Проведя рукой по волосам, он ощутил боль в плече, а потом и в раненом бедре. Это всегда будет напоминать ему о том, откуда он вернулся. Это его проклятие, и он сам должен нести свой крест.

Себастьян снова вернулся на своё место, и устало опустился на мягкий диван. Затем резко полез в карман, достал горстку миндаля и отправил пару зернышек в рот. Когда начинались приступы, он поглощал миндаль, и это унимало боль в ранах. Так ему сказал старик, который нашёл его на поле боя, под телами других офицеров, привез к себе домой и вместе со своей женой буквально вырвал из лап смерти. Себастьян не знал, как отблагодарить этих людей, ведь только благодаря им он снова мог видеть Вики. Видеть солнце.

Целую неделю после ранения Себастьян пребывал в бреду, терзаемый агонией от боли в ранах. И однажды, когда он понял, что не вынесет больше и приказал старику прекратить его мучения, он вдруг услышал чей-то голос, далекий, но такой родной, что перехватило дыхание.

“Что бы ты ни делал, Себа, ты должен вернуться ко мне, к нашему валуну. Обязательно!”

Так однажды сказала ему Вики, когда он провёл в церкви после службы дольше времени, чем обычно, прежде чем пойти к ней. Она ушла задолго до того, как викарий Хауэлл закончил читать наставления. А когда Себастьян нашёл Вики у валуна, она нацарапала эти слова на их камне своей детской ручкой, чтобы он больше никогда не забывал приходить туда, где было его место. Где была она.

И Себастьян понял, что должен непременно вернуться к валуну. К ней.

Зная, что совсем скоро боль усилится до такой степени, что он не сможет ходить, Себастьян встал и побрёл к себе в комнату. В доме было тихо. Все давно легли спать. Это радовало, потому что он не хотел никого видеть, ни с кем не желал разговаривать. Потому что непременно посыплются вопросы, а он не был готов ответить на них. Он не был готов вернуться к жизни.

К тому же миндалины быстро закончились, а у него в комнате была большая ваза с этими косточками. Которые утолят его голод. Он жевал их с тех пор, как впервые попробовал. Они унимали не только боль в голове, но и странным образом отвлекали и успокаивали. Звук хрустящих миндалин напоминал ему о том, что он до си пор жив.

Войдя в свою комнату, он тихо прикрыл дверь и направился к столу, где лежала ваза.

И его Библия.

Отплывая из Англии на войну, он взял с собой всего две вещи. Свою Библию, с которой никогда не мог расстаться. И…

В тот первый вечер, когда он спустился в свою каюту, Себастьян взял в руки Библию и развернул кожаный переплет. Внутри лежало то, за что потом он чуть не отдал жизнь.

Он был офицером, не знающим страха. Он безрассудно бросался под пули врага, мечтая поскореё прекратить агонию в груди. Но он почему-то не умирал, или получал незначительные раны. Другие солдаты стали побаиваться его. Он сам себя иногда боялся, понимая, что нигде в мире он не найдёт покоя. И однажды в очередном бою, когда враг выбил его из седла, из его кармана выпала Библия. Пока Себастьян приходил в себя, лихорадочно пытаясь дотянуться до заветной книги, враг понял, что завладел ценным трофеём и решил отобрать у него Библию. Себастьян озверел, не мысля жизни без этой книги. Вскочив на ноги, он хотел отшвырнуть противника и успел выхватить книгу из его рук, когда кто-то вонзил острый кинжал ему в прямо грудь. Упав на землю, он вздохнул с облегчением, зная, что вернул себе свою драгоценность. Он выжил в тот раз, как впрочем, и всегда. Кинжал прошел всего в сантиметре от его сердца.

Господи, ничто в мире не могло пронзить его сердце!

Но однажды кое-что проткнуло его насквозь.

Произошло это в той же каюте, в которой он уплывал из дома. Когда остался один и развернул Библию. Тогда Себастьян вдруг почувствовал, как сдавливает горло, как немеют пальцы рук и ног. Голова стала кружиться, а потом он обнаружил, что щиплет в глазах. Такое происходило с ним впервые. И не выдержав больше, он застонал и глухо молвил, впервые произнес то, что не говорил никому, даже себе.

-Я люблю тебя, Вики! Господи, я до безумия люблю тебя.

Он даже сам еле различил свои слова, но они заставили его содрогнуться от мучительного спазма, который перехватил горло, а потом сжал все его тело в холодном плену.

