Джетро не отпускал мою шею.

— Я здесь не для того, чтобы украсть тебя. И не для того, чтобы бить тебя или накачать наркотиками. Назови меня старомодным, но во мне теплилась надежда, что ты поедешь охотно, не доставляя неудобств, — погладив свободной рукой мои волосы, он положил руку мне на затылок. — Вероятно, ты озадачена вопросом, почему я сказал, что у тебя нет выбора, кроме, как пойти со мной. А поскольку я справедливый мужчина, и верю в равенство даже между охотником и добычей, я расскажу тебе.

Его дыхание было в нём единственной тёплой вещью, обжигая мою кожу словами, которых я никогда не хотела слышать:

— Я здесь, чтобы получить долг. Причину этого долга я расскажу, когда буду готов и в хорошем расположении духа. Способ оплаты долга — всецело твоё дело.

Мой разум пытался понять информацию:

— Что...

Его пальцы напряглись, перекрыв мне воздух. Я задыхалась, инстинкт выживания заставил меня бороться сквозь страх. Я начала извиваться, впиваясь ногтями в его запястья.

Мои ногти не подействовали на него, разве что только успокоили. Тихо ахнув, он сказал:

— Первое, что тебе стоит обо мне узнать — я никогда ничего не забываю. Если у меня пойдёт кровь из-за твоих попыток выбраться — я возмещу тебе это. Это стоит запомнить, мисс Уивер.

Его взгляд опустился на мои пальцы, вцепившиеся в его запястье, и он сжал свою руку, пока я не прекратила борьбу против того, чего на самом деле хотела, и позволила своим пальцам соскользнуть с его руки.

— Хорошая девочка, — пробормотал он. Отодвинувшись, он по одному раскрыл свои пальцы на моей шее. Дотошно медленно. С ужасающим контролем.

Я возмещу тебе это. Его голос эхом отдавался в моей голове. Я сжала руки на коленях, надеясь, что не наброшусь на него, и не вытворю такого, чего бы он решил возместить мне. Я до дрожи хотела причинить ему боль. Хотела убежать, пока бы он истекал кровью на тротуаре.

Выпрямившись, Джетро уставился на меня, ожидая моих дальнейших действий.

Я была в два раза меньше его, и без свидетелей была беспомощна. Мне никогда не приходилось обучаться самозащите, и в голову даже не приходила такая мысль, что я окажусь в ситуации, в которой это потребуется. Беговая дорожка помогала сохранить фигуру, но не прибавляла мне силы для борьбы.

А что я могла сделать, кроме, как подчиниться? Я не двигалась. Не могла. Даже моё головокружение не посмело вмешаться, когда меня поймали в ловушку его золотистые глаза.

Прошло несколько мгновений, прежде чем он коротко кивнул.

— Я рад твоему более приличному поведению. Чтобы гарантировать такое поведение, я поделюсь небольшим кусочком информации о долге, — он провёл пальцем по своей нижней губе. — Только ты можешь заплатить долг. Ты должна пойти по собственной воле. Ты жертва.

Я сглотнула, вздрогнув от боли в горле. Тембр его голоса внушал шанс на спасение. Продолжай разговор. Заставь его заботиться о тебе.

— Жертва? — я сразу же возненавидела это слово.

Он прищурился.

— Жертва — то, что ты делаешь или отказываешься во благо. Все это можно остановить... у тебя есть власть.

Можно? Обещание свободы повисло в ночном небе, насмехаясь надо мной.

Я поёрзала на сиденье, вздрогнув от холода.

— Если у меня есть власть, тогда почему мне кажется, будто ты насмехаешься надо мной? — придав себе решимости, я выплюнула: — Что бы ты там не думал обо мне, я могу понять скрытый смысл твоих слов. Какие последствия ждут меня, если я не пойду с тобой?

