Карен Хокинс - Долг чести

В коридоре отворилась дверь в комнату Софии, затем захлопнулась.

— Вот и мисс. Пойду спрошу, не захочет ли она перекусить перед обедом. — Мэри шмыгнула за дверь.

Рыжий решил прочитать дочери короткую мораль, чтобы не забывала, что ей не пристало подпускать к себе гостя слишком близко — в физическом смысле. Он уже сочинял блестящую и едкую заключительную сентенцию, когда в комнате появилась София.

Улыбка замерла на его губах, и он завопил:

— Что за черт? Сыми это немедленно!

— Сними, — поправила дочь, недоуменно рассматривая свое платье. Сшитое из тяжелого бледно-голубого шелка, платье изящными складками закручивалось вокруг лодыжек. Короткие рукавчики украшали мерцающие кремовые кружева в тон ленте, которой платье было подхвачено под грудью. — Чем тебе не нравится мой наряд? По-моему, платье восхитительно.

Конечно, оно восхитительное, за исключением одной детали — огромное декольте. София так никогда не носила. Более того — кто-то догадался пришить букетик роз из кремового и голубого шелка к самой нижней части выреза, чтобы привлечь взгляд, как будто мало, что грудь совсем открыта. Рыжий твердо сказал:

— Ты не можешь быть в этом платье. Слишком низкий вырез.

София присела на краешек его постели и миролюбиво заметила:

— Но оно сшито по последней моде.

— Может быть, сойдет для замужней леди, но не для моей дочери.

— Рыжий…

Он услышал упрек и болезненно сморщился. София рассмеялась:

— Стоит ли напоминать, что я попытаюсь заставить Маклейна сыграть на дом уже сегодня вечером?

Рыжий просиял:

— Сегодня? Правда?

— Надеюсь. Нужно отвлечь его внимание, когда мы сядем играть. Ненавязчивый флирт — то, что надо.

— Найди другой способ.

— Другой способ?

— Ну, не знаю. Может быть… уронить на него что-нибудь? — Рыжий возвел глаза к потолку. — Облей его горячим чаем.

— Во время игры? Мне нужно, чтобы он благополучно закончил игру, а не удирал, ошпаренный, прочь!

— Неужели нельзя что-нибудь придумать?

— Я уже придумала. И все продумала. — Она похлопала отца по плечу. — Сам посуди. Разве самомнение позволит этому гордецу Маклейну дотронуться до женщины, которая вовсе не жаждет его объятий?

Тут она права. Гордость — сильная штука. Рыжий знал это, как никто другой. Он внимательно посмотрел на дочь. Ну и что с того, что шелковое платье и бусы смотрятся легкомысленно и игриво. Зато София — само здравомыслие. Его малышка София не станет игрушкой в нечистых руках.

Беда не в том, что ей недостает ума. Наоборот — слишком уж она умна! Легко поддаться соблазну и позволить ей идти своим путем. А правильный ли он?

Как же София похожа на мать! Конечно, игрок из Беатрис был никудышный. Она не умела противиться соблазну. София другая… в самом ли деле? Она так переживала из-за дома. Гораздо сильнее, чем он надеялся. Не стало ли для нее навязчивой идеей — сохранить Макфарлин-Хаус любой ценой, во что бы то ни стало? За все годы, что они с дочерью не покладая рук трудились, обустраивая свое жилище, не пришла Рыжему в голову мысль: может быть, дом связывает ее по рукам и ногам? София похоронила себя в деревенской глуши. Что ждет ее в будущем?

Рыжий встревожился. Дом, о котором так мечтала Беатрис, надежное пристанище! Не стал ли он для дочери тюрьмой?

Не ведая, что творится в душе отца, София улыбнулась, собранная, по-прежнему уверенная в себе:

— Рыжий, я знаю, ты был бы счастливее, странствуя по Европе. Но я — другое дело. Наш дом… — Ее голос дрогнул. — Наш дом не просто место, где я живу. Это память о маме. Ее ожившая мечта.

— Но она никогда здесь не жила. Девочка, неужели у тебя нет собственной мечты?

София удивилась. Конечно, дом — это все, что ей нужно.

— Не знаю. Никогда не думала…

— Я хочу, чтобы ты задумалась о своем будущем, как только мы отыграем дом. Мне кажется, тебе пора начать жить собственной жизнью. Пусть мамина мечта останется в прошлом.

— Рыжий, я знаю, чего хочу. Я хочу этот дом.