Вот и теперь Себастьян осторожно взял Библию, развернул кожаный переплёт и увидел маленький лоскуток льняного платка. Весь продырявленный от многочисленных неуклюжих стирок, посеревший от времени, но до боли дорогой платок. Платок, который повязала ему на руку Вики много лет назад на импровизированных рыцарских турнирах.

Это была единственная вещь, которая связывала его с ней. Это было то, что напоминало ему о ней. В этом платке заключалась вся его жизнь. Он носил его в самой священной для себя книге, понимая, что эти две вещи подпитывают его, пока он далеко от дома. Далеко от неё.

И когда, очнувшись, он лежал в домике старика, и смотрел на платок с вышитыми на нем тремя буквами, её инициалами, Себастьян понял, что должен вернуться к ней. Он не мог умереть, не повидав её, не заглянув в обожаемы глаза. Даже если она забыла о нём.

Он не писал домой ни единого письма, чтобы не получить в ответ послания о том, что возможно Вики вышла замуж. Она была прекрасна, так красиво, что захватывало дух. Она была умна, тактична, проницательна и так безмерно добра, что любой мужчина был бы счастлив видеть её своей спутницей. Он вернулся к ней, даже не зная, замужем она, потеряна ли для него навсегда или нет.

Он просто хотел ещё раз увидеть её. Даже если она уже познала другого мужчину.

Дрожащими пальцами взяв заветный платок, Себастьян приподнял его, а потом зарылся лицом в мягкую материю, ощущая сверлящую боль в груди. Он знал, что она совсем недалека от него, но в то же время далека, как ночная звезда.

Почему-то в столь мрачное для себя время, он вдруг вспомнил далёкий день из прошлого, когда стал гоняться на пляже за бабочками, которые так понравились Вики. Она хотела рассмотреть их вблизи, а они так быстро улетали от неё. И тогда Себастьян решил поймать их для Вики. Он принес на пляж все баночки, какие только смог найти, и в каждой поместил по хрупкой бабочке, сохранив им жизни. Чтобы Вики смогла, наконец, разглядеть каждую из них. С присущим ей заразительным восторгом она обходила каждую баночку, подзывая его делать то же самое. Но он не смотрел на бабочек. Себастьян смотрел на Вики, и с каждой её улыбкой его жизнь наполнялась смыслом и значимостью. В тот день она была счастлива, и грудь его переполняли острые чувства от сознания того, что он сам сделал её счастливой.

Это был последний раз, когда он видел её счастливой.

Теперь жизнь так сильно потрепала его, что он боялся остаться без Вики. На этот случай он всегда хранил возле своего сердца Библию и платок. И пулю.

И чувствуя, как сердце сжимается в груди, понимая, что не в силах больше сдерживать боль, Себастьян с мукой прошептал:

- Вики.

***

Вздрогнув, Тори присела на постели, оглядываю темную, пустую спальню. Ей показалось, что кто-то позвал её. Она точно слышала, как кто-то произнес её имя.

Прошептал “Вики”.

Тори вдруг замерла, поняв, что никто не называл её так. Кроме Себастьяна.

Рухнув снова на подушки, она зажмурилась, пытаясь помешать слезам выкатиться из глаз. Она начинала сходить с ума. Ей уже мерещился его голос. Она знала, что он совсем близко от неё. Он рядом, но она не видела его с тех пор, как он появился у неё на крыльце. Почти как в первый день приезда в Клифтон. Две недели она сторонилась входной двери, боясь даже выйти во двор. Потому что боялась увидеть его. Она была так виновата перед ним. Чувство вины заставляло её задыхаться, и Тори боялась, что в свете всех произошедших за эти годы событий он приехал, чтобы прилюдно отвергнуть её. В последний раз разбить ей сердце в наказание за то, что она послала его в ад, где он чуть было не погиб.

Что с ней станется, если он действительно откажется от неё?

Что ей делать тогда?

И выдержит ли её кровоточащеё сердце этого, последнего удара?


Глава 6


Себастьян натягивал ремень своего коня, когда в конюшню вошла его мать. При появлении графини конюхи поспешно удалились, оставив мать и сына наедине.

- Вот ты где, дорогой, - проговорила Айрис, глядя на своего угрюмого сына. Казалось, Себастьян даже не расслышал её, предпочитая игнорировать до тех пор, пока она не пожелает уйти, но он просчитался, если решил, что так легко может отделаться от неё. Айрис намеревалась поговорить с ним, чего бы это ей ни стоило. Сделав шаг вперед, она снова заговорила: - Прошло две недели с тех пор, как ты вернулся, а я видела тебя всего пару раз. Почему ты прячешься?