Я чувствовала себя нелепо, разговаривая о долге и последствиях. Все это не имело никакого смысла, но по моему позвоночнику ползло плохое предчувствие. Воспоминания, которые я похоронила... давным-давно.

— У тебя нет выбора, Арч. Я не могу объяснить это, но ни ты, ни я, никто не может остановить это. Я очень сожалению, что встретила тебя.

Мой отец фыркнул, вышагивая кругами по гостиной в нашем поместье на восемь спален.

— Ты сожалеешь? А как насчёт Ви и Нилы? Что я должен сказать им? Что я должен сказать, когда они начнут спрашивать, почему их бросила мать?

Моя мама, обладающая такими же черными волосами и смуглой кожей, стояла прямо и бесстрашно, но я видела правду, скрываясь под лестницей. Я знала правду. Она не была бесстрашной, она была далека от этого. Она была ошарашена.

— Ты скажешь, что я любила их, но никогда не должна была рожать их. Особенно Нилу. Спрячь её, Арч. Не позволь им узнать про неё. Смените имя. Убегите. Не позволь им забрать за долг и её.

На этом мои воспоминания закончились благодаря тому, что Вон попал мне мячом по голове и разрушил тот последний момент, когда я видела моих родителей вместе. И это был последний раз, когда я видела её.

Я потёрла ладонью грудь, проклиная то, как сжалось сердце. Замешательство тяготило так же сильно, как и отчаяние.

Джетро улыбнулся.

— Рад, что ты разумна. На этот единственный вопрос я отвечу. Последствия того, если ты со мной не пойдёшь, среди прочего, коснутся Вона и Арчибальда Уиверов.

Весь мой мир перевернулся с ног на голову, и на этот раз это произошло не из-за головокружения.

— Твоя жизнь за их жизни, — он пожал плечами. — Действительно просто. Но не беспокойся о деталях. Есть прекрасный документ и бесконечные уроки истории, объясняющие всё.

Моё сердце остановилось. Моя жизнь за их? Да он, должно быть, шутит. Я даже не знала, должна ли была в ужасе закричать или изумлённо рассмеяться. Это не могло быть правдой. Все это — фарс. Ужасная, жестокая шутка моего отца, дающая гарантию, что я больше никогда не пошла бы на свидание. Боже, пусть это будет шуткой.

— Ты же не можешь говорить это серьёзно.

Меня, возможно, и прятали от мира мужчин, но я не абсолютно бестолкова.

— Думаешь, я тебе поверю?

Джетро растерял свой лёд, скользнув прямо в арктическую зиму.

— Думаешь, мне есть дело до того, поверила ты мне или нет? Думаешь, всё это чепуха, и ты можешь со мной спорить?

Моё сердце сжалось. Он источал уверенность. Решительность. Никакого намёка на то, что его обман может быть раскрыт. Это не шутка.

Джетро понизил голос и прошипел:

— Расскажу-ка я о себе ещё один секрет. Я никогда ничего не делаю наполовину. Никогда не рискую. Никогда не охочусь в одиночку, — приблизившись, он закончил: — и с тех пор, как я обратил на тебя внимание, под мой прицел попали и твой отец, и твой брат. За ними наблюдают. И если ты не примешь всё всерьёз, то это наблюдение обратится в нечто куда более агрессивное. Понимаешь?

Я не могла ответить. Всё, что я могла представить: моего отца и Вона истребляют, как паразитов, и я никогда больше их не увижу.

— Скажешь ещё хоть слово, и я прикончу их, мисс Уивер, — сопровождая всё это ледяным взглядом, Джетро схватился за ручки, и перекинул ногу через чёрное сиденье мотоцикла. Каждый дюйм мотоцикла был чёрным. Нигде не было видно хромирования или какого-то другого цвета.

Чёрт, что я делаю? Я должна сбежать. Сбежать!

Но я не могла. Не тогда, когда он угрожал моей семье. Не тогда, когда мой мозг приоткрыл завесу в памяти, как сноска к сумасшедшим словам Джетро. Не тогда, когда я поверила.