— Конечно, это память о нашей дорогой маме. Но жизнь больше, чем воспоминания. Нам обоим полезно помнить об этом. — Рыжий устало улыбнулся и взял ее руки в свои. — Не дуйся — у тебя такой вид, словно ты собираешься выбросить меня в окно. Обними отца поскорее да отправляйся к нашему гостю. Только помни: наш дом — это не весь мир. Если мы выиграем — отлично. Нет — кто сказал, что мы не можем начать все заново в другом месте и быть счастливыми?

София заставила себя улыбнуться:

— Уверена, мы будем счастливы здесь, в доме, о котором мечтала мама. А теперь, с твоего позволения, пора заняться нашим гостем.

Она чмокнула отца в лоб и направилась к двери, чувствуя, что он не сводит с нее встревоженного взгляда.

Выйдя из отцовской спальни, девушка без сил привалилась к двери. Что Рыжий имел в виду? Она исполнена решимости выиграть сегодня вечером. Они вернутся к привычной жизни, а Маклейн отправится домой — к своей.

Откуда тогда чувство, что она теряет что-то дорогое? Во время сегодняшней скачки она поняла: у них с Маклейном больше общего, чем казалось раньше.

Неужели в том, что касается сердца, София унаследовала порывистый, романтический характер отца? Неведомым путем Дугал Маклейн прокрался ей в душу.

Отчего она в таком смятении чувств? Не оттого ли, что Маклейн, кажется, соткан из противоречий — кружева и могучие мышцы, замкнутость и нежность? Ее не обманывала его напускная сдержанность. Идя к своей цели, этот мужчина может быть безжалостным. Вот почему она просто обязана выиграть свою партию.

Этот вечер принесет ей победу. Первые несколько партий она, разумеется, проиграет. Как бы невзначай — не следует будить в нем подозрения, надо лишь пробудить азарт. И ставки она тоже обдумала.

Ее сердце радостно забилось, предвкушая опасность и триумф. София пригладила волосы, одернула пониже декольте и величественно поплыла вниз по лестнице, готовясь встретить гостя во всеоружии.

Снаружи дождь лил как из ведра. В библиотеке же было тепло и сухо. Дугал задержался возле висевшего над камином зеркала и поправил галстук, стараясь не замечать синяка и небольшой царапины под глазом.

Полчаса назад он выкупался в ледяной воде в пристройке. Без помощи слуги его туалет несколько затянулся, да и вид, конечно, был не тот. Стоит ли, однако, обращать внимание на огрехи его костюма на фоне жалкого зрелища, какое представляет собой ветхий дом?

Дугал оглядел библиотеку, еще раз отметив чудесную лепнину, украшавшую стены и камин. Мисс София со своими помощниками не сумела замаскировать эту изысканную деталь интерьера. Не скрыть от постороннего глаза, какие здесь отличные полы. Набросали сверху рваные ковры, вот и все. Он провел по стене рукой. Пальцы испачкались в густой маслянистой саже. Он слабо улыбнулся:

— Догадливая девочка.

Действительно, девушка совсем неглупая. Весь день он не переставал удивляться, откуда она столько знает. Она разбиралась не только в сельском хозяйстве, хотя на эту тему она рассуждала охотнее всего. София Макфарлин действительно любила свою землю и свой дом. Нет. Его землю. Его дом.

Как жаль, что они сражаются за один и тот же приз. Задумав гнусный план сделать дом непригодным для жизни, София Макфарлин столкнулась с ним лоб в лоб. А он, Дугал Маклейн, не тот человек, чтобы оставить такую наглость безнаказанной. Девчонка заслуживает хорошей трепки, и уж он позаботится, чтобы она получила сполна.

В холле послышались тихие голоса. Дугал выглянул в открытую дверь библиотеки. На нижней ступеньке лестницы стояла София и тихо втолковывала что-то Энгусу. Здоровяк нависал над ней и, кажется, весь трясся от злости. Разговор явно не доставлял ему удовольствия. Судя по напряженной позе его хозяйки, ей тоже.

Дугал не мог слышать, о чем они говорили, но и так ясно было — разговор шел о нем. Маклейн подкрался к самой двери и прислушался.

— Энгус, я говорю серьезно. Не вмешивайся.

Слуга обиженно отозвался:

— Но, мисс, так нельзя. Я должен…

— Я тут хозяйка или нет?

