– Значит… – Элисон выпрямилась. – Ты столько лет, не ставя меня в известность, платил своему… своей… – Она сбилась.

– Да. – Колин накрыл ее ладонь рукой. – Я платил содержание. И раз в год с ней виделся.

Элисон обмякла, будто из нее разом вынули все кости – как кирпичики в игре «Джанга».

– И с ее матерью тоже?

– Да. И с ней. Но ничего… между нами ничего нет.

– Почему я должна верить?

– Элисон, я сейчас честен на все сто.

– После того, как годами водил меня за нос?

Боль в ее глазах была невыносимой.

– Я не хотел, чтобы все так получилось.

Она отвернулась.

– Почему ты вдруг решил рассказать?

Колин помолчал. Может, поддаться малодушию? Элисон ведь не обязательно знать все. Что, если поговорить с Карен? Заплатить ей? Такие, как она, завидев в своих руках чек на кругленькую сумму, начинают смотреть на ситуацию по-другому.

Но тут он подумал о ждущей наверху маленькой девочке. О том, как волшебно они с ней провели сегодняшний день. Простые радости – однако для Челси такие огромные. Нет, ей не место в мире фастфуда и ключей на шее.

Колин перед ней в долгу. Она ни в чем не виновата.

– С ее матерью… не все в порядке. У нее проблемы. Собственно, она сбежала и оставила мне Челси.

– Челси, – с легкой неприязнью повторила Элисон. – Ее так зовут? Вы выбирали имя вместе с… – Она запнулась. – Вместе с… как ее зовут?

– Карен.

– Карен. – Элисон выплюнула имя, словно омерзительную еду.

Ее лицо было пустым, невыразительным, глаза казались безжизненными. Ну по крайней мере, жена не выплеснула на него содержимое стакана. И не стала кричать. Стоит воспользоваться этим сиюминутным спокойствием и попытаться смягчить удар.

– Элисон, понимаешь, Челси ни в чем не виновата, и я ей нужен. Ей нужен нормальный дом. Нужно, чтобы о ней заботились. Нужна… стабильность.

– Ее мать всего этого не дает?

– Да. Именно. Думаю, не дает. По-моему, у нее депрессия.

– Такая же, как тогда у меня? – Элисон прикусила губу. – Помнишь? Единственное, на что я была способна – это подняться с постели и кое-как прожить день. А единственное, чего мне хотелось – провалиться в черную дыру. Знаешь, сколько раз я мечтала наглотаться таблеток? Или врезаться на машине в стену?

– Элисон…

– Знаешь, почему я этого не сделала? Меня держал на плаву ты. Ты – такой добрый, заботливый, любящий, терпеливый. Ты меня вытащил. Но оказывается, в то же самое время…

Подошел официант с напитками, и она умолкла.

– Вы определились с блюдами?

– Еще нет! – рявкнул Колин. Обычно он на официантов не рявкал.

Тот ретировался.

Элисон потянулась за новой порцией джина с тоником. Она, похоже, уже взяла себя в руки.

– Послушай, – примирительно заметил Колин. – Мы, конечно, можем разворошить прошлое. Можем хоть до утра обвинять друг друга во всех смертных грехах. Мне тоже было несладко. И я совершил ошибку. Огромную ошибку. Но я больше никогда тебе не изменял.

– Откуда мне это знать? – горько произнесла Элисон.

– Просто поверь.

Она посмотрела ему в глаза. Сколько вопросов, должно быть, роится сейчас у нее в голове! Вопросов, на которые Колин не знает, как отвечать, чтобы не сделать еще хуже.

– Элисон, я должен решить, что делать. Наверху ждет Челси…

– Что?! – Элисон с громким стуком опустила стакан на стол. – Боже мой, Колин… Сколько еще унижений ты для меня припас? – Она говорила негромко, но голос сочился ядом. – Притащил меня сюда, при всем честном народе вывалил свое грязное белье посреди ресторана… – Колин вздрогнул. – А теперь заявляешь, что наверху ребенок? Хочешь меня добить?

– Нет, конечно! – в отчаянии воскликнул он. – У меня нет выбора. Я обязан был все тебе рассказать. Не мог дальше хранить тайну. Мне нужно решить, что делать с Челси, потому что ее мама ясно дала понять – пришла моя очередь. – Рубашка под мышками пропиталась потом.

– Надеюсь, ты не ждешь, чтобы я приютила в нашем гнезде кукушонка? – желчно поинтересовалась Элисон.

– Она не кукушонок, а моя дочь! Я понимаю, ты злишься. Конечно, злишься. Имеешь полное право.

– А ты подумал о Мишель и Райане? Как ты им это преподнесешь? Что скажешь?