Долг.

Я не знала, о чём всё это было. Это, возможно, был код для чего-то, чего я не понимала, или это было буквально и требовало оплаты. Но одно я знала точно — я не могла рискнуть и не подчиниться.

Я любила свою семью. Обожала брата. Я не рискнула бы их жизнями. Не после того, как так называемый долг разрушил брак и счастье моих родителей.

Я подпрыгнула, когда зарычало зажигание, разрушая тишину, и каким-то образом предоставляя силу моему гневу. Убрав подножку, Джетро удерживал вес байка.

Он не надел шлем и не предложил мне. Я ожидала, что он обернётся и обеспечит меня большим количеством информации или каких-то указов, но всё, что он сделал — вытянул руку, схватил мою и положил её себе на бедро. В тот момент, когда моя рука оказалась на нём, он отпустил меня, неосознанно, давая мне безопасную гавань, но с якорем, уже презираемым мною.

Я с тоской посмотрела на здание, где мой брат с отцом смешались с толпой модниц и единственным миром, виденным мной. Я безмолвно молила их подбежать ко мне с криками «мы тебя разыграли» и рассмеяться над моим ошеломлённым выражением лица.

Но ничего. Двери так и остались закрытыми. Ответы — спрятанными. Будущее — неизвестным.

Я одна.

Меня украли за долг, за который могу расплатиться только я. Долг, о котором я ничего не знала.

Я была идиоткой, когда хотела не синицу в руке, а журавля в небе.

Сейчас у меня не было ничего.

Повернув запястье, Джетро поддал газу механическому чудовищу, и мы рванули вперёд в темноту.


Аэропорт Милана вновь меня поприветствовал.

Казалось, прошла целая вечность с того момента, как я сюда прилетела, хотя на самом деле прошло всего лишь два дня. Моя кожа заледенела, и, несмотря на мою неприязнь к Джетро, я не могла прекратить подвигаться к нему ближе, пока он нарушал все скоростные ограничения и с нереальной скоростью поворачивал на своей машине смерти. Моя крошечная юбка и корсет не предназначались для такой поздней прогулки по Милану.

Подъехав на парковочное место, он выключил зажигание и вытащил подножку. Я тут же отодвинулась от него, убрав руки с его талии.

Страх остался в моём сердце, возрастая с каждым ударом. Я не могла посмотреть на так называемого джентльмена, не проглотив при этом коктейль из убийственного гнева и слёз ужаса.

На его профиле можно было увидеть однодневную щетину, распространявшуюся по челюсти, развивающиеся от ветра густые волосы, и границу, которая отбросила его от сексуальности до опасности. Он возвышался над толпой. Легко источал потребность и желание. Но в нём не было ничего доброго, домашнего или нормального. От него несло манипулированием и контролем.

Он — айсберг.

Парковка была пуста, но, опять же, сейчас не час пик. Несмотря на отдающийся эхом, звук пары чемоданов, которые тянули к терминалу, ночь была тихой.

Джетро слез с байка. Как только он встал, то размял шею, растирая мышцы сильной рукой. И впился в меня глазами. Они выглядели темнее, больше цвета осеннего листа, чем драгоценного металла, но по-прежнему холодные.

Я с негодованием уставилась на него в ответ, надеясь на очевидность своей ненависти.

Выражение его лица осталось отстранённым, не принимая вызова поединка взглядов. Протянув мне ладонь, он ждал. То, как он смотрел, говорило красноречивее слов. Он не спрашивал, приму ли я его руку. Он знал. Он верил в себя так чертовски сильно — всё, кроме его желания — не рассматривалось, и было смехотворным.

Слишком плохо для него — я не очень хорошо справлялась с безмолвным обращением. Ви обучил меня многому. Иметь шумного близнеца вооружает тебя определёнными навыками. И игнорирование капризных мужчин — один из них.