Алина Знаменская - Дочки-матери

— У тебя глаза блестят как фонари, — пробормотала она сонно.

— Зачем ты это делаешь?

Она не поняла вопроса. Она вообще не хотела слышать и понимать эти колючие никчемные слова. Она протянула руки и потрогала щетину на его щеках. Он невольно отдернул голову. Она потянулась в его сторону и… свалилась с дивана, стукнулась подбородком о его колено.

Андрей наклонился к ней, она тут же обвила его голову руками. Больше ничего не удалось сказать. Они оба оказались на полу, уже было непонятно — кто кого целует. Колючая щетина Андрея царапала Юлину щеку, и она терлась об нее, вдыхая его запах — знакомый и незнакомый одновременно. Она трогала пальцами его прохладные упругие мышцы, гладила спину, ежик седых волос на голове и не замечала, как ранние сумерки перетекают в ночь, не думала о том, что будет завтра. Они любили друг друга, и это было главное сейчас. Только под утро, когда мутный свет стал затягивать окна, они наконец зажгли две свечи и сели за стол напротив друг друга. Им предстоял серьезный разговор.

На Леркин выпускной Наташа пришла вместе с Королевым. Он привез огромный букет цветов. Наташа держала этот букет, стараясь не шуршать оберткой. На них оглядывались и учителя и родители. “Представляю, что они думают, — усмехалась Наташа. — Не успела мужа похоронить, завела себе молодого. И знаменитого”.

Королева узнавали. Леркины одноклассники постоянно шушукались. Они и предположить не могли, что Королев приехал не ради Леркиной эффектной матери, а ради нее, Лерки! В белом костюме, светлых ботинках и очках с тонированными стеклами, Королев словно только что сошел с телеэкрана.

Лерка тоже выглядела здорово — Наташа постаралась. Они не стали покупать платье на один раз, а решили с дочерью, что лучше всего купить костюм, в котором можно потом ходить на экзамены. Все же нужно попробовать куда-нибудь поступить. На Лерке были облегающие брючки и белый пиджачок-болеро. На бледном лице хорошо выделялись ее пухлые губки и большие серые глаза. Глядя на Лерку, Наташа не могла не думать о Рожнове — дочь неуловимо напоминала отца.

Наташа вспоминала Рожнова и себя молодыми. Как они несли Лерку из роддома, как купали ее первый раз. И если бы Рожнов не пил, а остался тем Рожновым, которого она любила, то как приятно было бы сейчас сидеть здесь вместе, как все родители, парой.

После торжественной части Лерка не захотела оставаться в школе. Она подхватила Королева под руку, и они втроем вышли из школы.

— Предлагаю продолжить праздник в ресторане. — Телеведущий попеременно взглянул на мать и на дочь.

Наташа пожала плечами. В Леркиных глазах трудно было прочесть что-либо. Она их прятала. Но на предложение поужинать в ресторане внушительно кивнула. И они отправились в ресторан.

Королев выбрал заведение “Спутник”, в котором Наташа однажды была с Женей. Все в ней отозвалось на атмосферу зала, на тихую музыку, льющуюся со сцены. Королев сделал заказ — им принесли мясо, вино и фрукты. Королев с аппетитом ел, Лерка ковыряла вилкой в тарелке. Наташа щипала виноград. Вдруг ее как прострелило: дочь выросла! Она окончила школу!

— Я скажу тост, — играя ямочками на щеках, объявил Королев.

Наташа с Лерой переглянулись и подняли свои бокалы.

— Я хочу выпить за вас, Наталья Михална, — начал он. — Это прежде всего ваш праздник. Вы сумели вырастить Леру такой умницей. За вас.

Королев говорил обычные вещи, даже банальные, но Наташе было приятно. И она охотно согласилась с ним, что у нее прекрасная дочь. А она — хорошая мать.

Выпили. Королев пригласил Лерку танцевать. Он говорил ей что-то веселое, она смеялась. Потом Королев пригласил Наташу. Ничего смешного он говорить не стал. Напротив, он присмирел, заволновался. Наташа почувствовала его состояние и испугалась.

— Наталья Михайловна, — набрав воздуха в легкие, начал Королев. И, словно преодолев препятствие, заговорил скоро, не давая ей опомниться: — Пусть то, что я скажу сейчас, не покажется вам несерьезным или пустым. Все серьезно. Я люблю вашу дочь и, кажется, сейчас решусь сделать ей предложение.

У Наташи пересохло во рту. Сердце упало в живот. Она не знала — хорошо или плохо то, что говорит Королев. Ей оставалось только молча слушать.