– Мишель и Райан – взрослые люди, у них своя жизнь, – твердо ответил Колин. – Уверен, со временем они все поймут.

– Неужели? И как же ты этого добьешься? Представишь меня в невыгодном свете? Сообщишь детям, что их мать не выполняла свой супружеский долг, и потому ты был вынужден пойти налево?

– Зачем ты!..

– Ну, мне ведь ты объяснил все именно так. – Элисон развела руками. – Я превратилась в развалину, поэтому ты завел себе Карен.

– Я был не прав, согласен. Но я не могу изменить того, что случилось. К тому же здесь замешана маленькая девочка. Девочка, которой и так жилось непросто. – Он умолк. Элисон полными слез глазами смотрела в стол. – Боже мой, – выдохнул Колин. – Прости меня. Пожалуйста, прости.

– Я здесь больше не могу. – Она подняла с пола сумочку. – Поеду домой. Поступай, как считаешь нужным. Она для тебя явно на первом месте. И правильно. Как ты верно заметил, она-то ни в чем не виновата.

– Элисон, не уезжай. Поешь хотя бы. Давай все обсудим.

Она покачала головой.

– У тебя было время все обдумать. Почти двенадцать лет. А у меня – целых двенадцать минут.

Элисон поднялась, отодвинув стул.

– Ты мне позвонишь? – спросил Колин.

– Не знаю. Правда, не знаю.

– Прости. Мне очень тяжело.

Ее лицо исказилось от боли.

– Надеюсь, – ответила Элисон и вышла с высоко поднятой головой.

Колин схватил стакан с виски. И что дальше? Что все это значит? Элисон от него уйдет? Или, точнее, его выгонит? Если так, значит, они с Челси останутся вдвоем. Надо найти какое-нибудь жилье, и поскорее. Где? Рядом с ее школой? Господи, нет! Это ведь и рядом с Карен.

Черт побери. Ну и дела. А все потому, что в прошлом он был бесхребетным идиотом, истосковавшимся по вниманию. Больше он такой ошибки не повторит.


Ник напрягся – на террасу вышел Лука и остановился у стола, накрытого для холостяцкой вечеринки. Выглядел стол потрясающе, вполне по-мужски и в духе предстоящего мероприятия: пятнистые черно-белые коврики под посуду, черные льняные салфетки, строй фужеров и рюмок возле каждой тарелки. В сгущающихся сумерках мягко мерцали свечами фонари «летучая мышь».

Холостяки сидели по трое с каждой стороны стола, установленного перпендикулярно перилам, что позволяло всем шестерым беспрепятственно любоваться пейзажем. Хотя было еще не зябко, рядом стоял тепловой зонт, готовый к включению в любой момент.

В руках Лука держал бумагу. Ник отметил, как легко его соперник завладел всеобщим вниманием – с помощью одной лишь короткой улыбки. Лука оказывал на окружающих какое-то магическое воздействие, обладал завидным умением внушать им чувство своей исключительной значимости, ничего для этого специально не делая и не говоря.

И он был красив. Не женоподобен, нет-нет. Его внешность заставила бы усомниться в собственной сексуальности даже самого мужественного мачо – хоть на миг. Ник видел, что взгляды всех женщин на террасе устремлены на Луку. И во взглядах этих сквозило желание – как бы дамы ни пытались скрыть его от своих спутников. Да, не только стряпня Луки вызывает у прекрасного пола сухость во рту.

Клэр могла бы ничего не объяснять. Ник понимал: Луке он не конкурент. Помимо удивительного таланта этот засранец наделен еще и обаянием, и красотой. Хотя близким людям с ним, скорее всего, непросто. Чувствуется в нем какая-то… опасность. Такие, как Лука, требуют к себе постоянного внимания, поклонения и одобрения. Неугомонные и энергичные, они вечно ищут новых волнующих ощущений.

Дай бог, чтобы он не причинил Клэр боли. Жаль, Ник об этом никогда не узнает.

Лука заговорил, переводя взгляд с одного гостя на другого.

