В юности Уэйн работал в казино и одновременно учился в Сорбонне, где получил отличный диплом по экономике. Затем Уэйн внезапно покинул Францию и переехал в Англию.

Дункан выяснил, что там он поступил на работу в ультраконсервативную фирму «Платтс», возглавляемую ныне покойным сэром Мортимером. Фирма занималась тем, что давала финансовые консультации английской аристократии. Чем ты богаче, тем чаще пользуешься услугами «Платтс». Но после смерти сэра Мортимера компания перешла не в руки его единственного сына Тоби Платта, а досталась Уэйну Д'Арвиллю.

Возможно, в этом не было ничего удивительного. С именем Тоби был связан крупный скандал, и отец не благоволил к нему. А Уэйн Д'Арвилль написал прекрасную книгу по современной экономике, которая многие годы пользовалась большим спросом. Ее автор был очевидным гением, которому удалось осуществить переворот в финансовой системе не только своей компании, но и во всем мире.

Это означало, что Уэйн Д'Арвилль, сын нациста, стал одним из самых богатых и могущественных людей в Англии. Дункана Уэйн не интересовал. Он не был мстительным и не считал, что сын должен отвечать за отца. Уэйну было всего четыре года, когда началась война. В чем можно его обвинить? Дети не выбирают своих родителей, они лишь пользуются тем, что имеется в их распоряжении.

Можно было даже сказать, что Сомервилл жалел этого человека. Но его очень заинтересовали события, имевшие место непосредственно перед отъездом Уэйна из Монте-Карло.

В другом документе медицинского свойства указывалось, что Мюллер теперь слеп. И несмотря на все усилия, Дункану не удалось обнаружить врача, который мог бы рассказать, почему Мюллер ослеп.

Самолет медленно пустел, остались только Дункан, Бен и еще три пассажира. На первый взгляд их группа была довольно странной.

Один из них был высоким стройным брюнетом, красивым как кинозвезда. Этакий итальянский принц-плейбой. Только стальной блеск его глаз подсказывал, что внешность обманчива. Второй походил на взъерошенного торговца. Короткие вьющиеся волосы и склонность потеть, отчего у него под мышками всегда были темные пятна. Он непрерывно жевал ириски и не расставался с синей сумкой. Третьего человека вообще было невозможно запомнить, потому что, куда бы ни пошел, он везде умудрялся сливаться с фоном. Средний рост, средняя комплекция, непонятного цвета волосы. Дункан иногда даже забывал о его присутствии.

Все они были преданы своему делу. Все потеряли родственников в лагерях. Все были израильтянами. Такую хорошую команду полезно иметь на своей стороне, когда борешься со злом. А Мюллер олицетворял зло…

— Ну, пора двигать. — Душевный голос Бена послужил им сигналом покинуть самолет с небольшими интервалами и смешаться с толпой в аэропорту. Они поодиночке должны были добраться до гостиницы, которая служила им сборным пунктом. Они никогда не рисковали.

Сомервилл взял такси, но успел заметить, что красавчик из их команды сел в автобус. Остальных он вообще не заметил.

Гостиница находилась в Каннах, причем в старой части города. Это был маленький семейный отель всего в пяти минутах ходьбы от порта. Дункан снял номер, еще в холле почувствовав запах еды.

Комната оказалась квадратной, прохладной, с одной кроватью, умывальником и большим шкафом. Он не стал распаковывать вещи, а подошел к окну и посмотрел на море, где маленький паром сновал между островами де Лерен, Святого Оноре и Святой Маргариты.

Он вздохнул, понимая, что намеренно пытается отвлечься от основного вопроса: если Маркус Д'Арвилль и в самом Вольфганг Мюллер, как вывезти его из Франции и доставить в Израиль, где он предстанет перед судом? Дункан знал: Бен, как и он сам, уверен, что Д'Арвилль — Мюллер, но все равно опасался. Не то чтобы он боялся приближаться к человеку, ответственному за гибель сотен людей, нет. Он боялся ошибиться, страшился, что преследует невиновного человека, к тому же слепого. Именно эта мысль постоянно донимала Дункана — что он может оказаться ответственным за суд над невинным человеком и его последующую казнь.

Услышав тихий стук в дверь, он быстро пересек комнату. А еще через пятнадцать минут в его номере собрались все четверо. Дункан так и не отвык восхищаться их точностью и оперативностью.