— Я понимаю, что Лера слишком молода. И я думаю, она прислушается к вашему мнению, она вас очень любит.

— Я не могу влиять на дочь в этом вопросе, — поспешно возразила Наташа.

— Да, я понимаю… И все же для меня очень важно ваше мнение.

— Вы мне симпатичны, Саша, — уклончиво ответила она, осторожно касаясь взглядом Леркиных легких волос и задумчивых глаз.

Где сейчас витает одуванчик? Нетрудно догадаться… Вот так вечерок! Не успели аттестат в руках подержать, уже замуж зовут… Только сейчас Лерка остудит пыл своего очаровательного поклонника. Люблю, мол, другого, и — адью! А что еще от нее ожидать? Потеряют такого друга. У Наташи все съежилось внутри от предчувствия. Лерка сейчас испортит вечер.

— Я хочу, чтобы Лера получила образование, и уверяю вас, Наталья Михална, все сделаю для того, чтобы она училась. Я вообще для нее сделаю все, что смогу.

— Не сомневаюсь.

Наташе наконец удалось взять себя в руки.

— Но думаю, вы слишком торопитесь, Саша. Конечно, Лера по-своему привязалась к вам… По-своему. И я не знаю, что бы мы без вас делали, но… У Лерки еще ветер в голове, она совсем ребенок, а вы…

Но прежде чем Наташе удалось свернуть беседу и сделать какой-никакой логический вывод, музыка кончилась, и они вернулись на место.

Лерка вынырнула из состояния мечтательности и, словно проснувшись, взглянула на мать и своего шефа. И улыбнулась.

— Валера… — Королев всегда называл Лерку полным именем, и Наташе это резало слух. А Лерке нравилось. Она кивнула. — Валера… Я сейчас тебя кое о чем попрошу, — начал Королев, гипнотизируя ее своими сверкающими глазами. — Ты можешь не отвечать сразу, можешь думать сколько тебе заблагорассудится. Я готов ждать.

Лерка потупила глаза, и Наташа заподозрила, что эта чертовка, собственно, догадывается, о чем пойдет речь.

— Я прошу тебя стать моей женой, — выдохнул Королев.

— Я согласна, — ответила Лерка, не поднимая глаз.

Наташа поперхнулась вином и закашлялась. Когда она справилась с нахлынувшим на нее кашлем, Королев уже надел на Леркин палец изящное колечко. Весь вечер Королев смотрел на Лерку совершенно ошалевшими глазами, держал ее руку в своей, а она непринужденно щебетала, явно наслаждаясь своей сегодняшней ролью. Наташа с честью выдержала весь этот торжественный ужин, но едва за Королевым закрылась дверь и они с Леркой остались одни, мать уставилась на дочь и стала пристально рассматривать.

— У тебя с ним что-то было? — вдруг осенило ее.

— Ты о чем, мам?

— Все о том же!

— У тебя одно на уме.

— Спасибо, доченька.

— Ты прекрасно знаешь, что нет. Не порть мне вечер своими подозрениями. Мне хорошо сегодня.

— Тебе хорошо? Правда? — не поверила Наташа. — Но ты ведь обманываешь человека! Ты ведь не любишь Александра Николаевича!

— Разве он спрашивал меня о любви?

Наташа вытаращила глаза на дочь.

— Он все знает, — устало отозвалась Лерка. — Я ему говорила, что люблю Андрея. Ну и что? Андрей-то меня не любит…

Лерка стащила с себя белый выпускной костюм, который Наташа покупала вскладчину со свекровью. На туфли добавляла сестра Рожнова. С миру по нитке — Лерке на выпускной.

— Но как же ты будешь без любви? — растерялась Наташа. — Не ты ли недавно задавала мне этот вопрос, Лер? Когда я приехала из Сочи?

— Ну и что же, что задавала. Я не хочу, мам, прожить жизнь, как ты. Что толку, что ты безумно любила отца? Лучше бы он тебя любил так! И выполнял бы все твои желания!

— Лера, ты мне говоришь такие вещи… — обомлела Наташа.

— Потому что ты спрашиваешь! Я не хочу повторить твою жизнь. Пусть я не люблю, зато он любит меня! Он заботливый, умный, взрослый.

— Как отец для тебя, — подсказала Наташа.

— Да, как отец! — подхватила Лерка уже на повышенных тонах. — Разве я виновата, что была лишена отцовской любви и заботы? Я хочу быть счастливой, мам! Ты всю жизнь выдумываешь какие-то препятствия для собственного счастья! Ты могла бы тоже быть счастливой, если бы захотела! А я свое счастье сделаю! Я его буду по кирпичику складывать. И буду счастлива всем назло.

