Диана Машкова - Дочки-матери

У Маки возникло такое чувство, будто Марианне Ивановне безумно нравится играть в следователя: новый образ, который она примерила словно бы для спектакля, а потом не пожелала с ним расстаться.

– И что вам мешает, – она тряхнула головой, – заняться подозреваемым?

– Видишь ли, Сашенька, – она пошевелила пальцами, – их двое.

– Как?!

– Хорошо, – Марианна гаденько усмехнулась, – значит, замешан только один.

– Я этого не говорила!

Мака, чувствуя подвох, прижала ладонь к подбородку и прикрыла глаза.

– В общем, смотри. Двое подозреваемых. Один точно виновен, на второго, скорее всего, указали, чтобы запутать следы.

Мысли заметались как сумасшедшие. Уже давно Мака решила для себя эту дилемму: не будет она никого сдавать. Ни Фила – предателя, ни Ритку – гадину, которая знала с самого начала, кто виноват, но упорно молчала. А ведь ее уже вызывали, в первых рядах, да и в школе вот уже три недели каждый день начинался с масштабного выноса мозга на тему сожженных журналов. Не говоря уж о том, что не станет Мака рассказывать, как ее саму пытались избить. Она не стукач и привыкла справляться сама со своими проблемами.

Но сейчас ситуация поменялась, и смолчать значило подставить невиновного человека.

– Будешь молчать, может пострадать невиновный, – с легкостью прочитала Марианна Ивановна ее мысли.

Она разомкнула руки и снова взялась за ручку, вертя ее между пальцами.

Мака собралась, как перед прыжком. В конце концов, Фил подставил не только ее одну, а всю школу.

Директора до сих пор не выписывают из больницы. И если накажут вдруг не его, а кого-то другого…

– Я не знаю, – твердо заявила Мака, глядя завучу в глаза, – это дело того человека, который так поступил.

Завуч по воспитательной работе в раздражении отбросила ручку и закатила на секунду глаза.

– Все, иди, – процедила она.

Мака пулей выскочила из кабинета. Решение в голове созрело всего за несколько секунд до ответа: если ситуация вдруг повернется так, что виновным признают не Фила, а кого-то другого, она придет и расскажет им все. А если нет, сохранит эту тайну. В конце концов, эта история – не ее дело.

Пока она торчала в кабинете директора, прошел уже не только урок физики, но и вся перемена. Имело ли смысл тащиться на русский язык? Мака запустила руку в необъятный накладной карман на джинсах и на ощупь достала телефон, чтобы посмотреть время. Под руку ей попался аппарат матери, на котором беззвучно мигали три пропущенных вызова. Она сняла блок и просмотрела звонки. Один из них был от Игоря – настырный попался тип. Пора было заканчивать с этим фарсом. Торопливо оглянувшись, Мака зацокала к женскому туалету.

Едва прикрыв за собой дверь, набрала его номер.

– Алло? – произнес взволнованный голос.

– Игорь, здравствуйте, – поздоровалась она по-взрослому степенно, – вы мне звонили?

– Звонил, – согласился он разочарованно, – но не то чтобы вам… Инна так и не появилась?

– Вы знаете, – Маку сильно задело это «не то чтобы вам», – Инна заходила на прошлой неделе.

Она замолчала, решив помучить этого остолопа.

– И что? – наконец не выдержал он. – Вы передали?

– Коне-е-ечно! – заверила Мака и снова умолкла.

– И что? – вынужден был, как попугай, повторять он.

– Она сказала, – девочка мстительно замолчала, – что не желает вас больше видеть. Совсем. Поэтому поменяла телефон. Даже старый аппарат не стала забирать, как видите.

– Не может этого быть…

– Почему же? – уверенно продолжала Мака, постепенно вживаясь в роль. – Вспомните, может, вы чем-то ее обидели?

– Не думаю…

– А вы подумайте, – строго предложила она.

– Она хоть намекнула на что-то?

– Намекнула, – заверила Мака и осеклась: не успела придумать, что именно Инна могла сказать сотруднице спортзала по поводу своих отношений с мужчиной.

Зная характер матери, она прекрасно понимала: постороннему человеку та не сказала бы и десятой части того, что она уже наплела этому Игорю. Просто забрала бы телефон и выкинула сим-карту, если представить себе, что старый номер и Игорь заодно ей были больше не нужны.

– Простите. Александра? – осторожно уточнил он, и Мака снова взвилась. Неужели так трудно запомнить ее имя?! Третий раз уже с ней разговаривает!

– Да, – с достоинством ответила она.

– А вы давно знаете Инну?

