В этот момент Себастьян почему-то поверил, что сможет обрести покой. Когда-нибудь он сможет так же обрести её. До этого мгновения он никогда не думал, что способен надеётся, но объятия Вики творили с ним невероятные вещи. Надежда, которую он никогда не знал, неуверенным толчком пробудилась у него в груди. Словно только рядом с Вики он мог понять жизнь. И самого себя.

Момент был настолько хрупким и значительным, что Себастьян полностью погрузился в него. Он хотел думать только о Вики. Чувствовать только её мягкое, податливое тело, её тепло и запах. И внезапно понял, насколько никчемны его мысли об отъезде. Он ни за что не сможет оставить её и уехать отсюда. Ни за что не сможет жить без неё. Ведь она была его судьбой. И видит Бог, он хотел этого больше всего на свете!

Немного придя в себя и глубоко вздохнув, Себастьян открыл глаза и поднял голову. Они стояли посередине дороги совершенно одни. Вся компания видимо ушла в Клифтон-холл, чтобы подготовить родных Вики к их приходу. Он должен было отнести её домой, где о ней позаботятся, где излечат её раны. И где ему предстояло оставить её, а самому вернуться в свой пустой и холодный дом. Как бы ни было мучительно думать об этом, сейчас он должен был отодвинуть в сторону все свои чувства ради Вики. И он медленно зашагал к Клифтону, держа в руках самый бесценный дар мира.

Так, молча, они и добрались до Клифтон-холла, где все уже в жгучем ожидании наблюдали, как Себастьян на руках несёт к дому Тори. Вот только ни Себастьян, ни тем болеё Тори ничего этого не замечали, полностью погруженные в свои переживания.

Успокоившись настолько, что перестала плакать, Тори ощутила в груди пустоту. Раньше за этим непременно следовал холод, от которого дрожали даже кости. Но на тот раз рядом был Себастьян. И он обнимал её так крепко, что согрел своим теплом. Тори вдруг обнаружила, как нечто холодное и черное уползает у неё из груди и освобождает её сердце от чего-то очень тяжелого. На неё вдруг снизошёл необычайный покой. И это было не жуткое оцепенение. Это был именно покой. Коего она не знала так давно.

Чуть ослабив объятия, Тори сделала глубокий вдох и тут же почувствовала его до боли знакомый запах. Густой аромат миндаля и свежих трав. Она помнила этот запах так хорошо, что ощутила дрожь во всем теле. И сладкую тоску в груди. Тори отчаянно захотелось посмотреть на него. И приподняв голову, она утонула в теплых изумрудных глазах, которые смотрели прямо на неё.

- Как ты себя чувствуешь?

Его голос прозвучал хрипло и тихо. И заставил её вздрогнуть до самых пальчиков ног.

- Я.. мне уже лучше. - Покраснев, она снова опустила голову ему на плечо. Господи, она до сих пор не могла в полной мере поверить в то, что находится у него на руках! - Прости, - неожиданно пролепетала она виновато.

Себастьян даже остановился от её слов.

- Что? - Он удивленно взглянул на её румяное лицо. - Что за глупости ты говоришь? Мне не за что тебя прощать.

- Но всё вышло так… глупо. И я промочила тебе рубашку.

- Даже не думай об этом! И, к тому же, моя рубашка самое последнеё, о чём я в состоянии думать.

“О чём ты думаешь в первую очередь?” - хотелось спросить Тори, но она не посмела. Она боялась нарушить то хрупкое единение, которое окутало их обоих.

Сделав пару шагов в молчании, Себастьян вдруг тихо заметил:

- Я и не знал, что у Шона есть пёс.

Тори уцепилась за возможность поговорить с ним хоть о чём-то.

- Да, - кивнула она. - Бонни был подарком твоего брата на трехлетие Шона.

- Бонни, - фыркнул он. - Какое ужасное имя они ему дали. Не могли придумать ничего интереснеё?

Тори не сразу поняла, о чём он говорит. Но когда до неё дошёл истинный смысл его слов, она вздрогнула и резко вскинула голову. Бонни, так в шутку называли Наполеона. Наполеон проиграл в сражении при Ватерлоо. В том самом, в котором участвовал и Себастьян. Девушка замерла, словно её вернули в холодную, совсем другую реальность. Он заговорил о войне, и ей до безумия захотелось спросить, как он пережил всё это. Как выжил? Как ему удалось вернуться? Но она не успела произнести и слово, потому что их внезапно окружили обитатели Клифтона. К ним подбежала запыхавшаяся тетя Джулия и взволнованно спросила:

- Господи, Тори, что с тобой произошло, девочка моя?

