В майке, в бумажных штанах Рыбий Пуп стоял на краю пустыря, зажав в левой руке бейсбольный мяч, помахивая правой, в которой держал биту. Ярдах в сорока от него и под углом в тридцать градусов друг от друга стояли веером Сэм, Тони и Зик, на левой руке у каждого была надета рукавица. Рыбий Пуп устремил бесстрастный взгляд на Тони.

— Тони!

— Готов! — отозвался Тони, заслоняя глаза рукавицей.

Рыбий Пуп бросил мяч, описал в воздухе петлю битой и — р-раз — саданул по мячу на излете, посылая его на Тони, а тот, задрав лицо к солнцу, побежал, виляя то влево, то вправо, смотря по тому, куда на сильном ветру заносило летящий мяч. Вот он остановился, и мяч с глухим стуком ударился о его кожаную рукавицу.

— Хорош! — похвалил Зик.

— Классно взял! — поддержал его Сэм.

Тони рассчитал ответный бросок так, что мяч упал в шести футах от того места, где стоял Рыбий Пуп, и, когда он отскочил от земли, Пуп без труда накрыл его голой левой рукой.

— Зик! — крикнул Рыбий Пуп.

— Готов! — откликнулся Зик.

Рыбий Пуп изготовился было дать свечу перед новой подачей, но в эту минуту его остановил голос Сэма:

— Постой, Пуп!

Рыбий Пуп замер, ничего не понимая. Тони большим пальцем указал куда-то вправо, Рыбий Пуп повернул голову и увидел, что к нему семенит на коротких ножках темнокожий, толстый Агги Уэст, зажав под мышкой бейсбольную рукавицу. Рыбий Пуп сдвинул брови. Лицо Агги Уэста расплылось в широкой, заискивающей улыбке.

— Здоров, Рекс, — обратился он к Пупу, называя его по имени.

Рыбий Пуп насупился сильней: воображала несчастный, не скажет просто «Пуп»… Подошел Тони, за ним — Сэм, Зик, и все четверо враждебно воззрились на Агги.

— Слышь, сопля! Мотал бы отсюдова! — Тони говорил резко, неприязненно.

— Я тоже хочу поиграть! — тонко пропищал Агги.

— Нечего, пед, нечего! — сказал Рыбий Пуп. — Кыш, говорят!

— Почему нельзя, а? — Казалось, на Агги не действует оказанный ему ледяной прием.

— Потому, мы с бабами не играем! — прорычал Сэм.

— А со мной почему не хотите? — Агги аккуратно выговаривал каждое слово.

— На роялях катись играй, — сказал Тони. — Ты только на то и годен!

— Я очень люблю играть на рояле, но и в бейсбол тоже люблю, — объяснил Агги.

— Отвяжешься, нет, педрило! — Взгляд Рыбьего Пупа был тверд и холоден, как гранит.

— Не ори ты так! — с обидой в глазах попытался урезонить его Агги.

— «Не ори ты так!» — подражая его по-женски тонкому голосу, передразнил Тони.

— И с чего вы, ребята, такие зверюги? — в горестном изумлении спросил Агги.

— Это кого ты, псих, обзываешь зверюгой? — вскинулся Тони.

— Что ж это, по-человечески, если вы меня не принимаете играть?

Тони в бешенстве пошарил глазами по сторонам. Под ногой у него валялся плоский, с острыми краями камень величиной с бейсбольный мяч. Тони нагнулся, подобрал его и придвинулся к Агги.

— Вот что, психованный. Считаю до трех, скажу три, вали отсюда, тебе же лучше будет, — предупредил он.

— Не станешь ведь ты в меня бросать камнями, — с кроткой укоризной сказал Агги.

— Стану, будь уверен! — остервенело подтвердил Тони. — Ну — раз!

Молчание. На лице Агги застыла напряженная улыбка.

— Два!

— Ух, стерва! — Рыбий Пуп сплюнул, отводя глаза.

— ТРИ!

Секунду Тони помедлил, потом размахнулся и швырнул камень. Агги неловко изогнулся всем телом, пытаясь увернуться, камень угодил ему прямо в затылок, и мгновенно оттуда ручьями хлынула кровь, растекаясь алым воротником по шее, заливая рубаху на спине. Агги выпрямился с дрожащими губами, в глазах его стояли недоумение и боль.

— Пшел, слюнтяй, — заорал Рыбий Пуп. — Ну!

Агги мигнул, смаргивая слезы.

— Двигай, зараза! — взвизгнул Зик. — Уматывай!

