Ратмир вопросительно посмотрел на него.

– Пришлось уже мне самому допросить нашего брата лорда Оуэна. Вначале он отрицал, что в течение двух лет шпионил для немцев. Но после доказательств, которые я ему зачитал и после совместной встречи с Агнешкой, он вынужден был во всём признаться… Для меня это почти крах моей карьеры здесь…

– Я уверен, что Учитель примет правильное решение. За всё время своего здесь пребывания ты показал себя только с самой превосходной стороны, – горячо возразил Ратмир, с сочувствием глядя на расстроенного Антонио. – И благодарю тебя, брат, что ты так скоро пришёл сегодня мне на помощь. Ты всегда помогаешь мне, друг Антонио. Я обязательно замолвлю за тебя слово перед Учителем.

– Это было бы очень кстати, потому что недавно понял, что несмотря ни на что, успел привыкнуть к этому государству и хотел бы и дальше продолжать здесь свою деятельность, – потёр виски кончиками пальцев Антонио.

– Думаю, что всё так и будет, – поспешил заверить его Ратмир, надевая на себя другую рубаху поверх новой повязки на груди, которую ему, молча, подал его верный слуга Александр. – Так о чём ты хотел переговорить со мной ещё?

– По нашим правилам предварительно осудить кого-либо из наших братьев я имею право только при участии ещё одного командора. Поскольку в этом городе командоры только ты и я, поэтому я приказал привезти сюда лорда Оуэна и графиню Терницкую, – Антонио с напряжением посмотрел в удивлённые глаза Ратмира. – И не спрашивай ничего про Агнешку. К моему большому сожалению, я не имею права осудить одного и простить второго из наших людей за одно и тоже преступление.

– А как же по правилам правдоподобия?

– Пусть это решат в Риме.

–Так значит, ты всё-таки отправишь Агнешку туда? – расстроился Ратмир.

– Да, её и лорда Оуэна. Завтра же, – кивнул Антонио. – Только вот сейчас коллегиально подтвердим это решение и заверим подписями.

Он кликнул одного из своих слуг и приказал ему привести обоих изменников.

Ратмир глубоко вздохнул и покачал головой: – Никогда не думал, что придётся принимать участие в подобном заседании.


В этот момент дверь распахнулась и в сопровождении двух крепких, гладковыбритых мужчин в чёрных одеяниях вошли бледные лорд Оуэн и графиня Терницкая. Антонио, молча, указал им рукой на стоявшую у окна скамью. Те беспрекословно повиновались.

Один из гладковыбритых мужчин подал Антонио свиток, исписанный мелким почерком. Тот негромко, но чётко зачитал на латинском языке все обвинения по отношению к виновным и после поставил в конце свитка свою подпись. Затем, подойдя к постели Ратмира, протянул ему гусиное перо и тот тоже поставил свою подпись. После чего подписи поставили сами изменники.

– Не стану оправдывать себя, – неожиданно глухо заговорил лорд Оуэн. – Что сделано – то сделано. Об одном хотел просить вас, братья, – ходатайствуйте – пусть в Риме нас судят по правдоподобию. Мне сейчас это так нужно!

– То есть, когда два года назад ты, брат, сделался изменником, тебя это не очень расстраивало. А сегодня ты просишь себе суда по правдоподобию? – удивлённо вскинул брови Антонио. Болезненно бледный Ратмир тоже с интересом посмотрел на лорда.

Взволнованная графиня Терницкая сидела рядом с последним и часто моргала, бросая виноватые взгляды то на одного, то на другого участника собрания.

– Да, именно об этом я и прошу! – с жаром воскликнул лорд Оуэн. – Два года назад я жил как обычный человек. А теперь у меня такие изменения в жизни, что мне никак нельзя сейчас умереть или оказаться на много лет в застенке.

– Интересно, и что это за изменения? – саркастически поинтересовался Антонио.

– Я обещал своей жене пока никому не говорить, но учитывая ситуацию, что произошла со мной, мне придётся раскрыть нашу тайну. Хотя бы для того, чтобы поскорее оказаться рядом с моей драгоценной супругой, – неожиданно счастливо улыбнулся лорд Оуэн. Он обвёл радостным взглядом находившихся в комнате людей и ликующим голосом сообщил: – Следующей летом, если на то будет воля Пресвятой Девы Марии, я стану отцом!! Отцом! Наконец-то!.. После многолетних бесплодных ожиданий она услышала наши молитвы и послала нам дитя!

– Кхм… – только и смог выговорить Антонио и кинул молниеносный взгляд на ещё более побледневшего Ратмира.

– О-о, я вас поздравляю! – бросилась с восторженным поздравлением к лорду Оуэну ничего не заметившая графиня Терницкая.