– Давно, – Мака споткнулась на этом слове, – дольше, чем вы думаете.

– Вы подруги? – попытался угадать он. – Она не забыла, специально оставила вам телефон?

– Нет, – отрезала Мака, начав нервничать и намеренно пропустив первый вопрос мимо ушей, – она забыла телефон в спортзале! Я уже говорила!

– Вы приятельницы? – не успокаивался он.

– Не в тему!

– Что?

– Я говорю, – опомнилась Мака, – вы ошибаетесь.

– Не понимаю, – в его голосе звучала обида, – не понимаю, что происходит.

– А хотели бы знать? – В голову пришла вдруг шальная мысль.

– Конечно!

– Давайте встретимся…

Мака услышала в коридоре шаги, резко нажала «отбой» и, сунув телефон в карман, сделала вид, что моет руки. В туалет вошла Валентина Сергеевна.

– Маковецкая, – с порога начала она воспитательную работу, – ты почему не на уроке?

– Вызвали, – Мака закатила глаза к потолку.

– Уже отпустили?

– Да.

– Тогда беги на урок! Что у тебя сейчас?

– Кажется, русский.

– Проводить? – участливо поинтересовалась англичанка.

– Пока еще помню дорогу.

Мака вышла из туалета и поплелась нога за ногу к кабинету русского языка. Зайдя за угол, остановилась и, подумав пару секунд, написала Игорю сообщение: «В пятницу, 19.00, место назовите сами. Александра». Не успела она дойти до нужной двери, а Игорь уже прислал ответ.

Улыбаясь, как удав, проглотивший кролика, Мака постучала и распахнула дверь.

– Можно?

– Входи, – со вздохом разрешила учительница, как и все, ошалевшая за две недели от постоянных блужданий учеников между уроками.

Мака нашла глазами свою сумку – верный сосед по парте и на этот раз не подвел, – плюхнулась на стул и уставилась на доску непонимающими глазами. Сейчас ее интересовало только одно: предстоящая встреча с Игорем. Не терпелось посмотреть в глаза мужчине, ради которого Инна наплевала на собственную дочь.

Об Игоре она думала и поздно вечером, уже лежа в постели, пока мать возмутительно долго трепалась с кем-то по телефону. А потом, уже засыпая, Мака вдруг почувствовала, что Инна сидит рядом с ней.

– Зачем? – произнесла мать загробным, неузнаваемым голосом. – Зачем ты, сумасшедшая идиотка, сожгла эти журналы?!

Мака вытаращила на нее глаза, сон прошел моментально. Но от страха, перемешавшегося с гневом, она не могла выдавить из себя ни слова.

Неужели тот самый человек, которого хотели подставить, – это она? И мать им так сразу поверила?!

Инна, словно в замедленной съемке, видела, как Сашка вскакивает на кровати, отбрасывает одеяло к стене. Следом полетела подушка.

– Я, – девочка орала, задыхаясь от гнева; перевязанные белыми бинтами коленки светились в темноте, – я не трогала эти журналы!

– Ты никогда, – Инна тоже кричала, ее колотило от ярости, – не говоришь правду! Вся школа знает!

– Дура!!!

Она соскочила на пол и ринулась в ванную комнату, но не успела запереть дверь. Ополоумевшая Инна потянула за ручку, разверзая дверной проем, словно пропасть, между собой и дочерью.

– Отпусти! – визжала Сашка как сумасшедшая. – Оставь меня в покое!

Инна вцепилась в ручку мертвой хваткой, изо всех сил вытягивая ее на себя. Намертво приклеившаяся с другой стороны дочь ехала вслед за дверью по полу в своих махровых носках.

– Не смей, – орала Инна, – не смей!

Выехав за пределы ванной комнаты, Сашка поняла, что с матерью ей не сладить.

– Больная! – проорала она.

И, как была, в одной длинной футболке, бросилась в коридор. Сорвав с вешалки куртку, стала ее натягивать. Инна схватила куртку за капюшон, стала со всей яростью тянуть на себя, и не сохранившая равновесия Сашка упала на пол. Инна рухнула вслед за ней.

Визжа и выкручиваясь, дочь сучила по полу руками, ногами. Крупные слезы катились из ее раскрытых глаз.

– Зачем тебе это было надо? – хрипела Инна сорванным голосом. – Показать, что ты круче всех?!

– Ты ни хера не понимаешь! – рыдала девочка. – Никогда не поймешь!

Обессилев, она перевернулась на живот. Только ее плечи продолжали вздрагивать. Инна сидела рядом, прислонившись спиной к стене, и кляла свою никчемную жизнь. Она так и не научилась быть матерью. А из-за дочери не достигла успеха ни в чем другом. Легко болтать о том, как перерезать себе пуповину, если у тебя нет, не было и никогда не будет детей!