Бен и остальные молча наблюдали, как Сомервилл набрал шифр на кейсе, открыл его и достал документы. Они разложили их на кровати и принялись молча изучать. Там были и фотографии сгорбленного слепого старика, сделанные у казино.

— Удалось узнать, каким образом он ослеп? — спросил Дункан, зная, что Моссад тоже интересовался этим вопросом. Ведь если это произошло в результате какого-нибудь генетического заболевания, тогда он никак не мог быть Мюллером, поскольку в медицинской истории Мюллера не было обнаружено и следов каких-то наследственных нарушений. Но Д'Арвилль не был слеп, когда появился в Монте-Карло, это было установлено точно.

— Нет, — коротко ответил Бен. — Мы нашли врача, который лечил Д'Арвилля, но ни деньги, ни угрозы не заставили его заговорить. — Бен улыбнулся, заметив гримасу отвращения на лице американца, и подмигнул самому непрезентабельному члену их команды, который тоже подмигнул в ответ. — Здесь-то и кроется самое интересное, — медленно добавил он. Как и ожидалось, Дункан вопросительно взглянул на него.

— Почему? Врачи обязаны хранить врачебную тайну.

Бен улыбнулся, продемонстрировав крупные белые зубы. Наивность и доброта южного джентльмена успокаивающе действовали на его мятежную душу. Он положил руку на плечо Дункана и легонько сжал.

— Это означает, друг мой, что врач больше боится Д'Арвилля, чем меня. Почему бы, собственно, ему так бояться слепого владельца казино?

— Да… — только и промолвил Дункан, чувствуя, что свалял дурака.

Бен посильнее сжал его плечо, взял папку и углубился в чтение. История семьи выглядела неубедительно, слишком неубедительно. Когда он познакомился с последними находками, то окончательно уверился, что Д'Арвилль — тот, кого они ищут. Он взглянул на других членов группы и понял, что они того же мнения.

— Что теперь? — спросил Дункан.

— Разумеется, едем в Монако. Ты снял виллу?

Дункан утвердительно кивнул и протянул связку ключей.

— Прекрасно. А ты, друг мой, — Бен хлопнул Сомервилла мясистой пятерней по спине, — пойди и развлекись в его казино. Кто знает, может, ты выиграешь еще одно состояние плюс к тому, которое у тебя уже есть!


Дорога Корниш, ведущая к Монте-Карло, пользовалась дурной славой. Ее извилистый путь изобиловал крутыми поворотами и узкими местами над обрывами. Дункан радовался, что сидел между крупным Беном и красавчиком-плейбоем, глаза которого, как он уже успел заметить, не задерживались ни на чем дольше, чем на мгновение.

В двух милях от границы Монако напротив крутого обрыва был припаркован черный «ситроен» с тонированными стеклами. В нем нетерпеливо ждал Вольфганг Мюллер.

Его пальцы скрючило ревматизмом, они постоянно болели, но он уже почти перестал замечать боль. Он мог слышать крики чаек и далеко внизу грохот разбивающихся о скалы волн. Он ощущал запах моря и слышал равномерное дыхание Густава Ландро, француза, сотрудничавшего с немцами во время войны и с тех пор промышлявшего всякими случайными заработками.

— Когда, по словам Валдо, они уехали из гостиницы? — пролаял Мюллер, заставив сидящего рядом человека подпрыгнуть от неожиданности.

— Они скоро будут здесь, месье Д'Арвилль. Постарайтесь расслабиться.

— Я и так не волнуюсь, — соврал Вольфганг, заставляя себя сдержаться, что было весьма просто благодаря многолетней практике. За последние годы он сильно изменился. С той поры как ослеп.

Когда его подонок-сын ушел, Мюллер пролежал на полу кабинета, как ему показалось, несколько часов, страдая от дикой боли и в ужасе зажав ладонями изувеченные глаза. Потом приехал врач, сделал укол, и ему немного полегчало. Но когда он проснулся на следующее утро, его окружала все та же жуткая тьма.

Он несколько месяцев не выходил из своей роскошной виллы, в таком был подавленном состоянии. Даже телефонный звонок будущему тестю своего сына, богатому аристократу и владельцу виноградников, не принес облегчения. Разумеется, драгоценная возлюбленная Уэйна тут же его бросила, но Мюллер понимал, что это не остановит его мерзкого отпрыска. Так и вышло. Этот пособник дьявола быстренько уехал в Англию, где отец не мог его достать.