– Ну, что же, прими и от меня поздравления, брат, – как-то озадаченно поздравил его Антонио. – Неожиданно…

– Вот-вот! Так неожиданно! – в опочивальне Ратмира продолжал звучать радостный голос лорда Оуэна. – Я уже и надеяться перестал, что когда-нибудь у меня будет наследник. А тут вдруг такое счастье! Шарлотта и уехала-то сегодня утром быстрее к нам домой, чтобы благополучно выносить это дитя. Она так счастлива! А я…я… Я тоже на седьмом небе от счастья!..

– Да уж, – озадаченно почесал кончиками пальцев переносицу Антонио. – Вот новость так новость! Придётся мне и впрямь просить наших братьев в Риме судить тебя по правдоподобию…

– А я?.. А меня? – робко спросила графиня Терницкая.

– И тебя тоже, – кивнул Антонио и посмотрел в сторону Ратмира. Тот сидел на постели, склонившись немного вперёд, обхватив руками лицо, и молча, чуть покачивался из стороны в сторону.


Антонио приказал слугам увезти горе-изменников в посольство и запереть их там по разным комнатам. Затем он подошёл к окну, за которым уже начинало темнеть, и повернулся лицом к Ратмиру. Тот уже сидел, откинувшись спиной на подушки и прикрыв глаза. Только желваки играли на его скулах, да пальцы беспорядочно теребили край покрывала.

– Ну, что же, брат, чудеса, конечно, случаются. Только, похоже, что в этот раз поздравлять-то нужно тебя, а не этого предателя Оуэна, – негромко, с плохо скрытым сарказмом произнёс Антонио. – Не знаю, сделала ли эта новость счастливым тебя. В конце концов, это не моё дело… По крайней мере, если что, – их адрес в Лондоне известен… Ну, а вдруг тебе захочется как-нибудь навестить эту восхитительную семейку…

– Прекрати, Антонио, – глухо отозвался Ратмир и поднял на него потерянный взгляд.

Тот сразу осёкся: – Прости, брат. Я не со зла… Просто всё это так неожиданно!.. Тогда я тебя оставляю и еду к себе. Если что-то будет ещё нужно – пришли Марко или Александра.

И Антонио быстро вышел за дверь, оставив Ратмира наедине с этим неожиданным известием.


Глава 9


Спустя некоторое время Ратмир с усилием поднялся с постели и, набросив на себя тёплый татарский халат, подошёл к окну. Он глянул в окно – стоял ясный зимний солнечный день. С улицы доносились крики извозчиков, скрипы санных полозьев, проносившихся мимо его дома, неугомонные мальчишеские голоса, лай собак. Чернели стволы и ветки деревьев и снежный покров чуть серый от сажи, покрывал всё вокруг толстым слоем. Где-то под крышей дома звонко чирикали какие-то птахи…


« Мудрая маленькая Шарлотта… Как она сказала вчера напоследок: « Теперь ты навсегда будешь со мной…», – с досадой подумал Ратмир, бездумно глядя сквозь стекло на проносившихся вдоль его забора всадников в тулупах, кутающихся в шерстяные платки горожанок, худых собак, вынюхивавших съестное. – « Как же это по-бабьи… Словно нашкодившая кошка – добилась своего и шмыг в кусты… Выставила меня совершеннейшим болваном… Могла бы и сказать … Сам дурак! Как-будто не знал, что от плотской любви младенцы зачинаются… М-да-а… ситуация однако…» Нет, он, решительно, не хочет даже, и думать больше об этом. Что сделано – то сделано и ничего уже не исправить: – « Пусть всё идёт своим чередом. Там видно будет… Как же я устал!.. Очень устал… Судьба, словно вновь взялась испытывать меня, посылая одно испытание за другим… Мне нужно поспать…расслабиться », – вздохнув, подумал он и открыл лежавший тут же на столе свой ящичек в виде книги с лечебными снадобьями. Аккуратно достал из одной из коробочек черную горошину опиума и положил её на стол. Затем подошёл к стоявшему в углу сундуку и, поморщившись от боли в груди, склонился над ним. Рукой нашарил на самом дне завёрнутые в крепкое сукно китайские деревянные курительные трубочки и кресало. Достав их, он хлопком ладоней позвал слугу Марко и попросил никого к нему до вечера не пускать. Затем поудобнее расположился на постели и, положив горошину опиума в трубку, высек кресалом огонь. «Давненько я этим не баловался», – предвкушая подумал он и сделал один глубокий вдох, второй… Очертания предметов в комнате начали расплываться и куда-то далеко-далеко стали уходить все звуки, что доносились с улицы… Ещё через несколько вдохов Ратмир почувствовал как мысли его стали медленными и тягучими и в конце концов совсем остановились… Наступило состояние полного покоя и умиротворения: ничего не беспокоило, ничего не хотелось, только ощущение полного довольства и блаженного бездействия…


Слуга Марко, заглянувший в опочивальню Ратмира спустя короткое время, застал хозяина откинувшимся на подушки с полузакрытыми глазами. На лице скомороха блуждала светлая, сонная, бессознательная улыбка…

Марко тихо подошёл к его постели и аккуратно вынул из его руки курительную трубку, взял лежавшее здесь же кресало и отнёс всё это на стол. Затем он укрыл хозяина по пояс покрывалом и тихо вышел из опочивальни.