— Да, но ваш батюшка…

— Согласился бы с каждым моим словом. Сам знаешь, что это так. Будет гораздо лучше, если сегодня вечером ты составишь компанию Рыжему. Ему нечем заняться, и он сам не свой после того случая. Партия-другая в карты привела бы его в чувство.

Энгус почесал шею, переминаясь с ноги на ногу. Сейчас он напоминал малого ребенка.

— Хорошо, мисс. Как прикажете.

Облегченно вздохнув, София кивнула, и ее волосы блеснули золотом в свете украшавших стены многочисленных бра.

— Отлично. А теперь пусть Мэри подает обед. У меня не было времени перекусить, и если дело так пойдет и дальше, я наверняка умру с голоду. Поскорее бы вечер прошел: тогда я смогу поесть.

Энгус тихо засмеялся:

— Давайте, я суну для вас кусок хлеба под баранину, которую Мэри сейчас поджаривает до углей!

— Да, пожалуйста! Кусок хлеба с джемом. Спрячь его в моей тарелке.

— Только глядите, как бы Маклейн не заметил.

— Маклейн ничего не заподозрит.

Дугал стиснул зубы.

Энгус кивнул:

— Хорошо. Но помните — если дело пойдет наперекосяк, вам только крикнуть, и я примчусь.

— Сама справлюсь. Знаю, как заставить Маклейна держать себя в руках.

Энгус ушел. Дугал отскочил от двери подальше. Проклятие. Девица хочет выставить его полным дураком.

Дождь за окнами хлынул с удвоенной силой.

Значит, вот как она собирается действовать, горько размышлял он. А ведь не далее как сегодня утром София казалась такой милой, ее мелодичный смех почти растопил лед в его душе. А ей нужно только одно: обманом выманить у него дом, честно выигранный им в карты.

Сжав зубы, он дожидался ее появления. Вот и шелест шелка ее платья в дверях библиотеки, легкие шаги, сладкий, как мед, голос:

— Вот вы где!

Дугал повернулся к Софии. К его досаде, ему было очень приятно ее видеть. Платье чудесно обрисовывало ее стройную шейку, подчеркивало восхитительный подъем груди, облегало точеную талию и мягкими складками ложилось на бедра, намекая на совершенные линии ног. Цвет платья перекликался с живой голубизной ее глаз, а золотистые волосы сияли, отражая свет свечей.

Она яркая и исполненная жизни. Губы изогнулись в ласковой улыбке. Глаза искрились радостью… И кажется, предостерегали?

Их взгляды встретились.

— Ах, ваш бедный глаз!

Она беспомощно всплеснула руками — как ей жаль, что у него синяк!

— Пустяк. Я уж и забыл.

Слабый аромат жасмина окутал его, словно облаком, когда София с участием разглядывала его подбитый глаз.

— Мне очень жаль, что так вышло. Но я рада, что вам не больно. Кажется, не распухает, всего лишь небольшой синяк.

Какой у нее нежный и волнующий голос!

Дугала обдало волной жара — как всегда, когда София оказывалась рядом. Когда ее не было, он мог рассуждать о ней холодно и логично. Однако стоило ей появиться, и он начинал пылать. Рассудок ему не повиновался.

Черт, он готов ненавидеть себя за эту слабость. Обычно ему нравилось испытывать любовное волнение. Но сейчас, зная об обмане, он думал, что собственные чувства его предали. Как странно! Он никогда не отличался особой чувствительностью, да и какие тут могут быть чувства? Только плотское влечение.

Он заставил себя любезно улыбнуться, сохраняя на лице выражение холодной отчужденности:

— Я начинал беспокоиться: не придется ли есть восхитительный обед в одиночку?

София пожала плечами, и ее грудь заколыхалась, грозя вырваться из своего шелкового заточения.

— Простите, задержалась. Пришлось посидеть с отцом.

Как правило, Дугал раздражался, если ему приходилось ждать. Но не сейчас — он просто не мог отвести взгляда от соблазнительного колыхания ее груди.

Он подал ей руку.

— Не сесть ли нам за стол?

— Конечно. — Пальцы Софии легли на его ладонь. Она улыбнулась. — Умираю с голоду.

Он тоже испытывал голод, но несколько иного порядка. Черт возьми, хватило прикосновения пальцев, случайного касания упругой груди — и прощай, старательно выстроенная линия обороны!

Справившись с волнением, Дугал повел Софию в столовую. Усадил за стол и вздохнул с облегчением, занимая место напротив. Нужно соблюдать осторожность. Будь он проклят, если позволит ей заметить, как сильно действуют на него ее чары.