Ной Гордон - Доктор Коул

Он кивнул, выслушав историю Р. Дж., когда они выпили по три чашки крепкого кофе у нее в кухне.

— В этих холмах полно таких людей, как мы, — сказал он.

Она уехала из Кембриджа жарким утром в конце июня. Небо было затянуто низкими, темными грозовыми тучами, готовыми вот-вот пролиться дождем. Она думала, что будет рада покинуть дом на Брэттл-стрит, но в последние дни, когда мебель была частично продана, сдана на склад или отдана Тому, а ее шаги отдавались эхом в пустых комнатах, она посмотрела на дом с сожалением бывшего владельца и поняла, что Том был прав, когда говорил о его величии и блеске. Ей не хотелось уезжать. Несмотря на неудачный брак, этот дом был ее гнездом. Потом она вспомнила, что этот дом — большая яма, в которую они выкинули кучу денег. Она с радостью заперла дверь и выехала на улицу мимо забора, который все еще требовал ремонта, но это уже была не ее забота.

Она понимала, что уезжает в неизвестность. Всю дорогу до Вудфилда она размышляла о том, как будет справляться на новом месте, опасаясь, что совершает огромную ошибку.

Несколько дней она мучилась этими мыслями. Допустим, она будет работать только за наличность, сможет полностью игнорировать страховые компании, которые часто портят докторам кровь. Если она резко снизит плату за прием, скажем, до двадцати долларов, достаточно ли будет у нее пациентов, чтобы не вылететь в трубу? Она знала, что наверняка будут приходить люди, у которых нет медицинской страховки. Но захочет ли посетить доктора Коул и заплатить ей наличными кто-нибудь, у кого имеется полис медицинского страхования?

Она с сожалением поняла, что едва ли.

Она решила пока что установить неофициальную плату за прием в двадцать долларов для людей, не имеющих медицинской страховки. Страховые компании обычно платят врачу от сорока до шестидесяти пяти долларов за клиента, в зависимости от сложности проблемы и с надбавкой за вызов на дом. Полный осмотр стоил девяносто пять долларов, а комплекс лабораторных исследований проводился в медицинском центре в Гринфилде.

Она усадила Тоби за работу за две недели до официального открытия. Тоби должна была внести в память компьютера все документы страховых компаний. Она собиралась вести дела с пятью крупнейшими страховиками страны, но оставалось по меньшей мере пятнадцать более мелких компаний, не говоря уже о почти тридцати пяти совсем небольших, занятых в этом же бизнесе. Все сведения о них должны были оказаться в памяти компьютера, все их разнообразные формы документов и условия работы. Это была непростая, но однократная работа. Р. Дж. понимала, что данные придется постоянно обновлять, поскольку компании часто отменяли, пересматривали и дополняли документацию.

Это было непростой задачей, одной из тех, с которыми не приходилось сталкиваться ее прадеду.

Утро понедельника.

Она приехала в офис рано. Быстрый завтрак из поджаренного хлеба и чая не принес никакого удовольствия. Кабинет пахнул краской и лаком. Тоби уже приехала на работу, а Пегги появилась двумя минутами позже. Все трое глупо улыбались друг другу.

Комната для ожидания была маленькой, но внезапно показалась Р. Дж. огромной и пустой.

На прием записалось всего лишь тринадцать человек. Р. Дж. уверяла себя, что местные жители за двадцать два года, должно быть, привыкли к тому, что им надо обращаться за врачебной помощью в другой город. Если у них был один доктор, зачем им другой?

Что, если никто не придет? Р. Дж. подумала, что напрасно паникует.

Первый пациент пришел за пятнадцать минут до назначенного времени. Это был Джордж Палмер, вышедший на пенсию семидесятидвухлетний рабочий с лесопилки, у которого было больное бедро и не хватало трех пальцев на руке.

— Доброе утро, мистер Палмер, — спокойно поздоровалась Тоби Смит, словно вот так приветствовала пациентов уже много лет.

— Доброе, Тоби.

— Доброе утро, Джордж.

— Привет, Пегги.

Пегги Уэйлер знала, что надо делать. Она провела его в процедурную, заполнила бланк, сделала несколько анализов и соответствующих записей.

Р. Дж. нравилось слушать неспешный рассказ Джорджа Палмера. Поначалу каждый пациент будет отнимать у нее массу времени, поскольку ей надо будет ознакомиться с полной историей его болезни.