Джулия была больше потрясена тем, что видит племянницу на руках этого сурового мужчины, нежели от новости о том, что та упала. И Себастьян с такой щемящей нежностью смотрел на Тори, что невольно сжалось сердце.

Тори болезненно вздрогнула и повернула голову к тете. Ей было невыносимо тяжело возвращаться в настоящеё, потому что все её мысли были о прошлом. Прошлое, которое невозможно было исправить, но которое нужно было хоть как-то сгладить.

- Я… я упала, - тихо ответила она, вдруг густо покраснев от того, что все видят её на руках Себастьяна.

- Как ты себя чувствуешь?

В голове всё смешалось, и Тори вдруг снова сникла, понимая, что совсем скоро она вновь окажется одна. Без объятий Себастьяна. И наклонив голову, она честно призналась:

- Не знаю.

Джулия выпрямилась, собравшись с мыслями. Нужно было действовать очень осторожно и тактично, чтобы не выдать своих чувств.

- Идёмте в дом. - Когда они вошли в дом и направились в гостиную, Джулия указала на диван и сказала, глядя на Себастьяна: - Посадите её сюда. Амелия сказала, что ты ушибла ногу. Алекс немедленно приготовит мазь или компресс, который поможет тебе. Да, Алекс?

- Конечно, тетя, - кивнула Алекс, стоя рядом с подругой. Она даже не сдвинулась с места, потрясенно глядя на этих двоих, видя эмоции, которые отражались на их, казалось бы, замкнутых лицах.

Себастьян подошёл к дивану и вдруг замер, с ужасом понимая, что ему предстоит отпустить Вики. Что совсем скоро он перестанет ощущать её тепло. Перестанет ощущать саму жизнь. Внутри всё восстало против этого. Он не был готов к этому, не мог, не знал, как отпустить её. Он крепче обнял её и взглянул в потемневшие серебристые глаза. И задохнулся, когда её подрагивающие губы глухо вымолвили:

- Себа…

Она просила его не делать этого!

Она теснеё прижалась к нему, призывая его не отпускать себя!

Тори вдруг ощутила давящую боль в груди, боль, не похожую на прежние переживания. На этот раз она по-настоящему не могла отпустить его и была готова отдать за это всё, что попросит жизнь. Она видела, как пелена страданий застилает его глаза, видела, что он никак не может решиться на это, и мысленно умоляла его оставить всё как есть.

Но снова жестокая реальность вторглась в их мир. Джулия подошла к ним и попросила ставшим вдруг хриплым голосом:

- Опустите её на диван, Себастьян.

Себастьян напрягся так, словно на него рушились все стены мира. Он дышал тяжело и с трудом. Сердце стало стучать быстреё в преддверии страшного мгновения. Он никак не мог заставить отпустить себя её, но всё же одеревеневшая спина нагнулась, и он бережно посадил её на диван. Когда же медленно, словно в каком-то ужасном сне, стал отнимать от неё руки, Себастьян услышал её горький всхлип. Этот звук сотворил с ним нечто невероятное. Он был на тоненькой грани, на волосок от того, чтобы снова сгрести её в свои объятия и унести далеко-далеко. На секунду он закрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание, пытаясь свыкнуться с мыслью о том, что она больше не у его груди. А потом медленно выпрямился, сдавленный тяжестью вселенной, и, не замечая никого, отошёл к окну.

Тори вдруг ощутила такой пронзительный холод, что невольно застучали зубы. Она сжала ладони, которыми недавно обнимала его, и опустила голову, успокаивая плачущеё сердце. Боль в ноге и спине тут же набросились на неё в столь уязвимый для неё момент, и Тори с ужасом поняла, что готова снова заплакать. Она не видела, как Алекс подошла и стала ощупывать опухшую лодыжку. Она не слышала, что ей говорили, а только тупо кивала. Всем существом она чувствовала его присутствие, жаждала снова оказаться с ним рядом. Но рай закончился, и глупо было надеяться, что когда он обнимет её, все образумится.

В её жизни ничего не могло измениться.

- Ты сможешь встать? - раздался голос Алекс. - Будет лучше, если ты полежишь у себя и дашь ноге отдохнуть, а я как раз сделаю травяной компресс.

Тори медленно сглотнула и подняла голову. И тут же увидела Себастьяна. До этого она и не замечала, как просто он одет. На нем были черные бриджи, высокие сапоги и простая льняная белая рубашка, которая оттеняла его загар. Но простота эта подчеркивала его внутреннюю силу, то, что не смог бы увидеть никто другой. И он был красив той загадочной красотой, которую могла разглядеть за его мрачностью только она.

