— Братики… родные… там… скорее… родные… наконец-то…

— Товарищ майор, языка привели, — загадочно ухмыльнувшись, доложил Круминьш, подходя со своими разведчиками к укрытому в кустах «студебекеру».

— Какого языка? — высовываясь из кабины, нахмурился Артур. — На кой ляд он мне сдался? Я вам что приказывал?

— Да вы поглядите, товарищ майор. Язык-то… Он не совсем того… Сам на нас выскочил. Не прошли и трехсот метров, как вот… Чудо в решете. — Круминьш обернулся и, словно фокусник, выдернул из темноты женщину в шикарном вечернем платье. — Ребята сомневаются — уж не Ева ли Браун?

— Я к ней, товарищ майор, по-немецки, а она мне по-латышски, — радостно поддержал старшину Лаукманис.

— По-латышски? — удивленно переспросил Артур, открывая дверцу и спрыгивая на землю. — Они теперь все латышки, польки, француженки… — И спросил неприязненно: — Кто такая? Что вам понадобилось ночью в лесу?

Банга скользнул лучом фонарика по лицу задержанной и оцепенел от изумления: он узнал Бируту.


Женщины спали, не подозревая о своей страшной участи. Одна из невольниц — та, которая напутствовал Бируту, — сонно подняла голову, удивленно поглядела па залитые золотистым светом окна, забранные в решетку, протерла глаза и вдруг закричала — пронзительно и дико. Ее подруги повскакивали с нар, заметались с воплями по бараку — в ужасе бились в дверь, бросались к окнам, но все было сделано по-немецки холодно, расчетливо и надежно.

Дело можно было считать завершенным. Брандис пинком отбросил пустую канистру, тщательно вытер руки носовым платком, брезгливо кинул его в сторону и заторопился к подводам — теперь он был уверен: немцы оценят его рвение.

Вот тут-то и швырнул первую гранату Круминьш — она с оглушительным треском рванула в самой гуще солдат. За первой полетела вторая, третья, еще и еще… Поднялась паника — захрапели, поднялись на дыбы лошади, заметались в поисках спасения солдаты. Но куда бы они ни бросались, всюду их встречала свинцовая смерть. Сообразив, что они окружены, оставшиеся в живых подняли руки. Со всеми вместе стоял на коленях посреди двора и Брандис. С перекошенным от ужаса лицом, он одной рукой прижимал к груди заветный саквояж, другую тянул вверх, как бы защищаясь от неминуемого возмездия.

— За мной! — Артур бросился к горящему бараку.

В мгновение разведчики вышибли дверь.

— Где вы тут? — крикнул Артур. — Выходите!

Женщины выбегали из клубящегося дымом барака, жадно хватали воздух и, еще не очень веря в реальность происходящего, растерянно таращились на разведчиков. Затем кто-то из них радостно вскрикнул, и вскоре все они обнимали своих спасителей, плакали, смеялись, целовали их.

— Товарищ майор! — подбежал к Артуру Круминьш. Его трясло. — По справедливости, надо бы… — он кивнул в сторону сгрудившихся с поднятыми руками немцев. — Сами придумали, сами пусть и погреются. Ведь это же…

— Ты что, старшина? — сурово оборвал Банга. — Забыл, что у тебя на пилотке? Уж от кого, от кого, а от тебя, Круминьш, не ожидал. Загони их в конюшню и обеспечь охрану до подхода наших. Понял? И смотри, не дай бог…

— Товарищ майор, тут еще земляк объявился. — Лаукманис толкнул к нему Брандиса. — Несет, хоть и по-латышски, но что-то несообразное.

— Это он! Он… — вырвалась из темноты Бирута. — Артур, это тот самый. — Ослепленная яростью, она пыталась вырвать у Банги автомат. — Дай мне, миленький, дай… Я сама его…

— Погоди-ка, сестричка, — отстранил ее Артур и пригляделся внимательней. — Господи, помилуй… Коротышка. Не может быть! Вот это встреча… — И продолжал с тихой ненавистью: — А я все гадал — где ж это на нашей латышской земле такую особенную сволочь выискали? Специально в Германию привезли. Чтоб над своими же людьми измываться. Похоже на тебя, коротышка, похоже.

— Господа!.. Товарищи!.. — валялся в ногах Брандис, по-собачьи заглядывал всем в глаза. — Пощадите! Я же не хотел, мне приказывали…

— Пощадить? — Артур пытливым взглядом окинул лица женщин. — Это ты у них проси. Объясни, как ты не хотел, как тебе приказывали. И насиловать, и в огонь загонять… Объясни… и пусть они тебя помилуют. — Банга отвернулся и пошел прочь.