В Бостоне она отправила бы мистера Палмера к ортопеду, который сделал бы ему укол кортизона. Здесь же ей пришлось делать это самостоятельно. Она попросила его прийти через какое-то время еще раз.

Когда она заглянула в приемную, Тоби показала ей букет летних цветов, присланных ее отцом, и большой фикус от Дэвида Маркуса. В приемной она увидела шестерых человек, трое из которых не были записаны на прием. Она попросила Тоби «отсортировать» их. Тяжелобольные или страдающие сильными болями должны были проходить к ней вне очереди. Внезапно она поняла со смешанным чувством облегчения и сожаления, что времени на раскачку у нее не будет. Она попросила Тоби принести ей из магазина бутерброд с сыром и чашку кофе.

— Я буду работать и в обеденное время.

В двери показалась Салли Хауленд.

— Я на прием, — сообщила она, будто бы ожидая, что ее прогонят. Р. Дж. захотелось расцеловать ее.

Пегги и Тоби тоже решили работать во время обеда и заказать еду из магазина.

— Я плачу, — радостно заявила Р. Дж.

Он пригласил ее к себе на ужин.

— Сара тоже будет?

— У Сары серьезный, почти деловой ужин в школьном кулинарном клубе, — ответил он. Задумчиво взглянув на нее, он добавил: — Ты можешь поехать ко мне, только если будет третий?

— Нет, конечно нет. Я просто надеялась увидеть Сару.

Ей понравился их дом, тепло и дружественность толстых деревянных стен и удобной старой мебели. На стенах было много картин, написанных местными мастерами, чьи имена ни о чем ей не говорили. Он провел ее по всему дому. Кухня, его кабинет, полный разных безделиц, компьютер, большой серый кот, спящий на стуле.

— Кошка тоже еврейская, как и лошадь?

— Да, — ухмыльнулся он. — Мы подобрали ее вместе с потрепанным старым котом. Сара решила, что он ее муж. Но кот побыл у нас всего два дня, а потом сбежал, потому я назвал ее Агуна. На идише это значит «покинутая жена».

Скромная спальня. Р. Дж. ощутила что-то похожее на сексуальное напряжение, взглянув на огромный пружинный матрас на кровати. На столе стоял еще один компьютер, рядом со столом расположился шкаф, забитый книгами по истории и сельскому хозяйству, а также стопка исписанных бумаг. Расспросив Маркуса, Р. Дж. узнала, что он пишет роман об исчезновении маленьких ферм Америки и о первых фермерах, обосновавшихся в Беркширских горах.

— Я всегда хотел рассказывать истории. Когда Натали не стало, я решил попробовать. Мне надо было кормить и одевать Сару, потому я не бросил работу с недвижимостью после того, как мы переехали сюда, однако здесь все иначе в этом плане. У меня полно времени для книги.

— Как продвигается?

— Ох… — Он улыбнулся и пожал плечами.

Комната Сары. На окнах ужасные занавески в цветочек. Дэвид сказал, что Сара сама нанесла на ткань этот рисунок. По всей комнате стоят лотки с камнями: большими булыжниками, галькой, средними камешками, и каждый из них по форме напоминает сердце. Геологические валентинки.

— Что это значит?

— Она называет их сердечными камнями. Собирает их с детства. Натали ее приучила.

Р. Дж. год изучала геологию в университете Тафта. Глядя на камни, она узнала кварц, глинистый сланец, мрамор, песчаник, базальт, аспидный сланец, полевой шпат, гнейс, гранат. Также там были кристаллы, названия которых Р. Дж. не знала.

— Вот этот попал в ковш экскаватора, — сказал Маркус, указывая на гранитный валун в форме сердца высотой почти в пятьдесят сантиметров, стоящий в углу комнаты. — В шести милях от угодий Фрэнка Парсонса. Потребовалось три человека, чтобы внести его в дом.

— Она просто находит их на земле?

— Она находит их повсюду. У нее чутье. У меня очень редко получается найти такой. Сара очень придирчиво к ним относится и многие камни не берет. Она не называет камень сердечным, если только он не имеет форму сердца на самом деле.

— Возможно, тебе следует лучше искать. В мире миллиарды камней. Держу пари, что смогу найти несколько экземпляров для ее коллекции.

