Я сжалась в кресле и дрожала как от озноба. Слезы бежали по щекам.

— Я ухожу в клуб. Пока меня не будет, поговори с дочерью, Амалия, — бросил он. — Надеюсь, ты ее уговоришь…

Отец, даже не взглянув на меня, вышел из столовой. Мы с мамой остались одни. Я боялась поднять голову. Слезы тихонько капали на салфетку. Впервые столкнувшись с грубостью и непониманием родителей, я не знала, что делать. Оказывается, они не такие, как я себе вообразила. Нет, не может быть! Мама меня поймет. Она — женщина, и она говорила, что очень любила папу, когда выходила за него замуж.

— Девочка моя, — голос мамы немного дрожал, она тоже нервничала, — пойдем к тебе в комнату. Поговорим.

Я подняла заплаканное лицо. В глазах мамы светилось сочувствие. Да, маме я могу все рассказать. Я слегка взбодрилась.

Мы поднялись в мою спальню. Мама отослала горничную, и мы устроились друг напротив друга.

— Чего ты боишься, Софи? — мягко спросила мама. — Все девушки хотят замуж. А стать герцогиней — это большая честь. Тебя будут величать «ваша светлость». Ты будешь сказочно богата и уважаема. У тебя будет много красивых платьев, драгоценностей, экипажей…

Мама говорила на каком-то непонятном мне языке. Какие экипажи и драгоценности? Какое влияние? Какое уважение?

— Мне это не нужно, мама, — прервала я поток ее излияний и тяжело вздохнула, — я не хочу связывать свою жизнь со стариком.

— Да, — мама согласно кивнула, — я тебя понимаю. Но в браке со старым мужчиной есть свои преимущества.

Я удивленно вскинула брови:

— И какие же?

— Он не будет тебе изменять, например, — улыбнулась она. — Он будет тебя любить и лелеять, как свою маленькую принцессу. И если повезет и он умрет раньше тебя, то ты останешься молодой богатой вдовой.

Я нахмурилась. Никогда не думала, что мама может быть такой циничной и расчетливой. Это же грех — желать смерти. Даже такому неприятному человеку, как герцог. Да я бы никогда!..

Я внимательнее всмотрелась в ее лицо. Морщинки и скорбно опущенные уголки губ встревожили меня. Грустные глаза, отяжелевшая фигура. Когда мама превратилась в эту унылую усталую женщину? Почему я не заметила этого раньше? Где я была? И тут же себе ответила: я была в школе, я была в эйфории от своей любви и ничего вокруг не видела. Я помнила маму всегда ласковой и добродушной. Мое детство было счастливым. По-настоящему. Что же случилось? И когда?

— Софи, — опять мягко заговорила мама, — мы с папой очень любим тебя и желаем только счастья. Поверь. (Я скептически поджала губы.) Ты еще слишком молода и неопытна и не понимаешь своей удачи. Если бы ты приняла предложение герцога…

Я отрицательно мотнула головой.

— Нет, ни за что! — отрезала резко.

Восемнадцать лет я слушалась родителей. Они были для меня непререкаемым авторитетом, их мнение было законом, пожелание — руководством к действию, обязательным к исполнению. Повиновение и уважение к ним было у меня в крови. Я всегда была послушной дочерью, но сейчас я взбунтовалась.

Мама немного растерялась, видя, что ласковые уговоры на меня не действуют и я не поддаюсь.

— И откуда он узнал обо мне, этот герцог? — в сердцах бросила я через некоторое время, чтобы хоть как-то разрядить тягостную атмосферу в спальне.

— Герцог видел тебя на балу в Олмаке неделю назад, — ровно ответила мама. — Он подыскивает себе новую жену, ему срочно нужен наследник. Вчера герцог нанес нам визит.

И, увидев мои поднятые в удивлении брови, добавила:

— Ты в это время была у портнихи. Он знает о нашем бедственном положении и готов закрыть глаза на отсутствие приданого. Наоборот, он сам дает за тебя сто тысяч фунтов.

— То есть все сводится к деньгам, — горько произнесла я. Цифра меня никак не впечатлила. В восемнадцать лет, что сто тысяч, что одна, для меня имело одинаковое значение. Гораздо обиднее было сознавать, что родители меня просто продают.

— София, мы разорены, — тяжело вздохнула мама.

— А откуда тогда деньги на мое представление ко двору? На платья? Украшения? — я недоуменно развела руками.

— Мой отец дал. Я пообещала ему удачно выдать тебя замуж.

