Камилла ответила ей серьезным взглядом.

– Гм-м. Оперная танцовщица. Знаешь, я не могу тебе ответить. – Она приглашающе похлопала ладонью по краю кровати, и девочка забралась и села рядом с ней. – Послушай, ты не должна бояться своего брата, – сказала Камилла, дотронувшись до ее руки. – Он очень тебя любит.

– Нет, не любит.

Камилла задумчиво посмотрела на нее.

– Он на тебя кричит? – мягко спросила она секунду спустя.

– Нет.

– Запирает тебя в твоей комнате, оставляя без ужина?

– Нет.

– Бьет тебя?

– Нет, конечно, нет. – Маленькая нижняя губка упрямо выпятилась вперед и подозрительно припухла. – Но он почти со мной не разговаривает, только спрашивает об уроках. Ух!.. – Она скорчила гримаску. – Или читает мне нотации о том, что молодые леди не лазят по деревьям, и не раздеваются, чтобы поплавать в озере, и не ходят по пятам за конюхами, приставая к ним с бесконечными вопросами. Но я хочу знать о лошадях все. Филипу можно знать о таких вещах, и Джеймсу с Джередом тоже, но раз я девочка, то должна только уметь говорить по-французски, носить перчатки и красиво делать реверанс.

– Реверанс! Ты знаешь, как это делается? Вот бы мне освоить это искусство! – Камилла наклонилась вперед, глаза ее вспыхнули. – Когда моя щиколотка заживет, ты меня научишь, Доринда?

– Вы хотите сказать, что не умеете этого делать? А ведь вы девушка!

У девочки было такое изумленное лицо, что Камилла расхохоталась.

– Но меня никто этому не учил, – объяснила она. – Ну возможно, мама меня учила, когда я была совсем маленькой, но я этого не помню. Я даже ее саму не могу вспомнить как следует.

– Не можете?

– Видишь ли, прошло уже много лет с тех пор, как ее не стало. – Камилла едва заметно тряхнула головой. – Я жила в работном доме после смерти моих родителей, – объяснила она, – и нас там не учили таким вещам, как реверансы.

Глаза Доринды раскрылись еще шире.

– В работном доме! Герти говорит, это ужасное место, где водятся крысы и блохи и на обед подают лишь хлеб и воду, и что туда отправляют непослушных детей, когда родители хотят от них избавиться. Она сказала, что мой брат Филип тоже отправит меня туда, если я буду плохо себя вести.

– Какой вздор! – Камилла пристально посмотрела на нее. – Доринда, твой брат не способен на такое!

– Но Гертруда уверяла, что так ей сказал сам Филип.

– Ах вот оно что! – Камилла начала понимать, в чем дело, и ее охватил гнев. Она наклонилась к девочке и обняла ее за плечи. – Ну, так она тебе лгала. Послушай меня, Доринда, Филип никогда ничего подобного не сделает, я тебя уверяю. Он производит впечатление сурового тирана, но в душе граф порядочный и добрый человек. Ну подумай сама, он счел себя обязанным позаботиться обо мне, совершенно не знакомой ему девушке, после того пустякового случая. Разве это не благородно с его стороны? А что касается тебя, его родной сестры, то могу себе представить, как он к тебе привязан и как много ему хочется для тебя сделать! Ты всегда будешь жить с ним в одном доме, пока не вырастешь и не захочешь иметь собственный дом, можешь быть в этом уверена. – Камилла прищурилась. – Герти всего лишь пытается тебя запугать. Я знаю таких людей. Когда я жила в работном доме, миссис Тумбс, управляющая приютом, тоже старалась меня запугать, но я ей не поддалась. Я научилась различать, когда мне грозит реальная опасность, а когда меня просто хотят напугать. То, что сказала тебе Герти, было пустой угрозой, Доринда. Понимаешь?

– Д-да, кажется.

Камилла несколько мгновений всматривалась в серьезное личико девочки.

– Так ты только из-за этого боишься встречаться с братом? – спросила она наконец.

Доринда кивнула.

– Ну, Герти после этого заслуживает, чтобы ее уволили! Подумать только, меня уволили из магазина только лишь за то, что я посмела примерить одну из шляпок Виктории Моттерли!

Это отвлекло внимание девочки от собственных неприятностей, и в ее глазах вспыхнул интерес.

– Вы ее примеряли?

