Холли Уорд - Договоренность: Семья Ферро. Книга 7 (ЛП)

Книга 7

В недоумении я посмотрела на Шона, в то время как все внутри меня сжалось и рухнуло куда-то вниз. От его взгляда волосы на затылке вставали дыбом. Кожа рук покрылась мурашками. Такое чувство, будто я очутилась в морозильной камере. Выдавив из себя слова, еле проговорила: - Это неправда. Как это может быть…

Потемневший взгляд Шона на секунду остановился на мне. Все мысли в голове сходились лишь к одному слову – Беги!

В каком-то смысле, в глубине разума я знала – что-то было с ним не так, эта темнота окутывает его жизнь. Я думала, это была печаль, горе от потери. Его поведение и поступки полностью определялись нескончаемой скорбью из-за смерти жены, потери единственного ребенка. Но это его откровение просто повергло меня в молчаливый ступор. Ноги будто приросли к полу.

Шон проследил мою реакцию. Он будто надеялся, что я сбегу в ту же секунду и не вернусь уже больше никогда, но я не сдвинулась с места. И не стану этого делать. На какое-то мгновенье показалось, будто весь воздух выкачали из этой комнаты и я медленно падаю в пространстве, потерянная в его глазах. Шон не может быть убийцей. Я размышляла об этом снова и снова, но неприятное тягучее чувство внутри живота все не проходило. Его слова были правдой. Я могла ощутить на себе всю серьезность и тяжесть его признания, и это пугало меня до ужаса. Я столько пережила и через многое прошла, чтобы выжить, а этот мужчина говорит, что разрушил и уничтожил две неповинные человеческие жизни, одна из которых так и не увидела света.

Я не отвела взгляда. И это не потому, что я не верила ему, я видела – здесь есть что-то еще. Его темная сущность была связана со смертью, но это не было хладнокровным, жестоким убийством. Нутром чувствовала, как если бы это предчувствие было частью меня.

Наконец, Шон отвел взгляд в сторону и повернулся: - Ты не убегаешь прочь.

- Да, я немного не в себе, ты уже в курсе, - я пыталась взять себя в руки, но не получалось. Пульс громким стуком отдавался в ушах, а тело было очень напряжено, готовое к бегству. Я снова заговорила, стараясь, чтобы голос не дрожал: - Расскажешь мне, что произошло?

Шон смотрел на меня через плечо, пока шел к бару в другой части комнаты. Остановился. То, как глаза сузились, а затем сжались, выдало его. Это было почти незаметно, будто давнишняя боль вылезла наружу из глубин и попыталась поглотить его. Шон загнал ее обратно внутрь: - Уверена, что хочешь это знать? – голос его был ровным, холодным и полностью безразличным.

Такое ощущение, что ледяные руки призрака, что подошел ко мне сзади, легли мне на плечи. Я втянула в себя воздух и сделала шаг навстречу: - Расскажи мне.

Шон не ожидал такого ответа. Я могла видеть это в его глазах. Он отвернулся от меня и снова направился к бару. После того, как он налил себе выпить, то дотянулся до своего ноутбука. Экран засветился, он набрал что-то на клавиатуре, щелкнул и развернул ко мне: - Читай.

Я посмотрела на заголовок одной из самых крупных газет в стране – ШОН ФЕРРО ОБВИНЯЕТСЯ В УБИЙСТВЕ ЖЕНЫ И НЕРОЖДЕННОГО РЕБЕНКА. Я подсела ближе к компьютеру и просмотрела статью, но я не видела того, чего искала. Все это больше походило на версию Гейба, что Шон был холоден и отстранен, и как он совсем не выглядел убитым горем. Статья кончалась ссылкой на продолжение расследования. Я пробежалась по другим статьям, одна за другой, рассматривая фотографии Шона, на которых казалось, что прошли годы, а не несколько месяцев со дня трагедии. Я чувствовала на своем лице его взгляд, но не поднимала глаз от экрана. Оперевшись на барную стойку, я поставила ноутбук туда. Щелкнула по другой статье. А затем уставилась на его фотографию, на все те слова и обвинения, тяжело сглотнув.

Затем перешла к последней финальной статье. ФЕРРО ОПРАВДАН. Сердце неистово билось, ударяясь о грудную клетку. Подступала тошнота. Я постаралась очистить свою голову от всех нахлынувших эмоций и стала размышлять. Я не понимала, как они не смогли доказать его вину. Газета ясно давала понять, что все было предельно известно, факты на лицо. Шон Ферро жестоко убил свою жену в порыве бесконтрольной ревности. Он оставил ее на их постели, истекающую кровью, и отправился на работу. Когда он вернулся домой этой же ночью, то вызвал полицию. Все источники твердили, что вызов по 911 был лишь фарсом, и что его жена была мертва уже несколько часов до того, как он ночью вернулся домой. Больше не было других подозреваемых.

