремлены прямо вперед.

– С детьми все в порядке? – спросила она.

– Похоже, да. Они скучают по тебе с тех пор, как ты в субботу уехала. Они обрадуются тебе.

– Это Мэг уехала в субботу, дорогой, – твердо возразила она. – Я была в Уэймуте.

– Да. Я имел в виду Мэг.

Он распахнул дверцу, и она села на переднее сиденье, наблюдая за тем, как он укладывает в багажник ее чемодан. Если бы Мэг не рассказала ей, как он был болен, она бы ни за что не догадалась. Он был худым и изможденным, когда она уезжала, и сейчас он был худым и изможденным.

Она подождала, пока он вставит ключ зажигания, потом сказала:

– Подожди. Мы можем пока сделать здесь кое-какие покупки и тогда встретим детей из школы. Уже три часа.

– Ах, но я же не встречаю их. – Он казался удивленным. – Их встречает Билли Мейджер. И по утрам отвозит их он.

– Но прежде именно ты встречал их.

– Да, но… Я не очень хорошо себя чувствую, Миранда. Прости меня.

Она кивнула:

– Мэг мне говорила. – Она широко улыбнулась ему, но он отвел взгляд. Она продолжала: – Не беспокойся, любовь моя. Теперь все будет хорошо.

Он промолчал. Потом завел мотор и машина покатила по дороге.

Если бы ей был нужен восторженный прием, то дети вполне ей его оказали. Себастьян по-хозяйски повис на ней и дважды уточнил, все ли еще она его любит. Кэти заявила:

– Я, конечно, все поняла: ты актриса, Миранда. Но ведь ты больше не бросишь нас, правда?

А мрачный и независимый Алекс, стоя в стороне, воинственно сказал:

– Я поступил, ма! Ты думала, что я провалюсь, но я поступил. И Зеч. Нам столько всего нужно купить. Там играют и в футбол, и в регби!

Питер исчез, и тогда она сгребла их всех в объятия и стала расспрашивать о нем.

– У него все прекрасно, – уверенно заявила Кэти. – Он работал до умопомрачения в выходные, мы едва его видели!

Миранда содрогнулась от мысли, что трое детишек были предоставлены самим себе. Себастьян подхватил:

– Он сначала был так болен, мамочка. Тетя Мэг даже боялась, что он умрет.

– Она так и сказала?

– Нет. Но так и было.

– Бедная Мэг. – Миранда перевела взгляд на Кэти. – Я не принимаю участия в «Сне» и свободна весь остаток сезона.

– И ты останешься с папой? – спросил Алекс.

– И с вами.

Алекс вспомнил, что он должен держаться независимо. Он серьезно сообщил:

– Я обещал тете Мэг, что присмотрю тут за всем. Но это, знаешь ли, нелегко.

Миранда улыбнулась:

– Ах вот как?

С чашкой душистого, крепко заваренного чая она поднялась в мансарду и села рядом с Питером. Он работал над очередным портретом Мэг. Миранда попыталась приревновать, но ревности не было. Она смотрела, как он моет кисти, задумавшись над чисто физиологическим вопросом: спал ли он с Мэг в последние десять дней?

Он сел на пол у ее ног и ткнул вилкой в кусок маринованной рыбы.

– Вкусно, – сказал он, жуя. Она улыбнулась.

– Я даже не сразу поняла, что ты так исхудал.

– Я жил в доме Мэг в Лондоне. Даже не помню, сколько я там пробыл. Как-то не задумывался о еде.

– И ты все это время работал?

– М-м…

– А что ты сделал со своими работами?

– Они все еще там. Когда я поговорил с тобой… я запер дом… оставил ключи в офисе Ковака. Наверное, мне нужно послать туда кого-нибудь, забрать их.

– Да. – Она налила еще чаю, протянула ему чашку. – А что это за картины?

Он повернул голову к мольберту.

– Портреты Мэг.

– Все? И сколько их?

– Не знаю. Семь. Может быть, восемь. Представив восемь портретов Мэг, развешанных в пустом доме в Килбурне, Миранда почувствовала ощущение странной нереальности. Она представила, что чувствовал все это время Питер.

Она глядела в окно на знакомый вид. После Мередита Кихол казался тихой пристанью; но она покинула эту пристань и попыталась стать независимой.

– Я спущусь вниз, чтобы уложить детей, – сказала она. – Ты не хочешь пойти со мной, сказать им спокойной ночи?

– Ладно.

Но она знала, что он не пойдет.

Вечером, расчесав волосы и убрав макияж, она улеглась на свою половину двуспальной кровати. Простыни были свежими. Питер, должно быть, сменил белье. Зачем?

В полночь он открыл двери и нерешительно застыл в них.

– Я увидел свет. – Казалось, ему нужен был предлог, чтобы объяснить свое появление.

Миранда отложила книгу.

– Я как раз собиралась пойти посмотреть, чем ты занят. Тебе нельзя так много работать, Питер.

Он вошел в комнату, словно лунатик.

– Нет, – вымолвил он, глядя на нее, как загипнотизированный.