Коротышка с мольбой поднял глаза, пробежал взглядом по суровым, еще более страшным в отблеске пожарища лицам женщин и разведчиков, понял, что их приговор единодушный и обжалованию не подлежит. Пронзительно вскрикнув, управляющий с поразительным проворством вскочил на ноги и бросился к воротам. Кто-то из солдат подставил ногу, и Брандис со всего маху растянулся на земле. Над ним сомкнулась разъяренная группа невольниц. Короткий миг — и тело управляющего поплыло над их головами к пылающему бараку. Гудело и бушевало пламя, пожирая остатки здания, в его отблеске еще ярче сверкали глаза тех, кто мстил за свою поруганную честь и загубленную душу. Мстил за себя и за тех, кто уже никогда не сможет отплатить своему обидчику.

Оцепеневшему от ужаса коротышке показалось, что это не его тащат к огню, а сам огонь — стремительный и неумолимый — клокочущей бездной летит на него. Долгий, истошный, животный вой взвился над пожарищем…

… — С тетей Зентой мы почти все время вместе были, — торопливо рассказывала Бирута стоявшему возле «студебекера» Банге. Разведчики уже устроились в кузове. — И работали вместе, и в бараке лежали рядом. Тяжело было, голодно, многие наши поумирали. А мама твоя — ничего, молодцом держалась. И вдруг ни с того, ни с сего свалилась. Вот тут я испугалась — знаешь ведь, как они с больными. И кто бы ты думал выручил? Озолс. Упросил немцев, чтобы тетю Зенту домой отпустили. Она еще попрощаться вышла, когда нас угоняли. Я ее издалека видела.

— А Марта? — спросил после короткой паузы Артур. — Что с ней, не знаешь?

— Была жива, здорова. Какие-то неприятности с мужем, но толком не знаю. Меня ведь забрали сразу после твоего ухода.

Он обнял ее, притянул к себе. Девушка благодарно уткнулась ему в плечо, тихо заплакала.

— А Лаймон, значит?.. — тоскливо спросила она.

— Да, у меня на руках.

Помолчали.

— Товарищ майор, — деликатно напомнил из кузова Круминьш.

— Все, все, едем, — встрепенулся Банга. Наклонился к Бируте, поцеловал в щеку. — Счастливого возвращения, сестричка. Только смотрите, не торопитесь — охрану я тут оставил, до прихода наших никуда ни шагу. Бывай, теперь уже дома увидимся. — Он вскочил на подножку, махнул ка прощанье рукой. Грузовик сердито фыркнул, но Банга неожиданно застучал ладонью по кабине, весело крикнул Бируте: — Пожалуйста, переоденься, а то тебя действительно можно спутать с Евой Браун!

Звонко щелкнула дверца — «студебекер» умчался в ночь. Банга с удивлением думал о своей судьбе. До чего же она необычна и превратна. Не заприметь его генерал Авдеев, начальник фронтовой разведки — здесь немаловажную роль сыграл Горлов, расписавший Артура в самых превосходных тонах и предложивший забрать его вместе с разведчиками в распоряжение генерала, не попал бы Банга вместе с войсками Черняховского в Восточную Пруссию, не встретил бы ни Бируты, ни Брандиса. А что заготовлено у судьбы дальше?

ГЛАВА 19

Лес стоял по-осеннему тихий, испятнанный солнцем, в крапчатой пестрядине неопавшей листвы. Мчавшийся по нему «виллис», еще по фронтовому в разводах маскировочного камуфляжа, мелькал среди деревьев почти неразличимо, как рысь в увядающих зарослях. Худенькая девушка пристроилась на заднем сиденье среди багажа, придерживая на коленях большой глобус.

— Товарищ Калниньш, а кто у вас раньше в поселке детей учил? — спросила она.

Андрис мало изменился за эти годы — пережитое лишь глубже вырубило морщины на его крепком, продубленном морскими ветрами лице.

— Раньше-то? — Калниньш привычно набивал свою рыбацкую трубочку. — Раньше у нас такой учитель был… Его все побережье знало. Учитель Акменьлаукс. В политохранке замучили.

Он замолчал, что-то припоминая, потом кивнул девушке:

— Ты не тужи, Илга. Тебе там неплохо будет. Школа, слава богу, уцелела… Войне скоро конец, вернутся парни, жениха тебе сыщем.

— А я и не тужу, — беззаботно отозвалась девушка. — Ко мне скоро мама приедет.

— Так и будешь за маму держаться? — сверкнул крепкими зубами молодой шофер в солдатском ватнике. — Тебе уж самой в мамы пора.

— Да ну вас… — отмахнулась Илга. И неожиданно сменила тему: — А я вашего сына знаю, Лаймона. Он меня перед самой войной в комсомол принимал. Где он сейчас, товарищ Калниньш?