Когда я закончила читать, то взглянула на него. Глаза Шона вперились в меня и страх скрутил все тело. Неужели я так сильно ошиблась в нем, что уже не могу отличить повернутого на голову мужчину от социопата? Действительно ли он сделал это? Шон не показывал своих эмоций, но это еще ничего не значит. Как впрочем, и я – ну, не перед теми, кому я не доверяю. Каменное выражение застыло на лице, когда они погружали тела родителей в могилы. Я помню, люди говорили, неправильно так себя вести – не плакать, но я не собиралась. Не тогда. Они не видели моих слез, не слышали моих всхлипов. И Шон такой же. Я это осознаю - отсутствие эмоций не означает, что то, что писали газеты, правда.

- Это неправда, - закрыв ноутбук, я не сводила взгляда с него. Это утверждение, факт. Какая-то часть информации точно была упущена газетами, без сомнения. Но также есть и такие вещи, которыми Шон никогда не делился по этому поводу. Я практически видела, как эти секреты жидким огнем горят в его взгляде.

Одна его бровь дернулась. Он покачал головой и глянул под ноги. Темные волосы упали ему на лицо: - Ты так наивна, Эвери.

- Ты что-то скрываешь, Шон. Ты скорее позволишь людям считать, что убил жену, чем расскажешь правду?

Шон уставился на меня. Мои слова еще больше приблизили его к состоянию полного отчуждения, я видела его обеспокоенность. Подобралась уже слишком близко, он не сможет этого вынести: - Правда вся здесь, на поверхности, очевидная, как черное и белое. Я убил ее. И я ревнив. Каждый это знает. Я знаю, ты уже наслышана о моем темпераменте, что я могу быть более чем просто убедительным, когда все идет не по моему плану, - сделав шаг ко мне, он практически касался всем телом меня. Я тяжело сглотнула, но не отступила. – Когда же уже до тебя дойдет, что я не тот мужчина, каким ты думала, я являюсь?

- Ты именно тот, как я и полагала. Просто скрываешься под этим всем… - я уже кричала, размахивая руками, пока говорила, - всем этим проявлением лжи.

Он рассмеялся. Глубокий, темный звук его смеха послал волну дрожи по моему позвоночнику: - Ага, продолжай и дальше убеждать себя в том же духе.

- Скажи мне правду.

- Вся правда была напечатана у тебя перед глазами.

- Это только часть всей истории. Все упущения и ошибки здесь – сплошное вранье.

Брови Шона приподнялись в удивлении: - Собираешься грузить меня всем этим философским бредом сейчас? Невероятно. Прими то, какой я есть, и перестань искать вещи, которых нет, - Шон покачал головой так, будто раздражен и разозлен, и со стуком поставил свой стакан на стойку. Когда он дышал, его спина расширялась. Его плечи были так напряжены. Костяшки пальцев побелели, когда он ухватился за край гранитной стойки. Он развернулся ко мне, губы были плотно сжаты: - Я не твой спаситель, Эвери. Нет ни рыцаря, ни белого коня, ни «жили долго и счастливо» - не со мной. Все это дерьмо никогда не было реальным.

- Я никогда не говорила, что мне нужен рыцарь на белом коне.

- Это все ясно написано на твоем лице.

Черт возьми. Эта мысль влекла к себе. То есть, посудите сами, кто бы не мечтал о том, чтобы его спасли, когда жизнь катится в тартарары. Это есть суть любой сказочной истории – желание быть спасенной – но я осознала, что этому не бывать, уже давным-давно. Сейчас я была так зла. Руки сжались в кулаки по бокам. Тема разговора затрагивала меня довольно сильно, потому что я проживаю это, имею жизнь, где никто не приходит на помощь и героиня остается практически одна.

- Ну ладно, - я слегка огрызнулась, признавая сказанное, - но ты только наполовину прав. Я верю в рыцарей в сияющих доспехах, но единственный рыцарь во всей этой истории – это я сама. Никто не спасал меня. Павшая слишком низко, я не могла уже видеть пути наверх. Я была на пути в ад, и затем я нашла тебя. Ты потерян, сломлен и полностью испорчен внутри. Ты не такой как я, но ты хочешь быть. Единственная разница между нами лишь в том, что у меня все еще есть надежда, а ты разуверился в своей давным-давно, - тяжело сглотнув, я гадала, насколько стукнутой надо быть, чтобы сказать такое, - И я не уйду, неважно, что ты мне расскажешь о том, что случилось с Амандой. На крайний случай, я еще и твой друг. И не та, кто при первой возможности уйдет прочь.

Его синие глаза были так сильно прищурены, но на какое-то мгновенье, они расширились. Затем Шон моргнул и эффект шока исчез. Он подошел ближе ко мне, сокращая дистанцию: - У тебя что, подсознательное стремление к смерти?

Шон раздражал меня сейчас больше, чем что-либо. Его реакция, абсолютное нежелание вести разговор о событиях с его женой так много всего мне говорили, но я все еще определенно не знаю, что произошло. Издав раздраженный звук в глубине горла, я сказала: - Перестань задавать глупые вопросы. Откройся мне полностью или пойдем каждый своей дорогой. – Дура, дура, дура. Откуда это взялось? Я серьезно это сказала?

В этот раз Шон не стал скрывать своего крайнего удивления. С широко распахнутым взглядом он отошел назад и осмотрел меня всю еще раз: - Ты серьезно? Все еще доверяешь мне? Да что, черт возьми, с тобой такое?

- Со мной? Что не так со мной? Серьезно спрашиваешь меня об этом, ты, чокнутый мерзавец? – стукнула ладонями по его груди и толкнула, но он едва сдвинулся с места, - Ты такой лицемер, даже не можешь и слова правды сказать.

Шон крепко схватил меня за запястья. Его дыхание прошлось по лицу, когда он выдохнул мне в ответ: - Тогда просветите меня, Мисс Смит.

Я уставилась на него и затем выпалила: - Ты говоришь мне бежать прочь, что нечего спасать - и ты ничего не можешь мне дать в ответ – но затем, ты вдруг собираешься с духом и говоришь, что я тебе небезразлична. Я не могу уже вернуться туда, откуда мне нет возврата. Люди не восстанавливаются от таких вещей, как эти. Я понимаю это. Ты понимаешь это, поэтому не надо окружать меня своей фальшивой симпатией, потому что это так и есть в сущности, если ты ничего ко мне не чувствуешь, если ты также пуст внутри, как я, если…

И я не успела сделать следующего вдоха, как губы Шона обрушились на мои, заглушая поток слов. Он прижал меня к своей груди и запустил пальцы в волосы, крепко сжимая. Поцелуй был требовательный и всепоглощающий. Он не хотел, чтобы я продолжала. Я говорила те вещи, что он не желал слышать. Я всхлипнула напротив его губ, отвечая на поцелуй, и думая, как далеко я готова зайти. Нет пути назад из этой части ада. Я знала его агонию, он знал мою.

И я понимала, что есть что-то большее в этой истории с его женой, чем Шон говорит, что он скрывает что-то важное, и использует обвинения в убийстве как прикрытие. Я ощущала это всем своим естеством. Там были снимки улыбающейся Аманды Ферро. Рядом с ней, с серьезным выражением лица, стоял Шон. На одной фотографии его рука была обернута вокруг нее, а другая была на ее животе в защитном жесте, когда она сходила с тротуара. Шон заботился о ней и ребенке. Он хотел их. Я знала, он не мог жить с этой потерей. Я вижу это по его лицу, и слышу каждый раз в его голосе. Невыносимая боль блуждает по его венам словно яд, пока он не становится равнодушным и безучастным ко всему окружающему.

И я все понимаю. Я хотела быть с ним и не чувствовать больше ничего, но это – тот факт, что проститутки могут делать такие вещи, что снова возвращают Шона к жизни – это что-то да значит. Шон не хотел оставаться более в эпицентре этих мучений, но, как и я, он не мог найти нужного выхода из положения. Слишком много времени прошло. Слишком много шрамов все еще свежи и не поддаются излечению. Это привносит в жизнь элемент отчаяния, когда в сознании блуждает сводящее с ума желание выжить, когда уже незачем и нет ради кого.

Была и темная сторона у Шона, которую я никогда не видела. Если я позволю этому продолжаться, если останусь здесь с ним, то я буду стоять лицом к лицу и видеть ужас, что скрывается за его прекрасными глазами, будто он потерян в кошмаре, который никак не заканчивается. Я так сильно хотела освободить его от этого бремени, но никто не мог спасти Шона, пока он в таком душевном состоянии. И даже я.