— Лера! — вскрикнула Наташа, будто девочка могла ее услышать.

Что она там делает? Может, их от школы пригласили? Нет, отпадает. Другие девочки Наташе совершенно незнакомы. И почему Лерка не сказала матери по телефону? И где она сейчас? Наташа взглянула на часы. Десятый час! За окном непроглядная темень. Наташа кинулась к телефону.

— Так она в Самаре, на телестудии, теть Наташ, — как само собой разумеющееся, доложила Аня.

— Что она там делает?

— Работает по выходным. В передаче снимается. А вы включите телевизор, теть Наташ.

Ничего себе! Работу себе подыскала. А одиннадцатый класс заканчивать? Наверняка троек нахватала. И как она могла устроиться на работу, не спросив ее, мать? И как ее взяли туда, в конце концов, без согласия матери?

Наташа заметалась по квартире, то и дело взглядывая на часы. Но передача Королева уже кончилась, по телевизору шла программа новостей. К двенадцати Наташа дошла до белого каления. Лерки все не было.

В половине первого в квартиру вполз пьяный Рожнов. Он посмотрел на жену как на совершенно постороннего человека и рухнул на диван. Сразу уснул, распространяя вокруг флюиды алкоголя.

Наташа стояла у окна и сверлила своими близорукими глазами непроглядную темень. И все же умудрилась прозевать появление Лерки — звонок врезался в тишину ночи пронзительно, резко.

— Мамочка! — Лерка прыгнула на мать и прижала ее к стене. — Ты вернулась!

— Я-то вернулась. — Наташа отстранила дочь на расстояние вытянутой руки, чтобы разглядеть получше. — А вот ты без меня, похоже, совсем распустилась.

— Ничего подобного! — Лерка сделала хитрые глаза. — Я начала карьерный рост.

— Что ты начала?

— Мама! Меня взяли на телевидение! Александр Николаич меня хвалит и говорит, что у меня есть данные.

— Так, — Наташа вернулась на кухню и поставила разогревать ужин. — Именно поэтому ты возвращаешься домой за полночь?

— Мамулечка! — Лерка даже не скривилась и не поморщилась. — За полночь — это единственный раз. Просто у Александра Николаича было срочное дело. А на электричке он меня не пустил. Да мне и самой страшно. Вот я его и ждала.

— Какой Александр Николаич?

— Как какой? Королев! Да ты же его знаешь. Наташа опустилась на табуретку. Некоторое время она молча смотрела, как дочь уплетает сосиски. Она ела как голодный, наработавшийся человек. Вообще Наташа, скучая по дочери, представляла ее несколько другой. Мечты причесали образ дочери. Сделали его более милым, приближенным к идеалу. Сейчас ее белобрысый одуванчик сидел перед ней и вызывал в ней странные чувства. Наташа рассматривала дочь как инопланетянку. Она не понимала ее и пугалась их отдаленности друг от друга.

— Он что, вас всех развозит после передачи?

— Не-а, — Лерка набила рот картофельным пюре. — Я одна так далеко живу. Остальные все девчонки самарские.

— Как ты вообще попала на телевидение?

— Ой, мам, это долгий разговор. Расскажи лучше, как там море! Красивое? Пальмы видела? А ракушку мне привезла?

— Привезла.

Лерка подпрыгнула и метнулась к Наташиным сумкам.

Наташа задумчиво проводила глазами дочь. Или в Лерке за ее отсутствие произошли кардинальные перемены, или же ее так возбудили съемки и общение с Королевым.

Господи! Ее Лерку возит на машине тридцатилетний мужик! Одну, ночью! Чем такие поездки заканчиваются, дураку ясно. А Лерка щебечет как ни в чем не бывало, ракушкам радуется, как ребенок. Глядя на нее, никак не подумаешь, что в этой голове может умещаться что-нибудь недетское. А ведь умещается! Наташа знала, какие сюрпризы ей способна приготовить дочь. Ну пусть у нее ветер в голове, пусть она ребенок, но этот телеведущий! Он-то далеко не ребенок! Он-то прекрасно знает, что делает! Обольщает несовершеннолетнюю! Вот с кем нужно разбираться в первую очередь.

Наташа почувствовала, как тяжелеет голова. Самое обидное — посоветоваться не с кем! Был бы Рожнов нормальным мужем и отцом — другое дело. Он бы по-своему, по-мужски, поговорил с этим выскочкой. Атак… И Бородин, как назло, бросил ее в такой трудный момент. Обещал помогать ей с дочерью, клялся, что готов относиться к Лерке как к своим собственным детям, а сам… Одна! Она совершенно одна в этом мире… И только Лерка — единственное, за что еще можно держаться. Направление, в котором нужно плыть. Наташа обняла дочку и потрепала ее по волосам.

— Где Новый год-то будем встречать, чудо?