В богато убранной светёлке на бирюзовой, шёлковой простыне, разметав по подушкам чёрные косы, неспокойным сном спала молодая, красивая женщина. Крепкие пальцы унизанные золотыми и серебряными кольцами с сверкающими в лучах солнца драгоценными камнями-самоцветами покоились на тёплой соболиной полости, укрывавшей её по пояс. Черные брови хмурились даже во сне, оттеняя смугловатый оттенок высоких скул…

Рядом, прислонившись к кирпичной стене, затянутой расписным бархатом, сидел, откинувшись на подушки, белокурый князь Вяземский в распахнутом камзоле и беспокойно следил за каждым вдохом молодой женщины. Он нервно отпивал глоток за глотком бургундского вина из серебряного кубка и промокал влажные губ рукавом кружевной рубахи, оставляя на нём светло-бордовые пятна.


Вот молодая женщина глубоко вздохнула, потянулась всем телом и медленно приоткрыла глаза.

– Ох, наконец-то ты проснулась, ласточка моя! А я уж и не чаял, как тебя разбудить-то, – соловьём запел засуетившийся князь Вяземский, прикладываясь губами к гладкой щеке царицы. – Всё спишь и спишь, ангел мой. А я вот тут рядышком-то и сижу, сторожу твой сон аки верный пёс.

Царица коснулась рукой своего лба, и вяло пробормотала: – Что-то головушка моя тяжела. Так вчера, вроде, и не пировали мы…

– Бывает, матушка моя, бывает. И у меня вон, спозоранку, голова болела, да я вот принял немного бургундского, да и отпустило. Хочешь, и тебе налью, матушка?

– Что-то частенько ты, Афанасий, по утрам стал баловаться винишком-то. Потом с тебя целый день никакой пользы, – недовольно пробурчала царица, недобро глядя на румяного князя. Тупая, ноющая головная боль раздражала её. К тому же она вспомнил вчерашний день, радостное выражение лица князя, подавшего её ту злосчастную сумку и текст, что был написан на послании, вынутом из тайника сумки. Она почувствовала, как внутри неё понемногу укрепляются недавно зародившиеся недоверие и глухая злоба по отношению к своему фавориту.

– Всё, Афанасий, довольно! – резким движением руки оттолкнула она его от себя, и присел на постели: – Иди вон к себе и пока не протрезвеешь – не смей ко мне на глаза показываться. И чтобы с этого дня к чарке только с моего позволения прикладывался. Иди и кликни девок моих. Переодеваться стану, да на прогулку поеду.

– Как же?! Почему прогоняешь меня?! Да и не пьян я нисколько, – обиженно воскликнул князь, изо всех сил тараща свои красивые голубые глаза. Рот его изогнулся в плаксивой гримасе.

– Или тебе слова моего не достаточно?! С каких это пор ты перечить мне стал? – неожиданно тихо прошипела царица, глядя на него исподлобья непривычно злым взглядом.

– Всё-всё, матушка моя! Уже бегу! – с раскрасневшимся лицом вскочил с постели князь и, запахивая на ходу края камзола, выскочил за дверь. «Ну, погоди же, змея подколодная!»» – пробормотал он, запинаясь яловыми сапогами о пушистые ковры, расстеленные по всем покоям царицы: – « Попомнишь ты меня. Ужо скоро попомнишь!»

– Что так спешишь, князюшка? – окликнул его поднимавшийся по ступенькам рыжебородый Малюта Скуратов. – Иль послала тебя куда царица-матушка?

– Вот ты-то мне и нужен, Григорий Лукьянович! – обдав густыми винными парами главного опричника, воскликнул взбудораженный князь Вяземский. Он схватил Малюту за рукав парчового камзола и потащил за собой в одну из пустых комнатушек, которых было полно на этом этаже.

– Да что же ты тащишь-то меня словно бобёр бревно?! Говори толком, что тебе от меня нужно. Да и пойду я к царице с посланием от Великого государя, – недовольно воскликнул тот.

– Вот-вот, как раз по посланию и нужно потолковать, – закивал любовник царицы. – И Ваське Хомутову от меня тоже передашь послание, да на словах кое-что преподнесёшь.