Они обе провели так немало времени – Сашка вздрагивала и в отчаянии повторяла только два слова: «Дура. Поверила», а у Инны больше не было сил ни на обвинения, ни на сочувствие. Она каждым нервом, каждый клеточкой кожи чувствовала собственную никчемность в этом чертовом мире.

В какой момент и как они встали, чтобы разбрестись по своим комнатам, Инна не помнила. Она ощущала только абсолютную пустоту и сразу же провалилась в сон…

Дисциплинированный будильник поднял ее в семь утра. Инна открыла глаза и тут же вспомнила об ужасе, который они с Сашкой вытворяли здесь ночью. И если дочь еще можно было понять – буйство гормонов, неустойчивая подростковая психика, – то как Инна могла позволить себе эти постыдные выверты, в голове не укладывалось!

Тело гудело и не слушалось, словно отравленное лошадиной дозой крепкого алкоголя. Превозмогая боль, Инна встала с постели и, пошатываясь, поползла в ванную комнату. Чувство вины за допущенный беспредел разрослось в ней до невероятных размеров. Она приняла душ, умылась и, замотавшись в махровый халат, отправилась будить Сашку. Обычно та просыпалась сама, но сегодня, видимо, измученный истерикой организм дал сбой. Инна даже подумала, что при других обстоятельствах не стала бы трогать дочь, но в девять ноль-ноль им обеим нужно было явиться в кабинет директора.

Инна осторожно открыла дверь в Сашкину комнату и, широко распахнув глаза, уставилась на пустую кровать. Ледяной ужас пробрал ее до костей. Она заметалась, нашла телефон, стала звонить. Сашкин номер был недоступен. Наскоро одевшись, Инна выбежала из квартиры.

В восемь утра она уже переминалась с ноги на ногу у входа в школу, но дочери не было видно. Инна решила, что до начала уроков нельзя поддаваться панике. Придет!

Но она ошиблась: Сашка так и не появилась. Первой мыслью было бежать в ближайшее отделение милиции и заявить о пропаже ребенка, но она остановила себя: надо пойти в школу, поговорить с завучем. В конце концов, ее дочь пропала из-за идиотской истории с журналами! И этой Марианне Ивановне придется теперь встать с ног на голову, чтобы доказать ей вину Сашки!

Инна вошла, наконец, в здание и направилась к кабинету директора.

– Инна Викторовна? Доброе утро! – встретила ее у порога завуч по воспитательной работе, которая еще только открывала кабинет директора.

– Здравствуйте, – ответила она и, дождавшись, когда дверь поддастся, проскользнула внутрь.

Несколько минут необъятных размеров тетка возилась со шкафом, верхней одеждой, сапогами и туфлями. Только закончив ритуал переодевания, села за стол напротив Сашиной мамы.

– Что будем делать? – задала она несуразный вопрос.

– Сначала вы мне расскажете, – нервы ее были уже на пределе, – каким образом в школе пришли к выводу, что журналы подожгла именно Александра.

– Все просто, – тетка безразлично пожала плечами, – опросили учеников старших классов, несколько человек указали на вашу дочь.

– Кто именно? – Инна открыла сумку и достала блокнот, приготовившись записывать.

– Это еще зачем? – занервничала тетка. – Мы такой информации не даем.

– Тогда, вероятно, – Инна, уже поняв, что ситуация замкнулась вокруг желания найти крайнего, смотрела на мерзкую тетку через прищур, – вы не будете публично заявлять о том, что в истории с журналами виновата Александра Маковецкая?

– Напротив, – тетка сильно удивилась, даже выпучила глаза, – об этом каждый ученик должен знать. В назидание! Кроме того, уже принято решение исключить Сашу из школы. Собственно, об этом я и собиралась вам сообщить. И завтра, на открытой линейке…

– Завтра, – зашипела Инна разъяренной коброй, – у вас на линейке соберется вся пресса Москвы. Прогремите! Опровержения устанете писать!

– А…

– А не стоило связываться с дочерью журналиста. – Волосы Инны встали дыбом, громадные глаза сверкали. – Называйте имена и фамилии!

Марианна Ивановна задрожала, толстые пальцы нервно теребили косынку на шее. Перед внутренним взором Инны возникла картина – как эти пальцы лопаются, не выдержав собственной плотности, и из каждого, словно из яйца, появляется по черной, неистово шипящей змее. Инна тряхнула головой, отгоняя видение: оно не имело ни малейшего отношения к ЭТОМУ миру.