У Агги приоткрылся рот, но он так и не выговорил ничего, не тронулся с места. Взвинченный до беспамятства, Сэм шагнул к Рыбьему Пупу и вырвал у него бейсбольную биту. Поднял и хватил ею Агги наотмашь поперек груди. Всей оравой — Тони, Зик, Рыбий Пуп — накинулись на Агги, пинали, шлепали, щипали, и он, спотыкаясь, поворачиваясь то туда, то сюда, но даже не пробуя защищаться от града ударов, заковылял неверными шагами в сторону кукурузного поля. На обочине, где вымахали по пояс и протянулись полосой молодые сеянцы, преследователи остановились и молча следили, как по зеленому кукурузному полю, ярко алея на солнце окровавленной рубашкой, удаляется Агги.

— Фу, хреновина, — пробормотал Зик.

— А ведь я убить его мог, — процедил сквозь стиснутые зубы Тони.

— Да, а чего он липнет к нам? — заскулил Рыбий Пуп. — Я вот руку себе зашиб, когда его треснул…

Постояли еще в неловком молчании, начисто утратив охоту к игре.

— Черт, может, не стоило его так. — Было видно, что Тони раскаивается.

— Говорили ему, проваливай, так нет, ни в какую, — петушился, оправдываясь, Рыбий Пуп.

— Как с нами белые, так мы с ним, — с виноватой усмешкой проговорил Зик.

— Точно, как же я не подумал, — хмуро признался Сэм.

— А чего это он, интересно, держит себя как девчонка? — спросил Рыбий Пуп.

— Пес его знает, — сказал Тони. — У него, говорят, не получается по-другому.

— Поднатужился бы, так небось получилось бы, — сказал Зик.

— А может быть, от него не зависит… Вроде как черная кожа, — сказал Сэм.

— Как раз! Сравнил, — сказал Зик.

— Так — не так, от нас пускай все равно держится подальше, — сказал Рыбий Пуп.

— В точности как про нас говорят белые, — заметил Сэм.

Помолчали, пряча друг от друга глаза. Внезапно с наигранной бесшабашностью Рыбий Пуп выкрикнул во все горло:

— Эй, помирать так с музыкой! Айда лучше мяч покидаем!

— Дело говоришь! — Зик сорвался с места и побежал к пустырю.

— Пуп, твоя подача! — отбегая назад, напомнил Тони.

— Да не спи, поворачивайся! — заторопил его Сэм, словно стряхивая с себя груз сомнений.

— Получай, Сэм!

Бита перехватила мяч на лету — р-раз, — и он снова устремился ввысь. Пританцовывая, поворачивая налево, направо, Сэм изловчился и поймал его одной рукой.

— Молоток! — оценил Зик.

— Красиво берешь, высокий класс! — завистливо сказал Тони.

Взяв ответный мяч, Рыбий Пуп отбил его Зику и смотрел, как он снижается у того над головой, как падает ему в руку. Остервенело, без передышки он играл до самого заката, но так и не пересилил глухое раздражение, засевшее где-то глубоко внутри.

VII

В тот осенний день Рыбий Пуп пулей несся домой из школы и, возбужденный, счастливый, увидел, что отец против обыкновения не в похоронной конторе, а дома. Ура! Едва швырнув на стол перехваченную резинкой стопку учебников, он с ходу зачастил:

— Пап, в четверг после обеда открывается сельская ярмарка, если кто хочет пойти, тех отпускают с уроков…

— В четверг? — переспросил отец. — Мне в четверг двоих хоронить.

— Ну па-апа! — разочарованно заныл Рыбий Пуп.

— Не получается, Пуп. Хочешь, свожу тебя в пятницу.

— Но цветных, папа, пускают только в четверг.

— Что поделаешь, Пуп. — Отец говорил так, словно речь шла о чем-то маловажном.

— Тогда отпусти меня с ребятами. Зик, Сэм и Тони идут одни…

— Не выдумывай! — решительно вмешалась мать. — Они — другое дело, они старше.

— Только Зик и Тони, и всего лишь на четыре года. Сэму столько же, сколько мне… Ничего со мной не случится, что я, маленький.

— Вообще-то с ними можно бы, Эмма, — задумчиво сказал отец. — Пуп такой длинный, ему на вид люди дают больше.

— Мам, ну пожалуйста.

— Это уж пускай папа решает.

— Ладно, Пуп, — смилостивился отец. — Ступай с ребятами. — Он помолчал. — Только гляди, не встревай ни во что. Особо, чтоб обходил белых. Ты не знаешь, как с ними надо, разозлишь еще, сам того не желаючи.

— Будь покоен, папа, — торжественно уверил его Пуп. И торопливо прибавил: — Сбегаю скажу нашим…

Воспротивиться родители не успели — его уже след простыл.

