Он снял шлем и сказал:

— Прости, у меня с собой не было брюк.

— Если ты возишь с собой еще и запасные брюки, то я не думаю, что мы можем стать друзьями. — Меня трясло, и я терла свои ладони о плечи.

Он улыбнулся, положил шлем на сиденье и направился в мою сторону. Мое сердце гулко билось о грудную клетку, и я перестала дергаться и трястись, как маленькая Чихуахуа. О, как он это делал – очень медленно, очень чувственно. Каждый шаг в направлении меня отдавался в каждом биении сердца. Его взгляд был прикован ко мне, и я почувствовала, как ноги становятся ватными. Игривая улыбка на его губах заставила меня хотеть узнать его еще лучше. Я знала, что хочу, чтобы его руки были обернутые вокруг меня, и когда они бы перешли к моей талии, было бы еще лучше. Он такой теплый и пахнет божественно. Его запах ударил мне в голову, и я не могла не вдохнуть его еще глубже в себя. Его пальцы мягко прошлись по моей щеке, в то время как он запустил свою руку мне в волосы.

Ощущая бешеный ритм пульса под кожей, я оставалась прикованной к этому взгляду. Он завлекал меня, так медленно, и перед тем как наши губы встретились, он остановился. Его темные ресницы были опущены, и он медлил. Я чувствовала его теплое дыхание на своих губах. Он выдохнул:

— Прости меня, — и отпрянул.

Каждая частичка моего тела хотела этот поцелуй. Я не знаю, что произошло. Я моргнула и посмотрела в сторону. Его руки соскользнули с моего тела, и холодный воздух вместо них заставил меня задрожать.

— За что? – спросила я, не желая, чтобы все это закончилось. Я не хочу молить о поцелуе, но я не могла допустить, чтобы он ускользнул от меня.

Его веки дрогнули. Он удерживал мой взгляд с секунду, и волна жара прошлась между нами. Я хотела сбросить с себя все это и притянуть его в свои объятия. То, как он смотрел на меня, то, как он сжал свои плечи, сделало его сломленным, как будто он нуждается во мне. Рациональная часть моего мозга говорила мне: «Ты в своем уме?». Это раздражало. Это всего лишь поцелуй, и да, раздражало. Черт, надо заткнуться.

Он печально улыбнулся мне, пихнул что-то своим ботинком на земле:

— Ни за что, просто я даже не знаю твоего имени, а пытаюсь поцеловать тебя после того, как у тебя был самый худший день в твоей жизни. Это низко с моей стороны.

— Самый худший день в моей жизни был вчера, если тебе интересно. — Я подалась к нему, гадая, была ли это всего лишь игра, и обыграли ли меня уже: — И мое имя… — Рациональная часть меня настаивала на том, что не стоит говорить его, но он мне нравился. Это больше, чем внешняя привлекательность, здесь что-то другое. — Эвери.

Он посмотрел на меня и сказал:

— Шон.

Я улыбнулась, сказав:

— Шон Джонс, благородный парень на байке лишь с одной парой брюк.

Он рассмеялся, и я улыбнулась в ответ. Я шагнула ближе к нему и заглянула в эти кристально-голубые глаза. Держа его куртку в руках, я притянула его к себе. В этот раз Шон не сопротивлялся. Когда я прикоснулась своими губами к его, он поцеловал меня в ответ. Это было так сладко и так нежно, что я чуть не умерла от наслаждения. Этот поцелуй сделал каждую часть моего тела воздушной и легкой, как будто я уплывала куда-то далеко. Когда его руки нашли мое лицо, он коснулся меня нежно, ведя пальцем по моей скуле и обратно к моим волосам. Это был сладкий поцелуй, простой и скромный, но он заставил меня задыхаться от желания и хотеть большего.

Шон отошел от меня и потянулся за своим шлемом:

— От тебя невозможно оторваться, Эвери Смит.

Я улыбнулась факту, что он использовал мою фальшивую фамилию, и, судя по сказанному им, ему понравилось целовать меня.

— Что-то в этом роде.

Я не знала, что случится дальше, но когда Шон повернулся, чтобы уходить, мое сердце упало куда-то вниз. И это все? Он уходит? Я не понимаю. Единственное, о чем я могла думать, - это то, что он не хочет меня. Подавленная, я ступила на тротуар. Я отвернулась от него и начала идти в направлении своего кампуса.