Но прошло время, и Вольфганг Мюллер заставил себя вырваться из объятий живой смерти. Он не мог видеть, но оставшиеся у него органы чувств необыкновенно обострились. Он теперь слышал то, чего не слышали другие, мог определить запах так, как не мог никто другой. Свое главное удовольствие он получал от еды, поэтому в его кухне трудились сразу три повара.

— Жан подал сигнал! — Неожиданный возглас попутчика отвлек Вольфганга от его мыслей, он замер, и на тонких бескровных губах появилась улыбка удовлетворения.

Моссад. Неужели они думали, что могут вместе со своим американским приспешником без его ведома копаться в его прошлом? Придурки! А вот фатерланд, его отечество умело производить на свет людей, способных подняться на самый верх, действительно доказать, что они — сливки человеческой расы.

Он услышал шум более мощного мотора за своей спиной и удовлетворенно перевел дыхание.

— Ты уверен, что с водителем грузовика все в порядке с юридической точки зрения? — спросил он уже во второй раз.

— Абсолютно. Жан — герой Сопротивления. Никто не заподозрит ни его, ни то, что несчастный случай был подстроен.

— Уж лучше ему быть святым, — проворчал Вольфганг. — Тогда бы они занимались им до скончания века. Грузовик такой, как я заказал? — резко спросил он.

— Да, месье. Мы обошли пятьдесят фирм, пока нашли подходящий по своей металлической конструкции. И отказ тормозов будет вполне объяснимым, потому что, если бы вы могли увидеть ту груду ржавого металла, за рулем которой сидит Жан, — Вольфганг лишь пожал плечами, — вы бы не беспокоились. В таких делах Жану равных нет.

Грузовик уехал. Вольфганг кивнул и поудобнее устроился на сиденье. Кости брошены. А он верил в свою удачу…

— Опусти стекло, Бен, — попросил Дункан, — становится душно.

Бен послушался и с удовольствием вдохнул свежий воздух.

— Да, Господь ведал, что творил, когда создавал Землю. Только понюхайте этот воздух!

Машину вел потрепанный торговец, на коленях которого все еще лежала синяя сумка. Дункан наклонился, чтобы поскорее разглядеть Монте-Карло, и жалея, что приходится ехать туда при таких обстоятельствах.

— С чего мы начнем, когда? — спросил он и удивленно замолчал, потому что водитель принялся что-то визгливо кричать на идише.

Он ощутил, как напрягся сидящий рядом Бен, а в следующее мгновение его глаза расширились от страха, потому что из-за поворота прямо на них выскочил груженный фруктами грузовик. Торговец крутанул руль, стараясь избежать столкновения, но было уже поздно.

Дункан почувствовал, как сжалось от страха горло при визге тормозов и воздух наполнил едкий запах жженой резины. Он вскрикнул, когда машина ударилась о скалу, потом в немом ужасе схватил Бена за колено. Машину бросило на другую сторону дороги, к жиденькому парапету. Он услышал, как красавец начал читать молитву на иврите, а машина тем временем сбила барьер, на секунду задержалась на краю и рухнула вниз, в бездну.

Дункан ощущал весь ужас падения и со стоном закрыл глаза. Перед ударом о землю он почувствовал, как огромная теплая рука Бена сжала его руку…

Вольфганг Мюллер прислушивался к звукам и классифицировал их в уме: визг тормозов, скрежет металла, внезапная тишина, последний стон умирающей машины… или умирающих людей.

Он медленно кивнул.

— Хорошая работа. Мы обещали ему сто тысяч франков, верно?


Далеко от Монте-Карло, в психиатрической больнице в Англии, доктор Себастьян Тил принимал свою последнюю пациентку.

Девушка выглядела такой молоденькой. На вид не больше пятнадцати, хотя на самом деле ей было за двадцать. Годы анорексии оставили от нее лишь кожу да кости. Она села и принялась вертеть рукой, на которой не хватало нескольких пальцев, прядь длинных тусклых волос.

Она уже много раз делала попытки себя изуродовать.

Себастьян улыбнулся ей. Девушка улыбнулась в ответ.

— Здравствуйте, доктор Тил, — нервно, но весело произнесла она. Хотя она ненавидела разговоры с врачами, Себастьяна она обожала. Он был самым лучшим ее другом во всем мире.

Себастьян встал, подошел поближе и уселся на край стола, внимательно наблюдая за возможными признаками беспокойства. Но, к своему удовлетворению, таковых не обнаружил. Такие больные, как Селена, обычно реагировали на физическую близость, как на угрозу.