Два дня в школе только и было разговоров, что о ярмарке, рассказывали самое невероятное: про псину о двух головах, про самую толстую в мире женщину, корову на крокодильих лапах, трехногого дядю, про мальчика с телячьей мордой и немую девчонку, которая мяучит, как котенок…

В четверг после обеда приятели отправились на другой конец города, притихшие, в чинном молчании миновали его деловую часть, где помещались конторы и банки белых. Билеты они купили еще в школе и, дойдя до ярмарки, в нерешительности замешкались, озираясь вокруг.

— Пошли, куда все, — сказал Тони.

— Не видишь, что ли, где нам положено? — с досадой сказал Зик, указывая на окошечко кассы, над которым краской было выведено:

ВХОД ПО ЦВЕТНЫМ БИЛЕТАМ

— А у меня не цветной билет, — вызывающе заржал Сэм, поднимая бумажную полоску так, чтобы всем было видно. — Он у меня белый.

— Закройся, Сэм, — оборвал его Тони. — Белый не белый, — нашел время заводить треп.

Вручив билеты белой женщине с холодным взглядом, они прошли на ярмарку и окунулись в гомон толпы, сквозь который пробивались пискливые звуки каллиоп, ухал духовой оркестр, заунывно гнусавили шарманки. В дощатых киосках продавалась воздушная кукуруза, лимонад, булочки с горячими сосисками, куклы, трости, дешевые леденцы. Мимоходом оглядели клетки, где хрюкали свиньи, где были выставлены мирные коровы, здоровенные быки и иная отборная живность, свезенная с ферм.

— Невидаль, — фыркнул Зик. — На это добро когда хошь наглядишься.

— Ну их, правда, — поддержал его Рыбий Пуп.

От жонглеров они переходили к гадалкам, к торговцам патентованными лекарствами, от которых как рукой снимает любую хворобу.

— Глянь, — шепнул Сэм. — Здесь и белые есть.

— А говорили — день для цветных, — сказал Тони.

— Ну правильно, — пустился на поиски разумных обоснований Рыбий Пуп. — Но можно и белым, если им хочется.

— Это только нам нельзя в ихние дни, — ввернул Тони.

— Житуха, — цинично бросил Сэм. — Все на свете — для белых.

— Пошел пахать про черных и белых, — с осуждением сказал Зик.

— Правду говорю, только и всего.

— Если Сэм заведет свою старую песню про расовый вопрос, я иду домой, — сказал Зик.

— Куда ты от него денешься, от расового вопроса, — сказал Сэм и умолк.

В меркнущем свете предзакатного солнца, изгибаясь, танцевали пять полуобнаженных белых девиц; негритянский джаз, отчасти скрытый занавесом из джутовой мешковины, лихо отбивал ритм. Мальчики прибились к толпе, тараща глаза на белые тела, сотрясаемые в корчах «шимми». Зазывала, тоже белый, нараспев заманивал публику в балаган намеками на соблазнительные непристойности предстоящего зрелища.

— Всего десять минут до начала выступления, которого не видывал свет! Грандиозный секс-парад, дерзкий вызов всем запретам! Верное средство вновь почувствовать, что тебе шестнадцать лет! — Зазывала с похабной усмешкой показал на блондинку, которая извивалась всем телом, влажно улыбаясь алым ртом навстречу обращенным к ней лицам. — Спешите видеть эту Еву во всей ее неприкрытой красе!

— Зайдем, а? — стараясь скрыть возбуждение, сказал Рыбий Пуп.

— Можно, — одобрил Зик, зачарованно глядя на подрагивающие бедра девицы.

— Давайте, — согласился Тони. — Айда брать билеты.

— Не видишь, ниггер, чего написано? — Сэм сплюнул.

— Где написано? — спросил Рыбий Пуп.

— Да вон… Под окошком, где продают билеты, дурачок!

Все повернули головы.

ТОЛЬКО ДЛЯ БЕЛЫХ — гласила надпись.

— Почему тогда называется «день для цветных»? — спросил Рыбий Пуп.

— А зачем это белым, чтобы ты глазел на их голых женщин? — фыркнул Сэм. — Лично мне, между прочим, их даром не надо.

Помрачнев, они двинулись дальше. Немного спустя разжились горячей воздушной кукурузой с маслом и долго шатались по людной ярмарке, пока не набрели на дощатый помост, по которому, покачиваясь в такт своей песенке, двигались два чернолицых клоуна и высокая девушка с коричневой кожей. Белый мужчина, востроглазый, крючконосый, заученно выкликал в мегафон:

— Милости просим, почтеннейшая публика! Спешите видеть: Мак, Бак и вот эта длинная смуглая сигара! Зря дыма пускать не хочу, но эта девочка — добрая затяжка! С огоньком поет, распалит хоть проповедника с Библией, посрамит дикую тигрицу! Заходите, любезные, на черненькое, на смугленькое, век будете вспоминать!