— Мисс Смит, — позвал он меня, и я обернулась. Поток ветра подхватил мои волосы, и сделал так, что короткие черные пряди трепыхались на ветру, словно мазки чернил на чистом небе. — Это был прекрасный вечер. — Он ухмыльнулся мне перед тем, как опустить визор шлема. Мотор взревел, и вот его уже нет.

Я не собиралась, но я смотрела ему вслед до того, пока его сигнальные огни не исчезли из зоны видимости.

Что же я делаю? Я потеряла голову от парня, который хочет проститутку, а не просто женщину. Женщины тоже могут быть проститутками, кэп.

Я была без понятия, о чем я думала, о чем надо думать, что делать сейчас. Моя жизнь меняется. Я чувствовала: маяк уже качнулся, и мой мир изменился совершенно в другую сторону. Вопрос был в том, что мне теперь делать со всем этим?

Глава 8

— Ну, технически ты сдала, — сказала мне Мел, когда мы шли на наше следующее занятие.

Она выглядела такой ухоженной в ее темном костюме с короткой юбкой. А ее туфли были просто сногсшибательны, я бы умерла за них. Они такие милые.

Мысленно я ощущала, что мой мозг уже давно свалил из моего тела и отсутствует напрочь. Я чувствовала, это надвигается – я переключаюсь в режим выживания. Хм, забавно – я думала я УЖЕ в этом режиме, но это было не так. Не совсем, конечно. Густой, наполненный воздух вокруг, немигающие глаза, то, как ветер дует мне в лицо, будто хочет окутать меня всю чем-то странным. Я помню, как все это ощущается, как все мое тело пытается скорее отключиться, лишь бы завтра уже наступило. Я не дышу. Мои губы крепко сжаты, и челюсть напряжена. Я почувствовала руку Мел на плече, но совершенно на это не отреагировала. Я слышала ее голос, но все, о чем я могла думать, это то, насколько я облажалась. Если я потеряю свою стипендию – все, не будет дома, не будет будущего.

Я спросила до того, как смогла обдумать сказанное:

— Быть всегда правильной и высокоморальной…это сейчас вообще имеет значение в нашем мире?

Мел приподняла свою идеальную бровь, и глянула на меня:

— У нас философские дебаты сейчас, или ты спрашиваешь о чем-то конкретном?

— В чем суть всего этого? Я всегда считала, что мораль и совесть даны нам, чтобы направлять нас по жизни, помогать нам. Что случается, когда они беспомощны? Что случается, когда все идет так, как есть? — Я не хотела ждать, чтобы услышать ответы.

Я уже давно знала, для чего нам все эти качества. Я выучила этот жизненный урок. Я знаю, что говорят мне сердце и разум. Я не могу продавать свое тело. Это совершенно неправильно, но одна маленькая мысль проскакивала в моей голове, когда я думала, что, несмотря на все эти качества и воспитание, когда дело доходит до простого выживания, это все, что имеет значение. Какая-то часть меня была близка разуму Макиавелли (Никколо́ Макиаве́лли — итальянский мыслитель, философ, писатель, политический деятель. Исторически Макиавелли принято изображать тонким циником, считающим, что в основе политического поведения лежат выгода и сила, и что в политике следует опираться на силу, а не на мораль, которой можно и пренебречь при наличии благой цели), и она не беспокоилась о цене. Просто получи то, что хочешь. Но было ли это настолько плохо? Я просто хотела жить. Я хочу ту жизнь, которой я жила раньше. Это была не идеальная жизнь, но она была моей. Сейчас все ушло в прошлое. Я тяжело сглотнула, и принялась бежать. Бежать от Мел и от аудиторий. Я убегаю от всего и от всех.

Я должна была подумать. Я знала, что это придет. За последние несколько недель все становилось только хуже и хуже. Моя жизнь ускользала от меня. Я могла чувствовать, как она просачивается сквозь мои пальцы, словно песок. Я так устала от этого. Я устала от всего. Я услышала, как Мел окликнула меня сзади, но она не стала следовать за мной. Никто не стал. Я совершенно одна. В городе, где живут миллионы человек, в кампусе, где живут тысячи студентов, на территории колледжа, где находятся сотни людей, - я совершенно одна.

Едва дыша, я прижала учебники к груди и побежала в другую часть кампуса, прочь от жилых комнат, прочь от книг и занятий. Я остановилась на входе в переход, который проходит под трассой. Я ненавижу ходить этим путем. Туннель, сделанный из цемента, тянулся под улицей и был построен для безопасного перехода детей через опасный автобан, но все равно он нагонял страху на меня. Я спустилась в него и пошла, чувствуя сверху грохот проезжающих машин.