– Добрый вечер всем! Для «Приюта у моря» это – первая официальная холостяцкая вечеринка. Раньше по понятным причинам мы их избегали, но сегодняшним торжеством, надеюсь, докажем, что есть в этом мире место культурным сибаритским празднованиям предстоящего бракосочетания… – Его взгляд ненадолго задержался на Нике. – Меню продумывалось очень тщательно. Ужин наверняка не обойдется без выпивки, поэтому мы хотели сделать его достаточно сытным, чтобы нейтрализовать любые, даже самые безрассудные возлияния… – Он сверкнул улыбкой. – И при этом не принести в жертву ту самую легкость и изящество, которыми знаменит «Приют». Приступим… – Лука посмотрел в свою бумажку. – Начнем мы с консервированных креветок из Моркама – единственное сегодняшнее угощение, приготовленное из привозных продуктов. Хотя заверяю вас, масло в нем все-таки местное. Переходим к основному блюду. Мне пришлось отказаться от искушения предложить вам оленину[3]… – Он сделал многозначительную паузу, давая возможность оценить шутку; раздались одобрительные смешки. – Сейчас не сезон, поэтому я остановил выбор на своей интерпретации итальянской порчетты – свином филе, томленном с фенхелем и розмарином на медленном огне. К нему подадут хрустящий картофель с чесноком и припущенную в масле зелень. На закуску вас ждет паровой пудинг с виски. Не пугайтесь тяжелого названия; он легче перышка, усыпан крупными, сочными вишнями и кишмишем, сдобрен солидной порцией корнуоллских сливок с добавлением – разумеется! – виски. И если после этого ваши животы еще не будут набиты под завязку, у нас найдется сырная нарезка с айвовым желе и стаканчик вкуснейшего «Мори», красного десертного вина из Франции, которое, уверен, вы оцените по достоинству.

Лука слегка поклонился, показывая, что речь окончена. Раздались аплодисменты.

– Начнем мы с «Рислинга» компании «Тим Адамс» – одного из моих любимейших аперитивов, который к тому же идеально подчеркнет вкус креветок. И прежде чем вы предадитесь чревоугодию, позвольте мне предложить тост… – Он поднял бокал и посмотрел через стол на Ника. В глазах сверкнул огонек. – Хочу поблагодарить вас за то, что для такого важного мероприятия вы выбрали именно наш отель, и пожелать большого счастья в новой жизни. Если захотите приехать с женой к нам на первую годовщину, в номере вас будет ждать бутылка охлажденного шампанского за счет отеля. – Объявление было встречено одобрительным гулом. – Итак, без всяких дальнейших церемоний давайте выпьем за Ника и… – Лука вопросительно взглянул на жениха.

– Софи, – сквозь зубы ответил тот.

– За Ника и Софи! – просиял Лука.

– За Ника и Софи! – отозвался хор холостяков, и все с радостным энтузиазмом осушили бокалы.

Ник сидел с застывшей улыбкой. Внутри закипала ярость. Ишь ты, тост! Надо же, как этот наглец все срежиссировал. Можно сказать – швырнул в лицо перчатку. Вскочить бы сейчас, схватить Луку за грудки и превратить в отбивную! Нет, не в отбивную – в кровавую консервированную креветку. Первая перемена блюд, вуаля!

Сволочь.

Ничего подобного Ник, конечно, не сделал. Он запихивал в себя еду, давясь каждым куском. И не пил. Только делал вид – наполняя бокалы друзей, свой обходил стороной.

Он должен оставаться трезвым. И уехать отсюда при первой же возможности. Домой, в «Мельницу», к Софи. Как только Ник вновь ее обнимет, все опять станет прекрасно.


В нескольких улицах от отеля, под теми же самыми звездами, задыхаясь, проснулся Тони. В окно смотрела луна. Он лежал с гулко колотящимся сердцем: волнение, обильный ужин, вино… Воздуха не хватало. Неужели сердечный приступ? Тони попытался расслабить мышцы, успокоиться – но чем больше старался, тем хуже ему становилось.

Во сне в голову пришла и теперь горела там неоновой рекламой ужасная мысль: а вдруг Лора, вернувшись домой, расскажет Марине, что с ним виделась? «Знаешь, чем я занималась в эти выходные, мам? Ездила повидаться с твоим старым учителем рисования. Думала, он мой отец».

Тони снова и снова твердил себе – не расскажет. Лора явно горела желанием сохранить визит в тайне. Устроила этакую секретную военную операцию. Марина понятия ни о чем не имеет, и вряд ли Лора помчится докладывать матери о своей самодеятельности.

Вряд ли, однако не исключено. Возможно, разочарование от того, что ее надежды рухнули, возьмет верх над осторожностью, и Лора попытается загнать Марину в угол. И выудит правду.

Что тогда? Господи Всемогущий, что тогда?! Если Марина сломается и все расскажет, Лора вернется в Пеннфлит: от ее симпатии к милому провинциальному художнику не останется и следа; она будет в гневе. И ему придется вслух объявить, что он не желает ее знать. От этой мысли Тони громко застонал. Рядом шевельнулась Венди.

– Что с тобой? – пробормотала она.

– Переел шоколадного мусса. – Он успокаивающе сжал ей руку. – Ничего страшного.

В свете луны было видно, как Венди улыбнулась и вновь погрузилась в сон.

Тони лежал с открытыми глазами, без конца прокручивая в голове запутанную ситуацию, в которую попал. Лишь когда стало светать, он, вконец измучившись, провалился в беспокойное забытье.