Было бы так просто встать и подойти к нему. Ведь он был всего в нескольких шагах от неё. Но их разделяло так много! Внезапно Себастьян медленно обернулся. И их взгляды встретились. И неожиданно Тори заметила белую полоску шрама на его левом виске. Шрам от сабли, или ножа. Шрам, полученный на войне, куда она сама отправила его.

Тори вдруг застыла, с мукой думая о том, сколько ещё шрамов он заработал по её вине. Что с ним сделали её безрассудство и глупость. Господи, да он чуть было не погиб только потому, что она как выжившая из ума идиотка посмела заявить, что лучше бы он стал военным! Чувство вины так сильно и внезапно нахлынули на неё, что она вдруг побелела как полотно и стала задыхаться.

Алекс с ужасом схватила сестру за руку.

- Боже, Тори, что с тобой? Тебе нехорошо?

Себастьян не мог поверить своим глазам. Он был уверен, что она заметила его шрам на виске. И это так сильно потрясло её, вызвало такое отвращение, что она готова была упасть в обморок. Боже, он знал, что будет противен ей, но даже не предполагал, как ему будет тяжело увидеть это собственными глазами. Это потрясло его до глубины души. И если минуту назад он верил, что нужен ей, потому что она прижималась к нему так, словно не могла жить без него, то теперь готова была бежать от него, как от чумы. Он так сильно боялся этого мига. Боялся той боли, которую непременно ощутит. И не зря боялся, потому что вид бледной Тори, которой стало плохо при виде лишь одного его шрама, этой ужасной летописи его жизни, сокрушил и ожесточил его. Он с трудом удерживался от того, чтобы не совершить что-нибудь ужасное.

- Я… - прошептала Тори, холодея ещё большё от того, что видела. Лицо Себастьяна вдруг потемнело так, что ей стало даже страшно. Она видела его таким только один раз, пять лет назад возле конюшни. Где он оставил её. Минуту назад он не мог отпустить её, а теперь выглядел так, словно готов был убить её. И ведь она понимала его. Это она заставила его пройти через немыслимые страдания, а он даже не догадывался, как при этом было плохо ей. Она была виновата перед ним, и не было ей прощения. Он никогда не простит её. Никогда. Эта мысль окончательно довела её. Собрав остатки своих сил, она оперлась на руку Алекс и дрожащим голосом попросила: - Отведи меня в мою комнату, прошу…

Ему было невыносимо видеть, как она прикладывает нечеловеческие усилия для того, чтобы убежать от него. Сжав руку в кулак, он подождал, пока она уйдет, а потом сам зашагал к двери гостиной, а затем и парадной, мечтая поскореё исчезнуть отсюда. Из дома, где много лет назад встретил её. Его лицо исказилось, а сердце замерло в груди.

Какой же он идиот, если посмел поверить в то, что нужен ей. Ей никогда не был нужен глупый зануда. И видимо она всю жизнь именно таким и будет считать его. Не смотря ни на что.

***

Себастьян вошёл в библиотеку и направился к буфету, где отец хранил крепкие спиртные напитки, но, плеснув в бокал густое бренди, он понял, что не сможет сделать ни единого глотка, потому что не переносил алкоголь. И сжав зубы, он гневно швырнул бокал в стену, а потом обессилено опустил руки на деревянную стойку и склонил голову, тяжело дыша. За окном уже давно стемнело, но он этого не замечал, нещадно гоняя Адама после того, как покинул Клифтон-холл. Он пытался хоть как-то умерить свой гнев, хоть как-то утихомирить свою боль, но ничего не выходило. Казалось, кто-то решил подшутить над ним и с удовольствием подкидывал сухих дров в огонь, на котором он жарился.

Неожиданно открылась дверь и в комнату вошла взволнованная графиня.

- Себастьян, что здесь происходит?

Меньше всего на свете он хотел видеть сейчас свою мать.

- Уходи!

Его гневный рык сотряс всю комнату, но Айрис даже не вздрогнула, уже зная во всех подробностях о дневном происшествии.

- Я могу уйти, но это ничего не изменит.

Себастьян снова зарычал, а потом опустошенно вздохнул. Внезапно весь его гнев, вся боль разом покинули его, оставив ни с чем, и он на самом деле понял, что ничего не изменится. Что бы ни произошло, что бы он ни делал, это ничего не изменит.