Я повернула за углом в конце тоннеля, и вот я снова наверху. Я прошла немного вперед и, наткнувшись на небольшую закусочную, уселась за столик. Официант принес мне кофе еще до того, как я успела открыть свои учебники и взглянуть на тест. Большая и жирная цифра 69 была написана красной ручкой на первой странице, а это значит 2 – 2,5 балла. Эта оценка уничтожит меня. Это не значило, что я не понимаю сути того, что я изучала и читала; это значило, что у меня попросту не было времени, чтобы сосредоточиться и собрать весь необходимый материал в свою голову.

Я смотрела на лист бумаги, на числа и на выделенную в кружок заметку профессора, написанную от руки. Было такое чувство, что вот, где все ответы. Одно занятие стоит между мной и моим будущим. Одно занятие. Одна отметка. Один профессор.

Мои пальцы чуть приоткрыли уголок листа, пока я смотрела на него. После всего, что случилось, вот это должно сломать меня – чертова оценка. Это несправедливо. Жизнь несправедлива. Это трудно, так трудно все делать самой. Я вытащила тест, придвинула его поближе и взяла в руки чашку кофе. Я смотрела, как люди входят и выходят, и гадала, такая же фиговая и печальная у них жизнь, как у меня. Я думала, что все вещи в жизни хоть раз происходят так, как ты хотел, планировал.

Не важно, что я выберу, у меня еще есть место, где жить до конца лета. Затем, конечно, я могу обжаловать решение, которое вынесут по поводу моей стипендии, но университет обычно не рассматривает такие жалобы. Стипендия очень ценна здесь. Они, скорее всего, предоставят деньги тому, кто не работает, но у кого есть семья, что может оплатить все другие расходы. У меня ничего этого нет.

Я смотрела в никуда, пока пила свой кофе. Слова Мисс Блэк отзывались эхом в моей голове. Это всего лишь один парень. И я его уже встречала. Это очень горячий парень с губами, которые хочется целовать бесконечно.

Знакомый голос прервал меня:

— Прогуливаешь? Ооооууу, кто-то ищет себе неприятности. — Марти Мастерсон скользнул на сидение напротив меня, все еще ухмыляясь.

Он мой партнер по лабораторным работам в этом семестре, и он до жути раздражающий. Я быстро прикрыла рукой свой тест и попыталась скорей убрать его со стола, но Марти заметил это. Он перехватил тест до того, как я успела что-то возразить. Его взгляд был полон тревоги, когда он глянул на меня:

— Эвери, черт возьми. Ты в порядке? Что случилось? — Он держал в кулаке этот злополучный лист и допытывался до меня, как будто он мой строгий отец.

Я отобрала у него лист обратно и положила его рядом с собой на сидение:

— Работа случилась. Жизнь случилась. Иногда всякое дерьмо случается.

— Но ты никогда раньше не получала заданий для пересдачи, — он выглядел озабоченным.

Марти снял с себя шарф и положил его рядом с собой. На нем была вельветовая куртка. Было такое чувство, будто он сбежал из 70-х с копной волос в этом стиле. Но он очень добр ко мне и всегда был. Но я не могла выносить это выражение на его лице, будто он жалеет меня до ужаса, будто я уже мертва.

— Эвери…

— Я уже в курсе моей ущербности, и если тебе больше нечего мне сказать… — Социально отрешенный – вот как можно описать Марти. Кажется, что он гей, но он никогда не говорил ничего, что могло бы подтвердить это. Я не помню, чтобы видела его с другим парнем или девчонкой. Он очень часто и много прикасался ко мне, но это никогда не ощущалось в сексуальном плане. Он иногда чувствовался, как старая, умудренная опытом леди. Такие же уж слишком частые и не к месту повороты головы, движения рук.

— Нет, это не так. Но ты ведь не думаешь выкинуть меня вон отсюда без чашечки кофе? — он улыбнулся мне и помахал официанту, чтобы принесли заказ.

— Я думаю, что не стану.

Когда официант подошел позже и налил черный кофе в очень уж белую кружку, Марти посмотрел на меня с сожалением в глазах.

— Так все, прекрати немедленно, — сказала я.

— Прекратить что? Перестать волноваться за тебя? Потому что этого не будет. Что ты собираешься делать? Уйти с работы? Это то, что ты должна сделать в этой ситуации, ведь так?