— Удачно — это за шестидесятилетнего старика? — воскликнула я, вскочила и заметалась по комнате.

— А меня кто-нибудь спросил? — обернулась к маме. Мама молчала и только смотрела грустными глазами. И тогда я решилась.

— Мама, я не могу выйти замуж за герцога еще по одной причине, — произнесла решительно.

— Какой?

— Я влюблена и помолвлена, — наконец-то я выговорила то, что держала на сердце.

Мама ошарашенно вытаращила глаза.

— Его зовут Роберт Уайт, и он самый прекрасный человек на свете. Мама, вот увидишь, он вам понравится! Он умный и замечательный. Он заканчивает Кембридж в этом году, — я тараторила без умолку, а мама только шокировано смотрела на меня.

— Вот, — я бросилась к своему альбому, лежащему на столе, — вот его портрет. Правда, он красивый?

Мама перевела взгляд на рисунок. На минутку задержалась, рассматривая лицо, потом скорбно поджала губы и сухо спросила:

— Кто он?

— Сын священника, — ответила я торопливо. — Он очень талантливый, Роберт найдет работу, обязательно прославится и станет знаменитым.

Я заметила на лице мамы выражение брезгливости. Она презрительно почти выплюнула:

— Найдет работу?!

Я в растерянности стояла посреди комнаты и ничего не понимала. Мама ругала папу за неспособность заработать, приводила как пример своего отца. Она была просвещённой и образованной женщиной, знавшей не только языки, но и разбиравшейся в политике и экономике. Я простодушно сделала вывод, что она ценит ум и талант, и уж, конечно, не будет против Роберта. Оказывается, я была неправа? Я совсем не знаю свою маму? На моих глазах рушились наивные детские убеждения.

— Мама, — я опустилась перед ее креслом на колени и взяла за руку, — мы любим друг друга. Вот увидишь, он понравится вам с папой. Он чудесный. Роберт приедет после экзаменов просить моей руки.

— Где вы познакомились? — ровно спросила она.

— На каникулах, в Торки, — я ловила взгляд самого родного мне человека и не могла поймать: мама все время смотрела в сторону.

— Понятно, — мама встала с кресла. Я осталась сидеть на полу. — Это я захвачу с собой.

Она взяла портрет.

— Надеюсь, нам не нужно беспокоиться о твоей чистоте? — задала она странный вопрос.

— Ты о чем? — я непонимающе нахмурила брови.

— Хорошо, — кивнула своим мыслям мама и вышла за дверь, бросив: — До завтра.

Я поняла, что разговор не окончен — битва не выиграна. Но камень упал с плеч — я рассказала о Роберте. Половина дела сделана. Мама и папа смирятся с моим выбором. На дворе двадцатый век. Никто уже не выходит замуж по принуждению.

* * *

На следующее утро после завтрака меня пригласили в кабинет отца.

— Что это за помолвка, о которой мне рассказала твоя мать? — грозно спросил папа. Мама сидела в кресле и нервно сжимала и разжимала руки.

— Его зовут Роберт Уайт, папа, он приедет через несколько недель просить моей руки, — мое сердце колотилось от волнения, я изо всех сил старалась не расплакаться: ведь сейчас решается моя судьба.

— Ты глупая легкомысленная девчонка! — папа стукнул кулаком по столу. — Ты соображаешь, что ты говоришь? Какой Роберт Уайт? Какая помолвка?! Тебя нужно выпороть за такие…

— Роланд, — прервала тихо мужа мама, — так ты ничего не добьешься.

Папа попытался взять себя в руки. Вышел из-за стола, походил взад-вперед по кабинету. Я стояла возле входной двери и упрямо смотрела в пол.

— Софи, ты уже взрослая, я могу рассказать тебе правду, — начал отец совершенно другим тоном. — Мы в отчаянном положении, не сегодня-завтра придут кредиторы. За долги у нас заберут наш замок в Камберленде, этот дом в Лондоне и оставшиеся земли. Меня упекут в долговую тюрьму. Вас вышвырнут на улицу. Возможно, дедушка приютит тебя, Адель и маму, но что будет со мной? Мне осталось только пулю в лоб… Позор ляжет на нашу семью, на имя виконтов Нордвик. Ты этого хочешь?

— А дедушка? — проблеяла я тоненько. — Разве он не может помочь?

Я ничего не понимала. Мои наряды, мамины… Ежедневные посещения папой клуба, приемы, балы, светские развлечения… Мы живем так же, как жили раньше. Я не вижу бедности или чего-то необычного. Все так, как всегда.