– Ну да, это была такая потрясающая шляпка, что я не смогла удержаться, – призналась Камилла с грустной улыбкой. – Понимаешь, с такими красивыми салатовыми лентами и крохотными шелковыми цветочками, окруженными кружевными листиками и мелким жемчугом… ох, от нее просто дух захватывало, я никогда раньше не видела ничего подобного. И у меня никогда не было такой шляпки, только уродливые белые капоры, как у Герти. Я просто надела ее на секундочку и только начала завязывать ленты под подбородком, как откуда ни возьмись входит Виктория Моттерли да как завизжит, словно сам дьявол воткнул ей в задницу свои вилы!

Доринда рассмеялась, прикрывая рот ладошкой.

– И она вас уволила?

– После сильного приступа истерики.

Девочка снова засмеялась.

– Как вас зовут? – спросила она, с интересом разглядывая Камиллу.

– Ты можешь называть меня мисс Смит, – ответила та после минутного раздумья.

Доринда кивнула, потом соскочила с кровати и начала бродить по комнате, рассеянно трогая все, что попадалось ей по дороге: серебряную щетку для волос на туалетном столике, хрустальную вазу, полную роз, подушки на полосатых диванах.

– Вам бы примерить одну из шляпок тети Шарлотты, – предложила она. – Они очень красивые, может, даже красивее, чем шляпка у мисс Моттерли. Они с дядей Джеймсом гостят у нас, знаете ли. И они тоже боятся Филипа. Я могла бы стащить для вас одну из шляпок Шарлотты и принести сюда, чтобы вы ее примерили. – Она снова подошла к кровати и вопросительно посмотрела на Камиллу: – Идет?

– О, я в восторге, но лучше этого не делать. Я уверена, что воровство – это именно то, чего твой брат не одобрит, а из опыта я знаю, что всякий раз, кода пытаешься сделать что-то такое, чего делать не следует, тебя непременно поймают и подвергнут самому унизительному наказанию!

Доринда кивнула с мудрым видом, соглашаясь.

– Расскажите мне еще одну историю, – попросила она умоляющим тоном. – Первая была ужасно забавной. У вас еще есть истории?

– Боюсь, их у меня слишком много. – Камилла улыбнулась, с удовольствием глядя на разрумянившиеся щеки девочки и веселые искры в ее серых глазах. – Но сперва тебе следует сделать кое-что, и держу пари, ты знаешь, что именно.

– Нет… Я не… – Внезапно Доринда отскочила назад, сжав руки в кулачки. – О нет, не заставляйте меня идти к Филипу! – взмолилась девочка, и в ее глазах снова появился страх. – Я не пойду! Не пойду!

Камилла протянула ей руку.

– Доринда, ты сама знаешь, что должна это сделать. В конце концов тебя найдут, и будет гораздо лучше, если ты сама пойдешь и поговоришь с ним. Будь храброй девочкой. А потом придешь ко мне и расскажешь все, что с тобой произойдет. Это будет твоя история! А я, – прибавила она, – расскажу тебе еще одну свою. Еще интереснее прежней.

– Расскажете? Обещаете?

– Обещаю. Пусть ведьма превратит меня в ящерицу, если не расскажу.

Доринда рассмеялась.

– Ну ладно. – Она тяжело вздохнула. – Наверное, надо идти. Но быть храброй нелегко – и хорошей тоже.

Она пошла к двери, потом обернулась и послала Камилле умоляющий взгляд.

– А если он все же захочет отправить меня в приют, вы поговорите с ним, чтобы он этого не делал?

– Обязательно поговорю.

Девочка с благодарностью улыбнулась Камилле, потом на секунду прикрыла глаза и, смирившись с неизбежностью предстоящего, исчезла в дверях.

– Только обязательно будьте тут, когда я вернусь! – донеслось до Камиллы уже из коридора.

«А где мне еще быть?» – с насмешкой подумала она и откинулась на подушки, удивляясь странному семейству, в которое ее занесло. Почему между графом и его родственниками такие напряженные отношения? По словам Доринды, оба брата тоже его боятся. Либо их легко напугать, либо ей еще не пришлось познакомиться с другой стороной характера графа. Тот человек, с которым она столкнулась вчера ночью, ничуть ее не испугал. Более того, она почувствовала, что за щегольской внешностью и невозмутимым видом прячутся усталость и боль. Если только опий, который ей дали ночью, не притупил ее чувства и не создал ложного впечатления, не способного выдержать дневного света.

Вскоре в комнату вошла бойкая горничная с волосами цвета спелой пшеницы. Она несла серебряный поднос, на котором разместились шоколад и бисквиты на фарфоровых тарелочках, маленький горшочек с джемом, мед и белая льняная салфетка. Камилла чуть было не рассмеялась от удовольствия. «Наверное, я вижу сон, – подумала она, когда почувствовала дразнящий аромат свежеиспеченных бисквитов, – и в любую минуту Гвиннет обольет меня ледяной водой да еще в придачу разобьет кувшин о мою голову».