— Только не дома! — Лерка подняла на мать свои светлые озорные глазищи.

Обычно Новый год встречали в деревне. Но Наташа вдруг, неожиданно для себя, предложила:

— Тогда, может, к тете Юле махнем, в Вишневый? Лерка на какой-то момент замерла у Наташи под руками, затем отстранилась, сделала вид, что хочет расправить кровать. И Наташа вдруг заметила, что щеки у Лерки покраснели. Это что еще такое?

— Лера… — Наташа продолжала приглядываться к дочери. — Ты что там натворила? Ну-ка признавайся.

— Ничего я не творила, мам! — Лерка еще больше покраснела. — Вечно тебе что-то мерещится!

— Лера, — Наташа отняла у дочери покрывало, — ты меня не обманешь. Я слишком хорошо тебя знаю. Ну-ка рассказывай.

— Ничего я такого не творила. Просто я без твоего ведома ездила в Вишневый, когда у нас был карантин, ты теперь будешь ругаться?

Наташа помолчала. Поистине ее Лерка — кладезь сюрпризов. Нужно будет извиниться перед Юлей и все подробно расспросить.

— Как тебе в голову пришло поехать к Юле?

— Так, пришло. — Лерка оправилась от смущения и взяла в разговоре с матерью свой всегдашний тон. — Я с Сашкой занималась английским.

Лерка начала безудержно болтать, описывая свое полезное житье в Вишневом, И готовить она научилась, и с детьми возилась чуть ли не целыми днями. Ну Золушка да и только.

Какой-то во всем этом чувствовался подвох, словно Лерка чего-то недоговаривала. Или наоборот — приплетала лишнего.

Что еще она от нее скрывает? Такое ощущение, что любая тема, куда ни ткни, хранит на себе следы Леркиных секретов.

— Мне не звонили? — наконец спросила Наташа, наткнувшись взглядом на телефон.

Лерка покачала головой. И даже этот жест показался Наташе каким-то странным. Жалеет Лерка мать, знает, что Евгений Петрович не звонит. Или — осуждает? Ведь Наташа упустила свой шанс, свою синюю птицу.

Ни жалости, ни осуждения от собственной дочери Наташа не хотела и не могла допустить.

— А меня на юге замуж приглашали, — сообщила она.

— Ты что, изменила Евгению Петровичу? — Лерка вытаращила на мать свои глазищи.

— Чего? — опешила Наташа. — Какому Евгению Петровичу?! Где он, Петрович-то? Нету его! А мне, Лера, не двадцать лет, чтобы принца ждать. Мои годы уходят. И если сейчас мне еще кто-то предлагает замуж, то через несколько лет — фигушки. Остаток жизни пройдет в созерцании белой горячки.

— Ну и что? Ты согласишься… без любви? — недоверчиво, исподлобья глядя на мать, поинтересовалась Лерка.

— Конечно, нет. — Наташа вздохнула, из нее как пар выпустили. Она почувствовала, что смертельно устала сегодня. — Давай спать, Лерка. Завтра мне на работу.

Улеглись.

— А все-таки Евгений Петрович молодец, — обронила Лерка, зевая.

— Это потому, что он тебе бананы привозил и конфеты?

— Он Андрею помог.

— Какому Андрею?

— Который у тети Юли живет.

Наташа приподнялась. Это что-то новенькое.

— Он организовал его лечение в своем санатории. Теперь Андрей проходит курс физиотерапии в “Лесной поляне”. Вот увидишь, еще немножко, и он сможет обходиться без костылей.

Наташе понадобилось время, чтобы переварить эту информацию. Откуда Бородин узнал? Может, увидел сюжет по телевизору? А может, Юля к нему обратилась? Значит, он приезжал в Вишневое. Интересно, он спрашивал о ней? Знает, что она уехала отдыхать?

Наташа открыла рот, чтобы задать Лерке хоть один из вопросов, но увидела, что Лерка благополучно спит. Как всегда — с открытым ртом. И Наташа вновь осталась одна в ночи с тысячью неразрешимых вопросов.

Глава 19

К Новому году в Вишневом навалило столько снега, что Юлин дом со стороны дороги стал казаться сказочным фонариком с рождественской открытки. Дорожки возле дома были аккуратно расчищены. Лерка подбежала к калитке, стукнула щеколдой, а когда мать приблизилась, она дернула за ветку вишни, торчащую из палисадника, и на Наташу обрушился ворох снега.

— Да ну тебя, — притворно проворчала Наташа больше для порядка. — Войдем к тете Юле как два снеговика! Снега натащим.

— А вот и не натащим! Вон Сашка с веником на крыльце стоит. — И, сделав ладошки лодочкой, Лерка закричала в глубь сада: — Санька, встречай гостей! Снегурочки приехали!