— Что дедушка? Он ненавидит меня. Считает никчёмным прожигателем жизни, — папа горько рассмеялся. — Возможно, он прав, но теперь уже поздно что-то менять.

— Вот, — он сунул мне под нос газету, — прочитай сегодняшние новости.

Я машинально вцепилась в листок. Текст расплывался, из-за слез ничего не было видно. Я растерянно держала газету и переводила взгляд с мамы на папу.

— Дедушка почти разорен, — всхлипнула мама, — экспорт падает. Никто не покупает английскую шерсть и хлопок. Все везут дешевую из Америки. Папа в прошлом году взял заем у банка на модернизацию фабрики, поставил новые ткацкие станки, установил современное оборудование, вентиляцию. (Мама опять всхлипнула.) Теперь склады загружены товаром, но его никто не покупает. А сегодня банк, в котором он брал кредит, обанкротился. Папе нужно вернуть всю сумму в течение недели.

Я стояла ровно, как струна, опустив голову, сжав кулаки, не чувствуя боли от впившихся в ладони ногтей. Мысли метались в голове, страшные новости не укладывались в сознании. Внезапно, в одно мгновение, моя спокойная, размеренная жизнь превратилась в кошмар.

— Ты старшая дочь, — продолжал папа, — на тебе лежит ответственность за нашу семью. Мой дед, чтобы поправить дела, женился на деньгах, так же поступил и мой отец, и я…

— Что? — послышался страдальческий всхлип мамы. — Ты женился на мне из-за денег?!

— Амалия, — фыркнул папа, — не будь идиоткой. Конечно, я любил тебя. Но ты не можешь не понимать, что не будь у твоего отца денег, ты бы никогда не стала виконтессой Нордвик.

Справа, со стороны кресла, послышались тихие всхлипы мамы. Воздух в комнате сгустился, словно над нами нависло черное облако обреченности. Я по-прежнему хранила молчание, не смея поднять голову. Сердце разрывалось от боли.

— Подумай, Софи, — папа подошел и ласково дотронулся до моей щеки, — ты можешь нас спасти. Прими предложение герцога.

Я едва держалась на ногах. Растерянность и страх переполняли душу. Наверное, для восемнадцатилетней девушки это было слишком. Мне казалось, еще немного и я потеряю сознание. Папа вышел из кабинета, бросив напоследок:

— Я надеюсь на тебя, Софи.

Я стояла в оцепенении и не могла сдвинуться с места. Жизнь, еще вчера казавшаяся восхитительной и беззаботной, за короткое время наполнилась беспросветным отчаяньем. Счастье, такое реальное и близкое, ускользало, утекало сквозь пальцы. Я медленно развернулась и тяжело, как столетняя старуха, побрела в свою комнату. Там я и просидела в горестных раздумьях почти до обеда. В итоге решила написать записку Лили с просьбой срочно приехать. Мне нужна была помощь, совет, поддержка. Сама я не справлялась со всеми навалившимися проблемами.

Лилия влетела в мою комнату вся сияющая и радостная.

— Софи! Ты не представляешь! Бертон попросил вчера моей руки! — воскликнула она и тут же осеклась, увидев мое лицо: — Что случилось?

— Поздравляю, — произнесла я и попыталась улыбнуться.

— Что с тобой? На тебе лица нет, — подруга подбежала ко мне и присела рядом.

Я вкратце рассказала о своем горе.

— Герцог Мелвилль… — задумчиво потянула подружка, и добавила, скривившись: — Вот «повезло»!

— Ему шестьдесят два года, Лили! — всплеснула я руками. — Что делать?!

— Пиши Роберту, пусть приезжает, — нахмурилась она, — ты одна не выстоишь против виконта и виконтессы Нордвик. Слишком они хотят породниться с герцогом.

— Родители говорят, что мы разорены, — всхлипнула я.

— Ну и что? — удивилась подруга. — Это твоя жизнь. Она у тебя одна. И хоть я всегда говорила, что Роберт тебе не пара, но герцог — не пара еще больше.

И Лилия хихикнула. Я немного взбодрилась, оптимизм подруги пусть немного, но развеял мое тягостное настроение. Действительно, еще ничего не случилось, все еще можно исправить.

— Пиши письмо, я попрошу горничную съездить на почту. Вот увидишь, — Лилия погладила меня по руке, — приедет Роберт и все образуется.

— Как хорошо, что я влюбилась в Бертона! — воскликнула она чуть позже. — Ему двадцать пять и он богат, сын маркиза. Как мне повезло! И почему ты не могла влюбиться в кого-то более подходящего?