– Прошу прощения, мисс. – Служанка присела в реверансе. – Люси и Ирэн скоро принесут воду для вашей ванны. Может быть, вам еще что-нибудь нужно?

Горничная произнесла эти слова вполне вежливо, ставя поднос на столик, но Камилла заметила, с каким любопытством девушка ее разглядывает.

– Тебя зовут Кейт, да? – Камилла склонила набок голову, а девушка кивнула и снова присела. – Скажи мне, Кейт, – тоном заговорщицы произнесла она, – что именно говорят обо мне внизу?

Карие глаза девушки округлились, на лице появилось настороженное выражение.

– Не уверена, что понимаю, мисс…

– О, не отвечай мне, дай я сама угадаю. – В глазах Камиллы плясали искры веселья. Она сделала глоток шоколада из чашки. – Смею предположить, одни говорят, что я близка к смерти и никогда не поправлюсь и проведу остаток своих дней здесь, пользуясь услугами сиделки и доктора.

Кейт открыла рот. Камилла усмехнулась и быстро продолжила:

– Другие говорят, что я отделалась легкой царапиной, и его сиятельство выставит меня вон сегодня же к вечеру. И уверена, существует множество других мнений, слишком абсурдных, чтобы их повторять.

Девушка смотрела на нее с таким изумлением, что Камилла не могла удержаться и расхохоталась. Кому как не ей, проработавшей не один год в таверне, знать, с какой быстротой распространяются сплетни среди слуг. Она понимала, что по Уэсткотт-Парку уже носятся рассказы о графе и девушке, которую он сбил на дороге. Слухи, сплетни, домыслы. Все это ее не должно касаться: через несколько дней она уедет из Англии. Но его сиятельство – дело другое. Он вел себя достойно и очень благородно после случая на дороге, и ей не хотелось, чтобы о нем ходила дурная молва.

– Возможно, ты хочешь узнать, как все было на самом деле, – заметила Камилла, понимая, что пусть даже правда не столь увлекательна, как некоторые из слухов, тем не менее, рассказывая ее другим, Кейт почувствует свою значительность и вырастет в глазах слуг Уэсткотт-Парка. Камилла с притворной небрежностью рассказала, как шла в полной темноте по дороге, слишком усталая, чтобы осознать грозящую опасность, и как мастерское владение вожжами его сиятельства чудом спасло ей жизнь, когда он налетел на нее в самый темный час ночи на огромной скорости. Она показала свою пострадавшую щиколотку, рискнула высказать предположение, что пробудет в доме не больше четырех-пяти дней, и упомянула, что очень благодарна его сиятельству за заботу.

Камилла ясно видела, что Кейт очень хочется спросить ее, что же она делала на дороге среди ночи, кто она такая и откуда явилась, но она не решилась расспрашивать гостью графа. Что совсем неплохо, с удовлетворением подумала Камилла, потому что она все равно не смогла бы дать вразумительных ответов на эти вопросы. Ни его сиятельству, ни этой приятной служанке, и вообще никому.

Ей пришлось, преодолевая неловкость и боль, забраться в мраморную ванну с помощью Кейт, Люси и Ирэн. Так чудесно было погрузиться в горячую, душистую воду, вымыть волосы хорошо пенящимся мылом, восхитительно пахнущим сиренью, расслабиться, нежась в огромной мраморной ванне. Она вытерлась досуха мягкими голубыми полотенцами, принесенными Люси, потом надела подобранное для нее миссис Уайет белье и серое батистовое платье с высоким воротом, которое некогда принадлежало, как ей сказали, гувернантке Доринды, уволенной графом за то, что она не справилась с девочкой.

– Она была примерно вашего роста, – заметила Кейт, оглядывая Камиллу с головы до ног, – только все лицо ее было в веснушках и зубы торчали вперед. И она громко визжала, эта гувернантка. Доринда ее ненавидела. Девочка подложила ей в постель паука, и эта идиотка разбудила воплями весь дом.

Камилла рассмеялась, и Кейт тоже.

– Когда граф велел ей укладывать вещи, она была вне себя, носилась взад-вперед и рыдала, а потом уехала, оставив часть своих платьев. Это одно из них. Не совсем похоже на бальное платье, мисс, но ведь вы и не собираетесь танцевать, правда?

– Боюсь, с больной щиколоткой мне это будет просто не под силу.

Камилла стояла, держась за спинку золоченого кресла, и изучала себя в зеркале, стоявшем на мраморном туалетном столике.