Наташа взирала на дочь удивленно и недоверчиво. Очень хотелось верить, что все так и будет, как Лерка говорит. Хотя обидно слышать такое от дочери. Но это уже другое поколение. И по сравнению с Леркиными представлениями о счастье Наташа чувствовала собственные мечты бреднями романтической дурочки.

С собрания все возвращались подавленные. И те, кого оставили, и те, кто попал под сокращение. Коллектив санатория за много лет работы спаялся, сработался, как единый организм. Новых людей приезжало мало, работали те, кто попал сюда с самого начала, когда строились корпуса санатория и вокруг них возводился поселок. Медицинскому персоналу, кроме санатория, работать в поселке негде. Срываться с насиженного места, бросать благоустроенные квартиры, гаражи, дачи? Продавать все это за бесценок…

— Женя, зайди ко мне, — на ходу бросил директор.

Бородин кивнул. Он спустился по лестнице и заглянул в свой кабинет. Темная офисная мебель, к которой он уже успел привыкнуть (обновили в прошлом году), смотрела на него, как ему показалось, вызывающе. Теперь она будет принадлежать другому хозяину. Другой главный врач станет сидеть в удобном черном кресле, другой человек станет встречать и провожать заезды. Хлопотать, бегать по этажам, назначать лечение. Крупная нефтяная компания, купившая их санаторий, поставила своего главного врача. С Бородиным просто-напросто не подписали новый контракт. Все кончено.

Солнце ворвалось и шлепнулось на пол.

Он так цеплялся за эту работу! Так дорожил своим креслом! Работа всегда была для него на первом месте. И хотя разговоры о передаче санатория в другое ведомство шли давно и уже два месяца все находились в некотором напряжении, Бородин не думал, что дело коснется лично его. Более того, он просто уверен был, что уж его-то сокращение не коснется, поскольку много лет являлся лицом санатория. Его знали, у него были связи. И вдруг!

Дверь скрипнула, и на пороге появился директор.

— Я как раз собирался подняться, — опомнился Евгений Петрович, отходя от окна.

— Ничего, ничего, Женя, я все равно спускался. Провожал гостей. Так вот…

Главный постучал пальцами по черному шпону стола.

Думаю, Женя… нет, я просто уверен, что ты без работы не останешься. В области в любую клинику с руками оторвут…

— Бросьте, Илья Лазаревич. Я не ребенок, — отмахнулся Бородин. — Кто меня возьмет в мои сорок восемь? А квартира?

Женя, махнул рукой. Директор достал сигареты, протянул Бородину. “Минздрав предупреждает” — красовалось на пачке. Закурили.

— Как сын?

Евгений Петрович отвернулся к окну и выпустил дым в форточку.

— Который? — усмехнулся он, хотя прекрасно знал, что Лазаревич интересуется младшим, Толиком, которого по своим каналам помогал Бородину устроить в долгую наркологическую клинику. Толик продержался ровно два месяца. Неделю назад он без видимой причины сорвался, запил по-черному.

Бородин махнул рукой.

— Не помогло? — вздохнул директор. — Его бы в Питер, к Усачеву.

Бородин не ответил. В последние дни у него сложилось впечатление, что он построил свой дом на сыпучем песке, и в одно время песок вдруг интенсивно потек. Стены затрещали по швам…

— Ну а у старшего все нормально?

Бородин передернул плечами. Ну нет в его жизни сейчас места, о котором он мог бы вот так беззаботно ответить: “Все нормально!” Нет.

— Максим разошелся с женой, — буркнул он стряхивая пепел в массивную металлическую пепельницу.

— Ты же им квартиру купил! — воскликнул Лазаревич, роняя пепел на ворс натурального ковра у себя под ногами.

— Да не нужны им наши жертвы, понимаешь? — взвился Бородин. — Не нужны! Я им жизнь свою под ноги постелил, а они об нее башмаки вытерли и пошли каждый в свою сторону! Квартира…

Бородин не заметил, как по старой институтской привычке назвал Лазаревича “ты”. И тот внимания не обратил. Впрочем, границы между ними стирались. Евгений Петрович уже не чувствовал себя скованным рамками карьерной субординации. А когда вышел из санатория на воздух, остановился меж елок, в том месте, где останавливался всегда, вдруг почувствовал, что его внутреннее состояние меняется и на смену подавленности и безнадеге вместе с созерцанием желтизны наивных одуванчиков в душу проникает что-то новое, как робкое дуновение ветра. Он вспомнил восточное изречение, которое где-то читал или слышал.

“После того как ты потерял все, сумей наутро проснуться свободным и счастливым”.