— Думаешь? У тебя есть двадцать пять минут, прежде чем я накрою на стол. Что ставить на кон?

— Пиццу со всеми ингредиентами. Двадцати пяти минут должно хватить.

— Выигрываешь — получаешь пиццу. Выигрываю я — получаю поцелуй.

— Эй…

— В чем дело, испугалась? Тогда положишь мне в рот деньги. — Он ухмыльнулся и подмигнул.

— Лады.

Она не стала тратить время на то, чтобы искать камни в сарае или возле дома. Естественно, там они все уже обыскали. Выйдя на грунтовую дорогу, Р. Дж. внимательно смотрела себе под ноги. Она никогда не отдавала себе отчета, какими разнообразными бывают камни, как велико разнообразие их форм. Вытянутые, округлые, угловатые, тонкие, плоские.

Время от времени она останавливалась, нагибалась и поднимала камень, но всегда оказывалось, что он не той формы.

Спустя десять минут она уже была в четверти километра от дома. Она нашла лишь один камень, который отдаленно напоминал сердце, но с одной стороны он был неправильной формы.

Она решила, что проиграет спор. Она хотела найти сердечный камень и не хотела, чтобы Дэвид решил, что она намеренно проиграла.

Спустя двадцать пять минут она вернулась в дом.

— Я нашла, — сказала она, протягивая ему камень.

Он взглянул на него и ухмыльнулся.

— Этому сердцу не хватает… Как называется верхнее отделение?

— Предсердие.

— Да, у этого сердца нет правого предсердия.

Он отнес его к двери и выбросил на улицу.

Р. Дж. сказала себе, что то, что случится далее, будет важно. Если он захочет продемонстрировать характер, будет лапать и лезть в рот языком, то она моментально потеряет к нему интерес.

Но он склонился над ней и едва коснулся губами ее рта. Поцелуй получился нежным и очень приятным.

Ох!

Он угостил ее простым, но вкусным ужином. Отличный салат из овощей с грядки, за исключением помидоров, которые он купил в магазине, потому что свои еще не созрели. Также он приготовил вкуснейшие куриные крылышки, гарнированные спаржей, собранной и отваренной перед ужином. Он выращивал собственный вид спаржи, происхождение которого, как он заявил, является большим секретом. Кроме того, он испек отличные чесночные булочки.

— Эй, а ты отличный повар!

— Я люблю стряпать.

На десерт было ванильное мороженое домашнего приготовления, черничный пирог, испеченный Дэвидом утром. Она поймала себя на том, что рассказывает ему о смешении религий в истории своего рода.

— Есть Коулы-протестанты и Регенсберги-квакеры, а также Коулы-евреи и Регенсберги-евреи. Еще у нас в семье есть атеисты. А моя кузина Марселла Регенсберг — францисканская монахиня в монастыре в Виргинии. У нас всего есть понемножку.

За второй чашкой кофе она узнала кое-что интересное. Оказалось, что «дипломную работу», о которой Дэвид сообщил без подробностей, он защищал в Еврейской теологической семинарии Америки в Нью-Йорке.

— И кто же ты?

— Раввин. По крайней мере, эту должность я когда-то занимал. Я совсем немного проработал.

— Почему ты ушел? У тебя был приход?

— Я просто… — Он снова пожал плечами. — Меня переполняли сомнения и неуверенность в Боге. Я начал сомневаться, никак не мог понять, существует Бог или нет. Я решил, что пастве нужен такой раввин, который уверен в том, чем он занимается, а не я.

— И что ты чувствуешь сейчас? Ты принял решение?

На нее взглянул Авраам Линкольн. Как могут эти голубые глаза быть такими печальными, хранить столько затаенной боли? Он задумчиво покачал головой.

— Присяжные все еще заседают.

Он не очень распространялся на эту тему. Лишь несколько недель спустя она узнала подробности. Когда он закончил семинарию, то сразу пошел служить в армию. Три месяца провел в школе офицеров, потом в звании младшего лейтенанта был направлен во Вьетнам в качестве капеллана. Это было довольно безопасно. Он работал в большой больнице в Сайгоне — поддерживал морально искалеченных и умирающих, по вечерам составлял письма для их семей. Он впитал их страх и ярость задолго до того, как сам получил ранения.