Себастьян вздрогнул от её вопроса. Как он мог объяснить, что не желает ни с кем разговаривать, не желает никого видеть? Да и о чем он мог говорить?

- Что тебе нужно, мама? - прямо спросил он, не желая быть загнанным в словесную ловушку. Он хотел поскореё уйти отсюда. В последнеё время ему было невыносимо тяжело находиться в помещёнии с кем-то другим.

- Почему ты избегаешь всех нас? - очень мягко осведомилась его мать, стараясь не допустить в своем голосе ноток осуждения.

Он не ответил на её вопрос. Себастьян просто не знал, что сказать. Боже, кажется, он вообще разучился поддерживать разговор, даже просто разговаривать!

Глубоко вздохнув, графиня встала рядом с сыном, понимая, чувствуя, как тяжело ему приходится. Что на самом деле терзает его. Она слишком долго молчала об этом.

- Я благодарна небесам за то, что они сберегли тебя, и ты целый и невредимый вернулся домой, - с любовью сказала она, глядя на сына. - Но ты изменился. Я это вижу и чувствую. И очень хочу помочь тебе…

- Мне не нужна ни чья помощь! - жестко отрезал Себастьян, чувствуя, что задыхается от столь длительного разговора. Разговора, в котором его мать опасно близко подкралась к его кровоточащему сердцу. Он слишком резко натянул ремень, от чего Адам недовольно фыркнул.

- Я понимаю больше, чем ты думаешь, - настойчиво заявила графиня. - Я знаю, что тебе нужно.

Резко вскинув голову, Себастьян посмотрел в проницательные зелёные глаза матери, от взгляда которой, казалось, ничего не могло укрыться. Черт побери, он не мог допустить, чтобы хоть кто-то лез к нему в душу! И только он хотел возразить, как следующие слова матери просто огорошили его.

- Сколько ты ещё будешь прятаться от неё?

Графиня вдруг пожалела, что заговорила об этом, потому что в миг глаза сына потемнели от боли так, что стало страшно смотреть на него, будто бы она дотронулась до самой его мучительной раны раскаленной кочергой. С исказившимся лицом он прыгнул на спину своего коня и гневно прорычал:

- Отойди!

И едва графиня сделала шаг в сторону, как Себастьян пулей вылетел из конюшни, чуть не сбив с ног мать. Айрис смотрела ему в след, ощущая, как болезненно сжимается сердце. Она просто попыталась проговорить с ним об этом, не называя её имени, но даже это подействовало на него сокрушительно. Она не могла больше сидеть без действий и наблюдать, как её сын и эта глупая девочка доводят себя, мучая друг друга невысказанными словами. Айрис обязана была сделать хоть что-то. Она слишком долго позволяла им играть своей судьбой, поэтому очередной катастрофы больше не допустит.

Айрис решительно зашагала в дом и написала записку Джулии, тете Тори, назначая подруге тайную встречу.

***

Бешеная скачка немного успокоила Себастьяна, но это не помогло избавиться от боли. Везде, куда бы только не смотрели его глаза, он видел свое прошлое. Поэтому было невероятно тяжело находиться там, где каждое дерево, каждая травинка, каждая песчинка напоминали ему о ней. Он никак не мог игнорировать всё это. И Себастьян вдруг с отчетливой ясностью понял, что никогда не сможет обрести покой, пока будет жить здесь. Он должен хоть что-то сделать с этим. Как-то прекратить эту агонию, в которой пребывал. Он должен уехать отсюда, иначе просто сойдет с ума.

Решив отдаться на милость Адаму, своему верному коню, и позволив ему самому выбрать свой путь, Себастьян отпустил вожжи и закрыл глаза. Он был изнурён борьбой с собой и своим прошлым, и чувствовал такое истощение, такой упадок сил, что, казалось, уже дошёл до крайней точки. Он хотел передышки, хотел немного отвлечься от всего. Но каково же было его изумление, когда Себастьян обнаружил, что Адам вывел его на пляж.

Шум волн вызвал в нем неподдельный ужас. Себастьян вздрогнул и открыл глаза. Больше всего на свете он боялся оказаться именно в этом месте. Недалеко от валуна. Их валуна, в котором заключались самые опасные, самые яркие и самые болезненные воспоминания. Себастьян резко выпрямился в седле и застыл, когда его взгляд остановился на памятном для него камне серого цвета, обросшего сзади дикой травой.