Гостям обрадовались. Их тут же впрягли в предпраздничную подготовку, и в доме стало шумно, оживленно и весело. Больше всех говорила, конечно же, Наташа — делилась с Юлей впечатлениями о юге, показывала фотографии, потом шепотом рассказывала о Леркиных проделках. Юля только головой качала. Выглядела она вроде бы как всегда, но… что-то изменилось в подруге за то время, которое они с Наташей не виделись. Что-то словно затаилось там, на донышке ее глаз, и иногда вдруг всплескивалось, просачиваясь наружу, и тогда Юля начинала вдруг светиться изнутри — тихо и немного торжественно. Наташе было знакомо подобное состояние в людях. Она могла даже по собственному фотоальбому точно указать, где на снимках у нее самой такое лицо. Это бывало в те моменты, когда она бывала влюблена. Или были влюблены в нее. Это состояние обычно набрасывает на людей тень некоторого превосходства, уверенности в своих силах, куражах. Наташу было не обмануть — она стала приглядываться к Юле. Если что-то есть, подруга сама расскажет. Поделится. Но та молчала на эту тему, пересказывая свое житье в Вишневом, а потом вдруг сама спросила:

— С Евгением Петровичем… так и не виделись больше?

У Наташи болью отозвался внутри Юлин вопрос.

— Ой, Юлька! Измучил он меня своим молчанием! Я ведь знаю наверняка, что ему самому трудно молчать, но он не звонит. Иногда мне кажется, я не выдержу, сама позвоню. А потом думаю — нет. Он так хочет.

— Он ведь сам приезжал к нам, — обронила Юля, раскатывая тесто.

— Когда? — Наташа уронила ложку. — Зачем?

— За Андреем. Приехал, сказал, что их санаторий оказывает поддержку воинам из “горячих точек”. И что военный госпиталь, где лечился Андрей, сделал запрос в их санаторий и все такое. Помог Андрею собраться и увез его.

— Вот как… — Наташа села на табуретку. Перестала размешивать ложкой начинку для пирога. — Ничего не спрашивал про меня?

— Ну… ты же знаешь его. — Юля развела руками. — Евгений Петрович иногда бывает таким официальным… И потом, это быстро произошло, он даже пообедать не согласился. Бегом, бегом… Сказал, что у него мало времени.

— Как он выглядел?

Юля пожала плечами:

— Как всегда, в отличной форме. Хорошо одет, подтянут. Мы не успели ни о чем поговорить.

— Понятно.

Юля немного кривила душой. Самую малость. Конечно, Бородин не спросил ее о Наташе, но было заметно, что он делает над собой усилие, что прячет глаза и нарочно нацепляет на себя этот так не идущий ему отстраненный, официальный тон. Он словно боялся вопросов. Вопросов, которые она, Юля, на правах свидетельницы их романа могла задать. Вот об этих своих соображениях и умолчала Юля в разговоре с Наташей.

Между тем за окнами стемнело. Сашка закончил развешивать по стенам гирлянды огней.

— Включай! — приказал он, и Оленька воткнула вилку в розетку. Огни под потолком вспыхнули и замигали. Под елкой что-то щелкнуло, и она завертелась. Оля запрыгала, и Сашка, не теряя солидности, стал убирать инструменты. Когда поставили стол посреди комнаты и накрыли его скатертью, во дворе вдруг звонко залаяла собака. Все как по команде прильнули к окнам. За калиткой маячила долговязая мужская фигура.

— Рожнов… — простонала Наташа.

— О Боже! — Лерка умоляюще воззрилась на мать. — Мам, как он мог узнать, где мы? Он же пьяный лежал, когда мы уезжали.

— Я записку оставила у телефона. Вдруг кто позвонит, чтобы он знал.

— Ну встречай его теперь! С праздником! — Лерка обиженно поджала губы.

А Рожнов уже входил, внося с собой клубы морозного пара и распространяя вокруг аромат свежего похмелья.

— С праздничком!

Довольный собой, стал вытаскивать из карманов кожуха яблоки и раздавать детям. Дед Мороз по-рожновски.

“Видимо, это мой крест”, — мелькнуло у Наташи в голове, но она быстро отогнала прочь эти непрошеные мысли.

Стол получился шикарным. Без красной и черной икры, но зато с пирогами, с огурцами, соленными на вишневых листьях, Наташиными маринованными грибами и приготовленными Леркой салатами.

Рожнов, как водится, быстро захмелел, устроил возню с детьми, и Наташа начала нервничать, опасаясь, не разбил бы чего ненароком. До Нового года оставалось совсем чуть-чуть, когда заскрипели половицы в сенях. Все переглянулись: собака-то не издала ни звука. Кто-то свой! Только Рожнов не обратил внимания — он заснул прямо на паласе, там, где только что возился с детьми.