Она предложила:

– Если хочешь, там в термосе на столе есть кофе…

– Нет, – опять уронил он, приближаясь к изножию кровати.

– Ну, тогда… ложись же Бога ради. Уже почти половина первого, а мне нужно в семь утра будить детей!

Он принялся расстегивать рубашку, неотрывно глядя на нее. Он бормотал:

– Я не думал… никогда больше… я не думал…

И она внезапно поняла, что он разговаривает с Мэг.

Какое-то мгновение она напряженно лежала, собираясь взорваться, послать его к черту из-за яростного осознания, что эта вспышка страсти предназначена не ей, а ее сестре. Но потом зародившаяся было жестокость уступила место невыразимой жалости.

Она протянула к нему руки.

– Питер, – тихо позвала она.

Он упал к ней в объятия, как обычно это делал Себастьян, и так ухватился за нее, словно тонул.

– Мэг… я что, действительно схожу с ума? Ах, дорогая моя девочка. Прости меня… прости… Я не должен был говорить тебе…

Она наклонила голову, чтобы поцеловать его.

– Все в порядке, мой любимый. Все в порядке, – прошептала она.

Но он пробормотал ослабевшим голосом:

– Ах, Мэг. Я не могу. Я даже этого не могу… Не могу, Мэг. Не могу.

Она гладила его лицо, шептала успокоительные слова, целуя его и пытаясь дотянуться до платка, чтобы стереть ему слезы. Очень нескоро он задремал, и тогда она выключила свет и положила голову на подушку рядом с ним. Она получила ответ на свой вопрос.

Она с болью улыбнулась наступившей темноте. Теперь ей нужно было научиться любить его как-то по-другому. И возможно, проведенные ею вместе с Бретом несколько часов в доме Глэдис Пак могли бы помочь.

Она поцеловала еще раз своего мужа и заснула.

Мэг просто не знала, что делать. Она чувствовала, что ей следует уважить явное желание Чарльза побыть одному, и пыталась довольствоваться хотя бы тем, что он сейчас в ее доме. Это уже кое-что значило. Конечно же, если бы он захотел прервать их отношения, он бы отправился в гостиницу.

Она попыталась расспрашивать Магду, не желая при этом раскрывать карты.

– Но как же он может обходиться безо всякой помощи по хозяйству? Он же такой беспомощный… – Это утверждение было глубоко несправедливым. В Лондоне он был совершенно равнодушен в их квартире, но на Артемии и в Киле он занимался вовсе не одним собой.

Но Магда как раз считала, что мужчины неспособны открыть даже консервную банку.

– Я предложила, что буду приходить каждый день. – И она так пожала плечами, что они коснулись мочек ушей. – Но он категорически отказался. Вот почему так хорошо устроилось, что надо приходить к вам. – Она улыбнулась; это вошло у нее в привычку. – А когда я увидела, что вы спокойно отнеслись к его… к его… – Она изменила вопрос. – Когда он работает над книгой, он всегда такой?

– Должно быть. – Мэг позволила себе немного расслабиться: – Ведь вы же знаете его лучше, чем я, Магда.

– Ах нет. Совсем не так. – Но она вновь была польщена, и, когда отправилась заниматься домашними делами, было слышно, что она напевает одну из своих странных венгерских песен. Эми они нравились, и она откликалась на них одной из своих лунных песенок.

Каким-то чудодейственным образом мебель и шторы появились раньше назначенного дня. Квартира изменилась в одно мгновение, как по мановению волшебной палочки. Низкие столики и полки делали еще выше потолки, а обивка от Сандерсона была мягких, теплых тонов. Все время Мэг думала о Чарльзе; она позабыла позвонить Миранде, но рукописи, которые она принесла из редакции домой, вдруг оказались жизненно необходимыми. Она тщательно вычитала их, сделала правку и оставила заметки на полях. Свое сердце она излила в письме к Эми.

«Я люблю его, Эми. Теперь я знаю, что чувствовал Питер много лет тому назад; его дружба со мной перешла в любовь. А моя нет. Я любила его только потому, что любила Миранду. Возможно, в один прекрасный день и Чарльз, любя малышку Эми, полюбит и меня. Если бы он только вернулся домой – да, теперь это настоящий дом, потому что по нему ползает Эми, разбрасывая повсюду игрушки, погремушки, книжки. Мы с Магдой день-деньской только тем и занимаемся, что готовим квартиру к его приезду, хотя Бог знает, увидит ли он ее когда-нибудь. В редакции его ждут три неотложные рукописи, и все же…»

Зазвонил телефон, и она бросилась к нему. Это была Миранда, и Мэг едва удалось скрыть свое разочарование.

– Ну как ты, дорогая? Почти неделя прошла. Что-нибудь изменилось?

– В какой-то мере.

– Ты не можешь говорить? Рядом Питер?

– Нет, я одна. Я услала его в «Костгад». А дети спят.

– «Костгад» – это звучит так чудесно, как раньше.

– Да.

Мэг взглянула на часы. Четверть одиннадцатого. Миранде еще рановато беспокоиться.

– Так что же? – спросила она.

– Да нет, ничего. Просто, знаешь… мы пытаемся… начать что-то другое.