Шофер резко обернулся, стрельнул в нее коротким, укоризненным взглядом: эх ты, мол, птаха желторотая — лезешь со своими расспросами, куда не следует. Илга уже и так поняла свою оплошность. Калниньш обернулся — лицо серое, глаза больные-больные — хотел ответить, но в это время где-то совсем рядом раздались выстрелы, брызнуло разбитое стекло.

— Ложись! — хватая автомат, крикнул Калниньш Илге и пригнул ее к полу автомобиля. — А ты чего? — заорал он на растерявшегося шофера. — Газуй! На всю… — вскинул автомат, дал длинную очередь по кустам.

Машина взвыла мотором, на полной скорости понеслась по дороге: один поворот, другой. Вскоре выстрелы затихли вдали, и «виллис» вырвался на открытое место.

— Испугалась? — обернулся Калниньш к сжавшейся в комок девушке.

— Ага, — всхлипнула она, поднимая отброшенный пулей глобус — в нем посреди Индийского океана зияла дыра. — Глобус жалко.

— Не жалей, — хмуро утешил Андрис. По нему теперь не одну географию… Еще историю изучать будут.


Поселок казался вымершим. Дома глядели пустыми, безжизненными окнами. Калниньш прошел в глубь Озолсова двора к небольшой пристройке, в которой с недавних нор жил Петерис — его собственный домишко в пух и в прах разнесло.

— Учительницу вам привез, — сказал Андрис, входя в тесную каморку, где ужинало семейство: две дочери и Эрна с Петерисом. — Хотел было в школу, да раздумал — пусть у вас пока побудет.

— Пускай, — пожал плечами Петерис. — Я могу и на конюшне поспать.

— Чего же не перебираешься? — спросил Калниньш, кивая головой в сторону хозяйских покоев. — Или боишься, что господин Озолс осерчает?

— А нам и тут хорошо, — въедливо проскрипела Эрна. — Мы на чужое не заримся. Как некоторые…

Петерис метнул ка жену быстрый, угрожающий взгляд, и она недовольно умолкла. Калниньш достал трубку, табак, предложил:

— Пойдем, покурим.

— Ты вот что, Андрис, — угрюмо начал Петерис, когда они вышли на крыльцо. — Ты с расспросами ко мне не лезь. Кто, да чего… Никого я не видел, ничего не слышал…

— А что тут расспрашивать? — пыхнул дымом Калниньш. — Я же не слепой. Позавчера кабанчика зарезал, а на столе одна картошка. Даже куска мяса не оставил.

Петерис промолчал.

— Ты же при немцах человеком был, — укорил его Калниньш. — Бангу, говорят, от расстрела спас.

— При немцах… При немцах я хоть знал, кого бояться, а тут… — Петерис боязливо оглянулся, придвинулся ближе. — С Ошкалном — сам знаешь, что сделали, только пикнуть собрался. У них тут кругом глаза и уши. Еще не знаю, как откликнется, что ты заходил… И это… учительницу свою веди, куда хочешь. Хоть обратно в уезд забирай — не стану я с вами связываться.

— Не хочешь? — гневно оборвал Калниньш. — А отвечать перед судом тройки за укрывательство бандитов — хочешь? Ты как думал, мы их ловить, а ты свининкой подкармливать?

В это время распахнулась дверь, и Эрна, явно все слышавшая, проговорила с пугливым придыханием:

— А ты не пугай… Мы уже пуганые. Ишь какой страшный, раскомандовался. Ты, как птичка, залетел и нету. Сначала попробуй переночуй ночку в своем доме, а утром потолкуем.

Калниньш с досадой и смущением посмотрел на женщину, в словах которой было много справедливого. Бандиты, действительно, терроризировали население, и властям не всегда удавалось помочь несчастным. Не сказав больше ни слова и даже не взглянув на сникшего Петериса, Андрис пошел со двора.


Запрятанный в глухой чащобе лагерь «лесных братьев» мало чем походил на обычное расположение воинской части. Окруженный со всех сторон болотом, поросший густым колючим кустарником, он, словно клещ, заполз под кожу, оставив на поверхности едва заметные приметы: сломанную ветку, брошенный окурок, автоматную гильзу. Впрочем, таких примет к концу войны на земле было столько, что чистый кусок леса вызывал гораздо большие подозрения. Лес, как лес. И если бы не напряжение, стылое и тягостное, почти необъяснимое — оно исходило от каждого куста, слышалось в каждом вздохе ветра, чудилось в маслянистом отблеске болотной жижи — можно было бы принять эту глухомань за самый безлюдный, необитаемый край.

Озолс сидел рядом с возницей, маленьким, тщедушным человечком, беспокойно оглядывавшим лес. Двое других, угрюмых и небритых, полулежали в телеге, поклевывая носами. Старик положил руку на колено вознице, негромко приказал: